Скотство и чуть чуть о плохих грузинах
Шрифт:
– И пока не забыла тебя толпа, – продолжил излагать Сева, – мы тебя запускаем в наш клуб в качестве конферансье, и мы поможем тебе раскрутиться, как новому Непристойному Максиму – деголясу. Ты раскручиваешься, клуб раскручивается, а потом, если захочешь, сможешь и на телевидение вернуться, у Гриши связей хватит, ты же его знаешь.
Снова молчали потом почти до самого клуба.
– Только надо тебе этакий ударный беспроигрышный имидж себе обрести, – уже сворачивая на Сызранскую, Сева подвел итог сегодняшней воспитательной беседы, – надо тебе нашей публике потрафить. Надо ее зацепить. И если будешь стараться с выдумкой, как мы на тебя с Золотниковым надеемся, то поможем. Поможем и на телевидение вернуться,
ВТОРАЯ ГЛАВА
К Маринке на свиданку он безнадежно опоздал.
Такой-растакой фифой она оказалась, что пришлось еще и под нее подстраиваться, ехать почти через пол-города в пробке в удобный для нее район.
Раньше он – Максимушка Тушников им – Маринкам таких вольностей не позволял, чтобы он тогда в те времена своей славы ехал бы через пол-города? Черта с два!
Самих Маринок напрягал ехать туда, где удобнее ему смотрины устраивать. Говорил им, – "у меня очень плотный график, мне никак с Чапыгина не улизнуть даже на пол-часика, в одиннадцать планерка, потом запись в студии, потом монтаж, потом отсмотр-просмотр, понимаете?" И Маринки проявляли недюжинную понятливость и послушно ехали на смотрины прямо к Тушникову на работу. Тут он им пропуск выписывал, как якобы для производственной нужды-необходимости, а там вел их в буфет и угощал копеешным кофе… Маринки сомлевали от одного только факта, что проходили на телевидение – бери их тепленькими! Но он брал далеко не каждую. За день так составлял расписание смотрин, что успевал побалакать с тремя – а то и с четырьмя соискательницами места на его холостяцком ложе. И только самую хорошенькую приглашал в святая-святых, к себе в редакцию, где у него был кабинет. И уже там – кофеем, чаем, сигаретками, он доводил процесс охмурения до такого его восторженного пика, что отказов и сбоев уже не случалось.
Кафе "Айвенго" на углу Большого проспекта и улицы Зеленина. Забегаловка!
И машину поставить негде. Вся площадь с памятником забита, разве что запарковаться на манер московских девчонок с Рублевки, что ставят свои "лексусы" посреди улицы прямо во втором ряду, а то и на трамвайных путях, потом включают аварийку и идут себе спокойненько в маникюрный салон или по бутикам. Однако, у Тушникова хоть и Мерседес, но не тех понтов, старый уже, шестилетка. Его посреди дороги поставишь, так его потом сметут, помнут или дерьмом обольют, понимая, что на таких старых автомобилях крутые не ездят. Или вообще эвакуатором на штрафную стоянку свезут, набегаешься потом, выручая.
Поставил Мерседеса в образовавшуюся дырку от уехавшей Пежо. Дырка была маловата, и пришлось ставить машину боком, притерев нос стоявшему позади форду.
– Ничего, надо ему будет выехать, посигналит, я услышу, – сам себе сказал Тушников, закрывая машину. Только внутренний его голос не сказал ему с упреком, что вот "фокуса" то притер, а вот случись на месте фордика новая "бэха" или "майбах", хрен бы решился так ему носа притереть.
Внутренний голос у Максима был в режиме самоцензуры.
Цветов Маринке не покупал.
И без цветов хороша будет!
Знакомясь в Интернете, Тушников сперва долго-долго изучал фотографии. Знакомился, так сказать, "камерально", стараясь сэкономить время и деньги, оценивая достоинства ножек, мордашки и титечек по фотоматериалам, выставленным кандидатками для интернетного обозрения.
