Скрипка дьявола

Разумеется, возможность найти убийцу по запаху, на его взгляд, относилась к области научной фантастики. На следующий день после его визита в концертный зал приятель из отдела криминалистики сообщил ему, что в Испании не было прецедентов в этой области, однако в Англии уже давно разрабатывают систему, чтобы превратить индивидуальный запах человека в надежный метод установления личности преступника. Компания «Профайлер», работающая почти исключительно на министерство обороны Соединенного Королевства, в течение значительного времени исследовала нетрадиционные методы опознания личности, к примеру резонанс черепа, когда сквозь голову человека пропускают звуковые волны, чтобы получить результаты, аналогичные показаниям гидролокатора, или «динамику клавиатуры», позволяющую анализировать скорость печатания, а также количество совершаемых человеком ошибок. Но главное внимание в своем исследовании специалисты «Профайлера» уделили распознаванию запаха тела. По мнению экспертов, запах человека глубоко индивидуален и обладает уникальной химической формулой, к тому же тот или иной запах исходит от любого человека, хотя распознать его способен только специалист. Индивидуальный запах определяют два фактора: бактерии, находящиеся у нас на коже, и феромоны, то есть химические вещества, выделяемые всеми живыми существами с целью определенным образом воздействовать на представителей своего вида. Инспектор-криминалист объяснил Пердомо, что феромоны являются могучим средством общения между людьми. Огромным преимуществом идентификации по запаху, продолжал наставлять его коллега, является то, что, в отличие от отпечатков пальцев, которые можно уничтожить с помощью кислоты или хирургической операции, телесные выделения невозможно уничтожить полностью, сколько бы вы ни терли себя губкой и ни поливали дезодорантом. В «Профайлере» разработали прибор, который с помощью системы сложнейших алгоритмов идентифицирует запах человека, на ладонь которого помещен датчик. В будущем этот код, возможно, будет внесен в удостоверение личности или — почему бы и нет? — в кредитную карту.

— У тебя появились какие-то догадки? — спросил его криминалист перед тем, как закончить разговор.

— Я расскажу об этом, только если получу результат, — предусмотрительно ответил инспектор.

Чтобы поразмыслить над информацией, которую он получил от своего коллеги, Пердомо отправился в японский ресторан, находившийся поблизости от УДЕВ. Ресторан назывался «Бусидо» и работал по системе «кайтен суши» — вдоль стойки, за которой сидели посетители, по ленте конвейера двигались готовые блюда. Пердомо нравилась здесь еда и то, что с табурета можно наблюдать за тем, как шеф-повар Масахару Такамото готовит японские блюда, которые несколько минут спустя исчезнут в желудках клиентов.

Съев восемь порций суши и выпив три чашечки саке, инспектор почувствовал, что более не в силах противиться желанию позвонить Милагрос Ордоньес. С первых же секунд полицейский и ясновидящая не договариваясь перешли на «ты».

— Как ты? — спросил Пердомо, стараясь не казаться слишком озабоченным.

— Я бы с радостью сказала «замечательно», но на самом деле хуже некуда, — ответила Милагрос. Она говорила очень медленно, словно ей стоило труда связывать одно слово с другим. — Я очень плохо спала, у меня ужасная слабость, и только что меня вырвало. В довершение всего пять минут назад у меня случился провал памяти, когда позвонил пациент, чтобы перенести визит. Я ответила ему, что он ошибся номером, хотя на самом деле занимаюсь с ним два года!

— Не представляю, чем тебе помочь. Я виноват перед тобой.

— Не говори глупостей. — После слов инспектора Милагрос, похоже, несколько приободрилась. — Я пошла на это добровольно, потому что хотела помочь поймать этого типа. Я знала о последствиях, потому что каждый раз, когда я испытывала сверхчувственные ощущения, симптомы были очень похожими. Но так плохо я себя никогда не чувствовала. А ты? Как твое колено?

— Я уже проглотил пять таблеток необруфена, иначе на стенку лезть хочется. Послушай, я не хочу на тебя давить, но ты пришла к какому-нибудь выводу?

— Ты где сейчас находишься? — перебила его Милагрос. — Я слышу японскую музыку. — Не дожидаясь ответа, возможно потому что угадала его, она призналась: — Пока у меня нет ничего определенного, но уже можно сказать, что фотография постепенно проявляется. У меня в памяти отпечатался очень сильный запах. Так как мое восприятие впервые связано с обонянием, я позвонила знакомому ботанику, который много об этом знает, и он мне объяснил, как это происходит.

— Мороженое из зеленого чая, пожалуйста.

— Что ты сказал?

— Я не тебе, а официанту. И что тебе сообщил ботаник?

— Сообщил, что подобно тому, как существуют основные и дополнительные цвета, также существует семь основных, или первичных, запахов: камфарный, мускусный, эфирный и еще цветочный, мятный, едкий и гнилостный.

— Разве гнилостный — это запах?

— Не перебивай. Эти первичные запахи соответствуют семи типам обонятельных рецепторов, расположенных в клетках слизистой оболочки. У меня в памяти запечатлелся первичный запах, а именно запах цветов. Надеюсь, что через несколько часов он проявится полностью, как это уже происходило с моим зрением, слухом и осязанием. Ты меня слушаешь? — спросила Милагрос, так как инспектор хранил молчание.

