Скрипка дьявола

Он обратил внимание на то, что Ордоньес бродила по залу безо всякой системы, не обследовала участки зала один за другим, как делал бы любой, кто ищет нечто конкретное, а прогуливалась из стороны в сторону, казалось, без определенной цели, время от времени задерживаясь там, где уже раньше побывала. Иногда она закрывала глаза и стояла так около минуты, но ни разу, например, не наклонилась к роялю, чтобы его осмотреть, хотя инспектор сказал ей, что тело жертвы было распростерто на крышке инструмента.

Пердомо начал нервничать. С одной стороны, он боялся, что сверхчувственное восприятие Милагрос Ордоньес на этот раз не сработает, хотя она его предупреждала о такой возможности. У него в ушах звучали слова, произнесенные ею при знакомстве: «В первом случае, когда я попыталась сотрудничать с полицией, провал был полным». С другой стороны, инспектора беспокоило, что паранормальные ощущения, которые, возможно, вскоре испытает Милагрос, окажутся травмирующими. А вдруг она впадет в панику? Или потеряет сознание во время сеанса? Или из-за стресса у нее случится инфаркт? Он пожалел о том, что не спросил Милагрос, как проявляются ее необычные способности, но теперь было уже поздно. По выражению глубокой сосредоточенности на ее лице он понял, что отвлекать ее вопросами равносильно саботажу. Погрузившись в свои размышления, инспектор не заметил, что Милагрос уже не бродит по залу и смотрит на него с выражением бессилия на лице, свидетельствовавшим о том, что его страхи оправдались. И без слов было ясно, что Ордоньес признала свое поражение.

— А может, мы немного отдохнем и вы попробуете еще раз? — спросил Пердомо, выглядевший таким же расстроенным, как она.

— Бесполезно. Если я сразу ничего не почувствовала, то уже не почувствую.

— Вы даже не хотите осмотреть рояль?

Ордоньес, пожав плечами, подчинилась, а Пердомо спустился на сцену, где стоял большой рояль «Ямаха», чтобы ей помочь. Подняв тяжелую крышку, он закрепил ее на деревянной подпорной палке. Надеясь, что решение, возможно, обнаружится внутри инструмента, он сделал знак рукой и предложил Ордоньес сконцентрировать свои усилия на этом месте. Ордоньес подошла и даже, засунув руку внутрь, легонько провела по струнам, но инспектор, не спускавший с нее глаз, понял, что женщина по-прежнему ничего не чувствует.

— Ее убили на рояле? — вдруг спросила она.

— Нет, так ее трудно было бы задушить. Ее убили, когда она стояла, а затем положили на инструмент, чтобы написать на груди слово Иблис.

Милагрос обвела взглядом четыре входные двери. Две располагались в верхней части зала, где кончались боковые лестницы, а две в нижней, по обе стороны от ряда стульев, предназначавшихся для певцов.

— Вы знаете, через какую дверь они вошли?

— Жертва — через нижнюю левую дверь, которая ближе к артистической. А через какую дверь вошел убийца, сказать невозможно.

Милагрос подошла к одной из нижних дверей и убедилась, что та открывается внутрь. Затем ее, по-видимому, заинтересовали верхние двери, и она начала медленно подниматься к ним по лестнице. На третьей ступеньке она споткнулась, упала на пол и осталась лежать между третьим и четвертым рядом кресел, вероятно потеряв сознание.

Когда Пердомо подбежал, чтобы помочь ей подняться, он увидел, что у нее идет носом кровь.

Кровотечение не было обильным, тонкая струйка темной, густой, почти черной крови, словно в замедленной съемке, стекала к губам.

Но это было лишь начало.

За несколько секунд лицо ясновидящей стало мертвенно-бледным. Глаза закрылись, и глазные яблоки затрепетали под веками, как это бывает в фазе быстрого сна. Конечности женщины судорожно вытянулись, спина выгнулась дугой. Когда инспектор прижал ее к полу, чтобы она не поранила себя, ее глаза широко открылись, показав абсолютно неподвижные зрачки, расширенные и ничего не выражающие, как у куклы, а изо рта вырвался ужасный крик, поначалу неслышный, потому что звучал на инфразвуковых частотах, но постепенно становившийся все пронзительнее, пока наконец он не достиг частоты, за которой человеческое ухо перестает что-либо различать, то есть около двадцати тысяч колебаний в секунду.

