Скотство и чуть чуть о плохих грузинах

– Осталось теперь, чтобы вы заиграли в футбол, на пару с Аршавиным?

– С Аршавиным я готова, но не в футбол.

– Тогда чем объяснить ваш агрессивно-сексуальный имидж на телевидении, который чего скрывать, принес вам бешеную популярность?

– Помнишь, – "на ты" обращаясь к журналисту, задавшему этот вопрос, оживившись и сбросив с себя вуаль рутинного безразличия Алиса блеснула глазами, – помнишь, знаменитую фразу Кота Матроскина, телевизор мне природу заменил? Так вот у них,

– Алиса выразительно махнула рукой в сторону воображаемых телезрителей, – у них телевизор это заменитель жизни. Мы живем, а они смотрят, как мы живем.

– Означает ли эта ваша философская позиция, что если бы в блокадном Ленинграде зимой сорок второго года было бы телевидение, вы бы показывали зрителям, как вы сытно и обильно едите?

– Если у подобной программы был бы хороший рейтинг и хороший бюджет, то непременно.

Журналистская публика в зале возбужденно зашуршала.

– Последний вопрос, господа, – объявил Дима Розен, – госпожа Хованская должна ехать на съемки, последний вопрос.

Журналисты задвигались, словно муравьи, когда в их муравьиную кучу тыкают палкой.

– Алиса, скажите, скажите, Алиса, а как вы относитесь к тем слухам, что Матвей Гольдман на благотворительном аукционе в московском Меркьюри центре выставлял на продажу презерватив, с которым он якобы переспал с вами?

– А за сколько он его выставлял?

– Говорят, что за три тысячи евро…

– Всё, господа, пресс-конференция закончена, – категорически скрестив над головою руки, объявил Дима Розен, – госпожа Хованская еще раз приносит вам свои извинения, всего доброго, господа…

И снова, словно палка, словно шест, на котором церковные служки выносят на Крестный ход свои хоругви, она вышла из зала, громко шурша на ходу надеваемым модным плащом.

***

– С блокадным Питером по-моему получился перебор, – подводя итоги пресс-конференции, уже в машине, сказал Дима.

– Нет, в самый раз, – закуривая, ответила Алиса.

– Могут в суд подать.

– Навряд, блокадники, те кто еще остался, наш канал не смотрят, а если и подадут, я в Хельсинки к маме с папой уеду.

Алина засмеялась своим обычным для нее ненатуральным смехом, какой бывает у нервных девушек и наркоманок.

– Нас на открытие нового элитного клуба приглашают, – сказал Розен, откидываясь на сиденье лимузина.

– Что за клуб? – без особого интереса откликнулась Алиса.

– Называется Максим Деголяс.

– Это фамилия у него такая? – усмехнувшись, спросила Алиса, – нерусский что ли ?

– Нет, это по французски означает "непристойный Максим".

– Ну и что? Почему я должна им рекламу делать? – фыркнула Алиса, – клуб не раскрученный, пускай денег дадут.

– Так они и дали, – улыбнулся Дима.

– С этого и надо было начинать, – назидательно заметила Алиса и отвернулась, глядя в тонированное окно.

– Удивляюсь, как сегодня без разбитых журналистских морд обошлось и без разбитых фото и видеокамер, – вздохнул Дима, обращаясь скорее к телохранителю Володе, чем к Алисе.

– А это плохо, – откликнулась Алиса, – я хочу, чтобы скандалы были каждый наш выход, это поддерживает имидж и популярность.

– Ну, тогда обязательно сегодня ехать надо, – Дима развел руками, насколько позволяло ему пространство лимузина, – там и поскандалим.

– В неприличном Максиме что ли? – хмыкнула Алиса.

– В нём, – хрюкнул Дима Розен.

***

На презентацию клуба Сева с Золотниковым денег не пожалели.

Всех вип-гостей, а иных, если не считать журналистов, и не приглашали, всех вип-гостей предупредили, что будет беспроигрышная лотерея с ценными выигрышами.

Сева Карпов был на нерве.

Да и Максим Тушников уже не мог припомнить такого дня и случая, чтобы он так волновался, как сегодня.

Идя каждую ночь на свой прямой эфир, он привык уже к тому, что он всегда по-американски "cool", и что когда в студии загораются лампы софитов, и над камерой "бетакам" зажигается красная лампочка, говорящая о том, что эфир включен, когда скося глаз, он видел себя в экране контрольного монитора, ни грамма дополнительного адреналина не выбрасывалось в его привыкшую к популярности кровь. Но те времена уже прошли.

И вот снова мандраж, как в первый раз, когда он сказал на камеру "здрасьте"…

– Будет Митя Чубарский, будут Гиви Большой, Гиви Маленький, Гоги Мисрадзе, будут от Индекс-Банка либо сам управляющий, либо исполнительный директор, из департамента управления госимуществом человечек будет, – теребя лист со списком гостей, в который уже раз сам себе повторял Сева, – ты этим гостям, что за столиками от первого номера до четвертого, все самое свое внимание оказываешь, понял?

– Да понял я, – устало улыбался Тушников, – я только в толк никак не возьму, зачем Алису Хованскую пригласили? Она же может запросто скандал устроить, с нее станется.

– Во-первых, за нее грузины попросили, – исподлобья, как на недоумка, поглядев на своего арт-директора, сказал Сева, – а во-вторых, нам хороший скандал в первый день работы не помешает.

– В первую ночь, – уточнил Тушников и улыбнулся своему шефу.

– В первую ночь, – тихо согласился Сева.

– Так если скандал нужен, так давай платную драку закажем, как на одесских свадьбах бывало заказывали, – ухмыльнулся Максим.

– Так и давай, заказывай, – неожиданно нервно заорал Сева, – кто у нас тут арт-директор ? Я что, зазря тебе три штукаря грюнов плачу? Если надо драку по сценарию, так давно бы и заказал, твою мать!

***

Первые гости начали прибывать к десяти вечера, а в пол-одиннадцатого, просто повалили залпом и уже в без-четверти одиннадцать, и фуршетное пространство фойе, и бар, и большой зал, где была сцена и столики, были заполнены по- выпендрёжному нарядной публикой, источавшей запахи самодовольства и самолюбования.

Модный художник-шарлотан в красном комбинезоне и от этого похожий на узбекского рабочего, раскрашивал по живому телу совершенно двух совершенно голых девиц.