— Да, слушаю, только по ходу дела у меня возникла куча вопросов, на которые я не знаю ответа. В тот раз, когда ты узнала голос убийцы, это тоже происходило постепенно?

— Да. Сначала был просто звук, потом этот звук стал более определенным и превратился в голос, через несколько часов этот голос стал мужским, и, наконец, проявились его конкретные отличительные особенности. Любопытно, что, хотя у меня в ушах звучал голос этого человека — которому потом предъявили обвинение, — я не разбирала, что он говорит. Знаешь, это как в типографских пробах: чтобы сконцентрировать внимание только на визуальных характеристиках текста, а не на его содержании, употребляют особые слова.

— «Lorem ipsum dolor…» [26] — уточнил полицейский. — Но это не придуманный язык, а латынь. Кажется, Цицерон.

— Верно. Когда этот голос стал звучать у меня в ушах совершенно отчетливо, Сальвадор дал мне прослушать несколько записей, и я смогла с легкостью сказать: «Вот этот».

— Хорошо, Милагрос, не буду больше тебе надоедать. Если появится что-нибудь конкретное, свяжись со мной в любое время дня и ночи. Когда речь идет об убийстве, дорога каждая секунда.

26

Искаженный фрагмент трактата Цицерона; бессмысленный текст, традиционно используемый дизайнерами при макетировании страниц.

— Должно быть, на тебя оказывают сильное давление? Торопят завершить расследование?

— Не то слово. Видела вчерашнюю манифестацию?

— Нет, я почти не смотрю телевизор.

— Ты это заслужила. Оставайся на связи!

Пердомо повесил трубку, доел мороженое и вышел из ресторана. Он был настолько погружен в свои мысли, что ушел, не расплатившись, и официантка догнала его уже на другой стороне улицы. Покраснев от стыда, он вынул деньги и, несмотря на то что до УДЕВ было два шага, решил вернуться туда на такси — из-за сильной боли в колене. Перед его мысленным взором проходили картины субботнего митинга в Витории, собравшего двадцать тысяч человек, почти десять процентов населения города, участники которого предложили гражданское содействие в раскрытии преступления, но одновременно потребовали от полиции более энергичных мер, чтобы как можно скорее поймать и предать суду убийцу Ане Ларрасабаль. Как и на похоронах в Мадриде, здесь тоже были моменты большого эмоционального напряжения, особенно во время выступления доньи Эстер, матери убитой скрипачки, обнаружившей способность к публичным выступлениям, хотя под конец она не могла сдержать слез и ей пришлось отойти от микрофона. Мэр Витории, открывший митинг, зачитал петицию с предложением гражданской помощи, призванной по возможности расширить — как он выразился — направления расследования посредством предоставления любой информации, которая могла бы заинтересовать полицию. После того как мэр назвал номер телефона, по которому можно сообщить любую информацию, способствующую раскрытию преступления, выступил адвокат семьи, обратившийся за помощью к судьям, политикам и средствам массовой информации. В конце митинга мать Ане зачитала сообщение для прессы, проникновенное и жесткое одновременно: с одной стороны, она говорила о том, какой юной и полной надежд была ее дочь вплоть до ночи убийства, с другой же — подчеркивала, что столь ужасному преступлению нет оправдания, и она надеется, что остаток жизни убийца проведет в тюрьме.

«Что сказали бы все эти люди, — думал Пердомо, — если бы узнали, что инспектор, которому поручено поймать убийцу Ане, исчерпал все общепринятые направления расследования и теперь тратит время и силы на то, чтобы идти по следу, указанному какой-то сумасбродкой?» Он тут же раскаялся в том, что назвал сумасбродкой — пускай только в мыслях — бедную Милагрос. В голосе и поведении этой женщины было что-то внушающее доверие, хотя он не мог объяснить, что именно. Возможно, след, который она готова была указать, в конечном счете никуда не вел, но Пердомо не сомневался, что Мила — так он начал называть ее в мыслях после того, как они перешли на «ты», — действует искренне. Кроме того, что он теряет? Его беспокоило одно: как бы пресса — упаси бог — не пронюхала о том, что полицейский прибегает к услугам экстрасенса и поэтому отказался от опроса возможных свидетелей или от прослушивания звонков, которые уже стали поступать на недавно учрежденный телефон доверия.

Пердомо не раз думал о том, какие шаги ему придется сделать, как только Мила сообщит ему, что поняла, какой это запах. Поскольку она сказала, что этот запах из разряда «цветочных», он предположил, что речь идет не о запахе тела убийцы, то есть не о смеси бактерий и феромонов, а о каком-то коммерческом продукте, например одеколоне или лосьоне после бритья. Следовательно, он должен помочь Миле сопоставить этот запах с каким-нибудь конкретным продуктом. Сгорая от нетерпения, инспектор попросил таксиста доставить его не в УДЕВ, а в один из ближайших супермаркетов, куда он и направился, как только вылез из машины.