Вслед за этим жутким воем, в котором не было ничего человеческого, последовали жестокие судороги, во время которых Пердомо старался удержать на месте свою помощницу, хотя сила конвульсий была такова, что он с трудом справлялся со своей задачей. Мало-помалу интенсивность и частота судорог уменьшились, и полминуты спустя женщина абсолютно успокоилась и, похоже, потеряла сознание.

Пердомо был в ужасе. Мысль о том, что по его вине Милагрос Ордоньес может умереть или стать инвалидом, была невыносима. Он проверил ей пульс на сонной артерии и убедился, что сердце продолжает биться. «Интересно, слышали ли охранники крик Милагрос?» — подумал он. Он мог бы пойти за ними, но боялся оставить ее одну хоть на секунду. Когда он уже достал свой мобильный, чтобы набрать 112, кровотечение из носа прекратилось, Милагрос пришла в себя и слабо улыбнулась, словно находилась в операционной и очнулась после наркоза.

— Ну и номер я отколола, — смущенно произнесла она.

— Как вы себя чувствуете? — Пердомо протянул ей платок, чтобы вытереть остатки крови около носа.

— Хорошо, — успокоила его Милагрос. — Я чувствую себя разбитой, и мне неловко, но со мной все в порядке. Ну и ночка! Сначала вас едва не растерзала собака, теперь у меня случился этот приступ. Ох! — вздохнула она, ощупывая руки и ноги. — У меня все тело болит. Что со мной произошло?

Инспектор, как мог, описал ей нервный припадок, а затем озабоченно спросил:

— Вы страдаете эпилепсией?

— Насколько мне известно, нет. Я уверена, что это не эпилепсия, инспектор.

— Не эпилепсия? — недоверчиво переспросил он. — Тогда что это было?

Милагрос попробовала встать, но, почувствовав, что у нее еще кружится голова, предпочла остаться на полу.

— Я вам говорила, что в реальной жизни сверхчувственное восприятие отличается от голливудской версии. Вам понятно, о чем я говорю? «Дух, явись! Заклинаю тебя!»

Пердомо уже имел возможность оценить пародийные способности Милагрос, когда та передразнивала охранника, и опять не мог сдержать улыбки при новом проявлении ее комического дара.

— В свое время я сама находилась под влиянием фильмов и когда впервые испытала экстрасенсорный опыт, то не поняла, что со мной происходит.

— Что вы конкретно видели? — спросил заинтригованный Пердомо.

— Абсолютно ничего. Каждый раз в моем восприятии участвует всего одно из пяти известных чувств. На этот раз это было обоняние.

— Вы хотите сказать, что почувствовали запах преступника?

— Похоже, так. Когда я упала между этими двумя рядами кресел, я испытала нечто вроде… вспышки. Только образ был не зрительным, а обонятельным. Он был настолько сильным, что вызвал у меня не только кровотечение, вся нервная система испытала потрясение.

Пердомо осмотрел промежуток между третьим и четвертым рядом кресел в центре, где упала Милагрос. Так как сиденья были откидными, там вполне мог спрятаться, пригнувшись, любой человек, даже крупный.

— Вы думаете, здесь прятался убийца?

— Я не думаю, я в этом уверена.

Пердомо пришел в ужасное возбуждение при мысли, что наконец-то у него появился хоть какой-то след, ведущий к убийце Ане Ларрасабаль, но в то же время он по-прежнему с недоверием относился ко всем утверждениям ясновидящей. Для чего убийце понадобилось прятаться от жертвы так далеко от двери? Чтобы подстеречь скрипачку, гораздо логичнее было бы встать за дверью, тем более что убийца знал, через какую дверь из четырех она войдет.