Скорпион

– Милькина, говоришь? Эта сучья ментовка может испортить воздух. И портит.

– Тогда вообще зачем взяли её внука?

– У него на лбу намарано, что внучек?
– с раздражением проговорил Петренко и, маясь, признался в том, что отношения между ментами и контрразведчиками далеки от идеальных.
– Война местного значения, вздохнул.
– Ты пока не встревай, Вячеслав Иванович, держи нейтралитет.

– Держу, - сказал правду.
– И хочу только помочь своим.

– Ну валяй, репей, - обреченно отмахнулся полковник.

Я доложил свое понимание последних событий, а точнее о том, что имеются серьезные подозрения об устранении гражданки Шкурко, которую, как я уже выяснил, в городе не встречали почти уже сутки: ни хозяйка сдаваемой квартиры, где проживал Суховей с молодой любовницей, ни мать потерпевшей...

– Загуляла молодая где-то?

– Степан Викторович, такие гуляют - небесам тошно.

– Всех проверил, значит?

– Так точно.

– Вот такая вот история, - задумался полковник.
– Все бы ничего, да Татарчук в ней каким-то припеком, - и решился.
– Ну хорошо, - и вызвал капитана Черныха, от коего тянуло забористым перегаром самогона, настенного, по-видимому, на моче местного молочного поросенка.

– Ты, Евгений, закусывай, - поморщился полковник.
– Не люблю я этого дела, знаешь.

– Так это... день рождения тещи, - признался офицер, стараясь дышать в открытое окно, где плескался васильковый лоскут моря.

– Так у вас же война ни на живот, насмерть?
– удивился Петренко.

– Степан Викторович, у нас перемирие на этот день, - развел руками любящий "сын".

Я передернул плечами: черт знает что; если агент ЦРУ слушает наш столь содержательный разговор, точно решит, что готовится заговор против его горячо любимой и чрезмерно патриотической родины.

Наконец полковник перешел к сути проблемы: у капитана Синельникова есть версия последних трагических событий, ему нужно помочь машиной и людьми. Узнав в чем дело, тещин любимчик крепко задумался:

– Без армии тридцать км. по горам будем ходить три дня. А у них вертушка?

– Ну и организуй полет, Евгений, - поморщился полковник.
– Ты это умеешь делать, массовик-затейник. Пикнички там всякие на лоне природе.

– Без горючки армия не полетит, - капитан выразительно щелкнул себя по плохо выбритой шее.
– Степан Викторович, ну вы же знаете?

– Обратись к Чубчикову, - страдал начальник отдела по борьбе с организованной преступностью.

– Так он не даст, - и посчитал нужным сообщить мне.
– Известный наш жмотюк.

– Черных, ты это... поаккуратнее с характеристиками, - предупредил Петренко.
– Сам знаешь: городской бюджет трещит по швам.

– И не только городской, - посчитал нужным уточнить вольнолюбивый офицер.

– Идите-идите с глаз моих, - огорчился начальник.
– Я Чубчикову позвоню.

– Я же для дела, Степан Викторович, - каялся капитан, выходя вместе со мной из кабинета. И объяснился в коридоре.
– А я что? Знаешь, не подмажешь, не взлетишь. А ежели официально, в сто раз дороже, я тебе толкую.

– М-да, - только и молвил я.

Не хотелось говорить ничего - нищета и позор. Власть, относящаяся подобным образом к службам безопасности, обречена, мать её так! И не будем больше об этом.

Через два часа ножи лопастей армейского МИ-24 разрезали воздух и пятнистая дребезжащая машина начала подъем. Я с облегчением перевел дух. Предшествующие этому события меня несколько утомили своими мелкими местечковыми страстями. Поначалу мы искали по всему городу подполковника Чубчикова, отвечающего за материально-хозяйственную часть областной Конторы. Тот был неуловим, как никому не нужный ковбой Джо в кактусовых прериях. Обнаружив хозяйственника в банке "Олимпийский", капитан насел на него, как медведь на козу.

– С ящика не взлетят, - утверждал один.
– С двух взлетят, а с одного нет, я тебе толкую!

– Еще как взлетят, - отбивался завхоз.
– И с одного ящика.

Со стороны происходящее казалось концентрированной галиматьей, если не знать, что спор происходит вокруг ящиков водки. В конце концов полемисты пришли к общему знаменателю: полтора ящика.

– Ну вы, ребята, весело живете, - заметил я, когда мы на казенном джипе покатили в городское сельпо за горюче-смазочным материалом.

– Живем, хлеб жуем, - отвечала группа поиска из четырех человек.
– И водочку пьем.

У меня возникло впечатление, что мы отправляемся не на поиски возможного трупа, а на пикничек на лоне природы, повторю за начальником отдела по борьбе с организованной преступностью. Хотя не осуждаю - у каждого свои маленькие радости.

По прибытию на военный аэродром наш массовик-затейник убыл в штабную, как он выразился, землянку. Туда он отправился с двумя бутылками родной, а через четверть часа прибыл с заикающимся полковником Соколовым и двумя инертными вертолетчиками.

– Ну что, че-чекисты, взлетим, со-соколами, - сказал командир авиаторов.
– Если еп-пкнемся, я не виноват.

Все его прекрасно поняли - перспективы ждали нас самые радужные. И тем не менее наша группа загрузилась в камуфляжное по цвету брюхо вертушки. И через минуту сонливый полуденный мир планеты уплыл из-под наших ног. Вид с болтающего шумного борта открывался великолепный: сияющее море плескалось в глубинной впадине, отороченной горными грядами и волнистыми лесными угодьями.

Когда МИ-24 медленно и низко поплыл над маршрутом бухта Янтарная перевал Дальний круг, группа, используя полевые бинокли приблизила поверхность. По гудронной шоссейной ленточке тянулись друг за другом малолитражные коробки, автобусы, грузовики. На обочинах и в ущельях вскрывались следы нашей варварской цивилизации: мусорные плешки вяли в камнях и кустарниках.

Мы пролетели по всему маршруту минут за сорок - без результата. И какой может быть результат, если достаточно заложить жертву камнями или кинуть в ельник.

– Промашка вышла, капитан, - кричал Черных.
– Садимся и культурно отдыхаем.

– Еще раз, - предложил я.
– Ящик за мной.

– Ну да?
– не поверили мне.
– У нас так не шутят, товарищ капитан.

Какие могут быть шутки, успокоил я коллег, вперед и ниже, и я держу слово. Видимо, перспективы активного отдыха вдохновили пилотов - вертолет припал к планете и, буквально разрубая кроны сосен, начал движение по маршруту.

Я чувствовал - прав; к сожалению, прав. В подобных случаях рад обмануться, но факты говорят сами за себя.