Впрочем, на любом кастинге на теле-видео или на
киносъемки, режиссеры тоже сперва отбирали героинь по альбомам и представленным ими портфолио.Но при личной встрече иногда случались и сюрпризы.
То обнаруживалось, что у очередной Маринки грудь меньше, чем она выглядела на фотоизображениях, то мордашка у девушки выглядела не на заявленные в анкете "двадцать семь", а на все тридцать восемь с гаком.
Всякое бывало. И от этой частоты всякого, Максим уже давно разучился волноваться, превратив процесс перманентного отсмотра в рутину своего ежедневного абитьюда.
– Здрасьте, Марина, извините, задержался немного, пробки, пробки, да на службе была задержка…
– Я не Марина, я Алла, – слегка поперхнувшись, по видимости от сильного волнения, и прижав руку к груди, сказало существо, которое по всем расчетам должно было быть Мариной.
– Ничего, это бывает, – сказал Тушников присаживаясь, – вы тут уже заказали? Что пьём?
Девушка Алла пила кофе капуччино.
Максим довольно улыбнулся, это было недорого.
– Долго меня ждали?
– Да уж, ждала!
– Ну, ничего, я же приехал.
– Слава Богу.
Махнул рукой официантке, чтобы подошла принять заказ, закурил без спросу.
– Ну, как жизнь молодая? Что вообще хорошего?
– Где?
– В ней.
– В ком?
– В жизни Подошла официантка, Максим заказал бокал пива.
– А ничего, что вы это, как бы за рулем? – поинтересовалась Алла-Марина.
– А я небыстро поеду, – отмахнулся Тушников, – да потом я стекло боковое опущу, оно и выветрится у меня.
Алла-Марина была явный пролет. Зря через пол-города ехал.
Хорошо еще она себе много не заказала.
Пиво, да капуччино, это недорого.
– Ничего, – думал про себя Тушников, подъезжая к Сызранской, – вот откроем клуб, Маринок будет выше крыши!
Алина Хованская опоздала на два с половиной часа.
Говорят, есть негласная шкала, по которой можно оценить общественный статус или те понты, на которые выставляет себя та или иная гламурная mademoiselle.
И если у мужчины его позиция в табели о рангах соизмеряется со стоимостью его наручных часов, то у девушки – её понты тоже связаны с часами, но только не с наручными tissot, certina или rolex а с фактическими часами суток, на которые она может позволить себе опоздать на рандеву с известным продюсером или на съемки для обложки глянцевого журнала.
В общем, её сегодняшние два с половиной часа опоздания по негласной шкале соответствовали какому-нибудь крутому нефтянику с часами A.Lange amp; Sohne за 93 тыс евро, в туфлях зеленой крокодиловой кожи и на автомобиле Bentley…
Сегодня в питерском бюро Интер-пресс у Алны должны были брать интервью для каких-то московских изданий.
Алина даже не стала извиняться, следуя за своим телохранителем Володей и за администратором Димой Розеном, вошла в зал, где уже устало скучать и откровенно дремало журналистское сословие, удерживаемое на местах только обещаниями пресс-атташе от устроителей, что госпожа Хованская ну буквально вот-вот должна появиться, что мы, де звонили и что ситуация под контролем…
Алина вошла в зал, громко и звонко сняла с себя модный плащ, кинув его в руки своего администратора, резкая, высокая, прямая, как палка от швабры…
– Господа журналисты, – обращаясь к собравшимся, сказал Алискин администратор, – у госпожи Хованской есть восемь минут, мы приносим извинения за задержку, так что, задавайте ваши вопросы.
– Скажите, Алиса, вы своим имиджем на телевидении потакаете потребе зрителей?
– Не думаю, зритель любит фигуристое катание, бокс и футбол, а я как некоторые не катаюсь на коньках и не боксирую.