Скорпион

...
– Викочка? Вы ищите Викочку, - скрипел древний старик, похожий на птеродактиля, из своей комнатушки, когда я пришел по адресу.
– Хорошее дело, мы тоже ищем Викочку. Куда вы дели Викочку, убивцы?

– Не обращайте внимания, - говорила мать девушки.
– Это наш прадедушка, никак не помрет, черт старый.
– И пригласила на кухню.
– Тут удобно, наши спят все.
– Закурила.
– Чай-кофе будете?
– Я отказался. Женщина с увядшим орхидейным лицом глубоко затянулась: выпустила неустойчивые колечки дыма.
– А что до Виктории - девка она шалая, да мы с ней, как подружки, никаких секретов.

– Да?
– не поверил я.

– Никаких секретов?

Выяснилось, что мама Вики работает в детской комнате милиции, имеет, так сказать, определенный опыт в воспитании подрастающего поколения. Им не надо врать, сказала она, они все прекрасно, как звери, чувствуют. И воспитывала дочь именно в духе библейских заповедей: не лгать.

– Извините, - проговорил я.
– Такая личность, как Суховей вам, конечно, известна?

Женщина притушила окурок в пепельнице из цветного стеклопластика, взглянула на меня странным косящим взглядом, будто я её ударил, потом выдохнула:

– Я выпью водки? А вы?

Я отказался и попросил, если это возможно, принести фотоальбом. Мою просьбу выполнили. Я внимательно рассматривал глянцевые карточки и слушал исповедь матери, пытающейся суррогатным пойлом приглушить страх. Страх за жизнь дочери, внешность которой оказывается была мне знакома: именно её в белом платье, загорелую и веселую, я видел тогда в ресторане "Парус" - с Анастасией.

Счастливое детство, дедушки-бабушки, школа, после её окончания пытается поступить в областной институт культуры - неудачно, возвращается домой и... Женщина наливает ещё стопочку сивушной отрады, морщась, заглатывает ее:

– А здесь Суховей, - говорит с заметной брезгливостью.

– В каком смысле?
– не понимаю.

– В самом прямом. Суховей был моим гражданским мужем, - помолчала, словно решаясь к продолжению разговора. Ее когда-то красивое лицо от водки размякло и походило на физиономию печального циркового арлекина.

– Понятно, - сказал я.
– У него с вашей дочерью возникли, так сказать, отношения.

– Отношения, - фыркнула женщина и неверным кокетливым движением руки поправила прядь волос.
– Викторию я не могу судить, а вот его, - и сжала кулачки, - убила бы.

Я хотел сообщить, что теперь в этом нет необходимости: убивать. Промолчал, зачем говорить, если это уже не имеет никакого значения. Пока человек жив, он создает проблемы другим. А когда уходит в миры иные, никаких проблем для оставшихся.

... Проблемы были у тех, кто мотался в пятнистом монстре, тарахтящему механическую симфонию небу. От напряжения устали глаза - я смотрел через оптику в мелькающую карту земли и чувствовал: поиск будет завершен успешно. Если в подобных случаях можно так выразиться.

И когда из-под скалисто-наслоенных нагромождений у горной речушки выметнул лилейный клок материи и пропал, я прокричал:

– Стоп! Здесь вижу!

Вертолет пострекотал над скалами, потом нашел удобную для посадки поляну, поросшую индиговыми туями. Отойдя от канистровой вертолетной бочки, я почувствовал проникающий в кровь питательный кислород. Кустарники населяли мелодичные невидимые птахи. Стращая их шумом шагов и голосами, наша группа приблизилась к ущелью, где в камнях, полированных быстрой водой, колотилась безымянная речушка.

Я прилег животом на теплый валун и глянул вниз. Мертвая ломкая девушка была зажата в расщелине, точно в створках гигантской раковины. Над искалеченным телом, из которого лучились тростниковые кости, приплясывал рой мух с изумрудно-нефтяным отливом.

– Точно Шкурко, - проговорил капитан Черных.
– Вызывайте деревянок и труповозку.
– И напомнил мне.
– С тебя, капитан, ящик.

Я поднялся на ноги - расстояние до шоссейки метров двадцать. Тянуть тело через кусты в ночи? Странно? И я направился в сторону трассы, словно пытаясь найти ответ на этот простой вопрос.

– Эй, капитан?
– крикнул Черных в спину.
– Ты куда? Отдыхай - нехай Деревянко и его деревянки отрабатывают хлебушек. А мы сейчас тут пикничек...

Мне нравятся люди с выносливыми желудками, они напоминают мне эскулапов, жующих бутерброды над открытой, как тюльпан, брюшиной смертельно больного.

На горной магистрали трудилась бригада дорожников - укладывала горячий дымящийся гудрон. Люди в оранжевых куртках махали лопатами, а тяжелый каток плющил асфальтовую крошку до панцирного состояния. Под моими сандалиями хрустела галька - я шел по обочине, осматривая кустарники. И нашел то, что искал: шифоновые белые ниточки на кустарниковых колючках. Я соскользнул по обочине вниз метров на пять. Присел на корточки: виделись явные следы грубого вторжения в кустарник: замшевая пыль была сбита с вялых листьев. Это утвердило меня в том, что совсем недавно труп перетащили в расщелину. Кто и зачем это сделал? Возможно, тело хотели убрать, как улику, да помешала дорожная бригада? Что могли видеть работяги в оранжевых куртках? Подойти к ним? Нет, решил не торопиться. Если начата игра в смерть, лучше не спешить делать ответные шаги.

– Ну ты чего, капитан?
– суетился у бесцветного костерка Черных, где был разбит наш походный бивак.
– Ходишь-бродишь, давай к коллективу. Выпьем за упокой души рабы божьей!

– Это на ящик, - передал ассигнацию цвета полянки, на которой мы находились.

– Отрываешься от масс, - осклабился массовик-затейник.
– У нас, я тебе толкую, так не положено.

– По-положено, - неожиданно вмешался полковник Соколов, вздернув поникшую от хмельного утомления голову.
– Нам бо-больше бу-будет! От ви-винта!

Мы посмеялись железной логике небесного аса и расстались: мои непритязательные коллеги остались бражничать, ожидая группу Деревянко и труповозку, а я отправился на перекладных в город.

– Я в Управление, - сказал капитану Черныху; и на шоссе, остановив частника, промчался с ветерком несколько километров по направлению к центральному проспекту Ленина, потом притормозил малолитражку и перемахнул в кабину трайлера, тянущегося туда, откуда я только приехал.

Зачем выделывал эти каскадные трюки? Мне нужно было до перевала Дальний круг и я не хотел, чтобы чьи-то бдительные глаза отметили мой интерес к магазинчику "Турист". На такое поведение у меня были основания.

– Дочь говорила, что скоро у нас не будет никаких проблем, - сказала мне на прощание мать Виктории Шкурко.

– В каком смысле?

– В материальном.

– А конкретно?

Мама, смеялась Вика дня три назад, мы купим островок в океане, засадим кипарисами и будем под ними жить с папуасами.

– Островок в океане, - повторил и попросил женщину никому не говорить о моем ночном визите.

– Думаете, с ней что-то случилось?
– спросили меня.

Что мог ответить - промолчал. Теперь на этот вопрос получен ответ, страшный для матери. Для меня это лишь один из кровавых эпизодов в сложной криминальной интриге по розыску республиканского наркобарона Папы-духа.