Скряга

– Ай-ай-ай!
– отец Ринг зацокал языком и закачал головой, сокрушаясь о людской подлости.

– Целые пачки "Люкса", - нараспев торжественным тоном провозгласил Девере, поднимая в подтверждение правую руку вверх, - истинную правду вам говорю, отец мой, вот как бог свят, - он их берет, а потом ходит из дома в дом и распродает по полдюжины, да еще задешево. А я тут сиди и мучайся без сигарет.

– Так-так, - вздохнул священник.
– А все-таки, сами знаете, мистер Девере, нужно ему простить.

– Простить - одно, - упорствовал старик, - а оставить ему что-нибудь в наследство - совсем другое. Ни за что.

– Ну как знак, что вы его прощаете!
– уговаривал священник.
– Так сказать, символ! Хоть самую малость!

– Ни полпенса, отец мой, - произнес Девере тоном судьи, оглашающего приговор.
– Ни единой монетки.

– Помилуйте, мистер Девере, - умолял отец Ринг, - ну пятьдесят фунтов. Что вам стоит? Ничего, а для бедняги это целое состояние.

Неожиданно дверь распахнулась и Фэкси, подслушивавший у замочной скважины, ворвался в комнату, сжав кулаки, - высоченный, худой, как скелет, с безумными глазами.

– Пятьдесят фунтов?
– завопил он.
– Пятьдесят?

Да вы что, оба тут с ума посходили?

Старый Девере забарахтался в постели, делая отчаянные попытки сесть; он отбросил одеяло и простыню распухшими старческими руками и хватал ртом воздух, стремясь высказать Фэкси все, что он о нем думает.

– Разбойник ты этакий!
– с трудом прохрипел он, - Да если бы воздавать тебе должное, тебя бы надо упечь за решетку!

– Будет, мистер Девере, будет!
– закричал отец Ринг, испугавшись, что старик сейчас помрет, не успев даже наметить завещание.
– Успокойтесь же, - добавил он, отодвигая бумаги в сторону и пытаясь снова уложить Девере.

– Я не оставлю ему ни одного пенса!
– гремел Девере, так что голос его был слышен на той стороне улицы.
– Ни полпенса! Пусть живет на то, что наворовал из кассы!

– Много там было чего воровать, - осклабившись, прошипел Фэкси, склоняя над ним свой череп, обтянутый кожей.

– Ни полпенса!
– повторял старик, в неистовстве молотя кулаками по своим коленкам и раздуваясь, как мыльный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги.

– Двести пятьдесят фунтов!
– гаркнул Фэкси, обнажая беззубые десны и тыча себе в левую ладонь, будто там у него велись все подсчеты.
– Вон сколько мне причитается! Все у меня записано черным по белому. Это надо столько жалованья задолжать! Но военное министерство не даст меня в обиду!

– Разбойник ты этакий!
– задыхаясь, выдавил из себя Девере.

– Сестра!
– закричал отец Ринг, распахивая дверь.
– Сестра, как вас там, пошлите за полицией! Скажите, я требую упрятать за решетку этого прощелыгу!

– Не надо, ну ее!
– прошипел Фэкси, оттаскивая отца Ринга от двери. Полиции он не боялся, но до смерти боялся сержанта в юбке.
– Нечего впутывать баб.

Играйте честно, деритесь, как мужчины. Честной игры - больше я ничего не требую. Я для него делал такое, чего никто бы другой не сделал.

– Мистер Девере, - принялся убеждать отец Ринг, - правильно, он прав. Ему кое-что причитается. Не ровен час, он опротестует завещание.

– Видит бог, этого я не хочу, отец мой, - присев на край кровати, Фэкси зарыдал, всхлипывая и стирая кулаком слезы.
– Я заслужил большего после всех лишений. Никто не знает, как я с ним намаялся.

– Господи помилуй, вы только его послушайте, - в отчаянии прохрипел Девере.

– Кровяная колбаса да лежалые сосиски! Никакой порядочной пищи мне не попадало в рот, отец мой, за все те годы, что оп со мной.

До тех самых пор, пока не появились монахини, благослови их господь.

– Потому что им в долг верят, - огрызнулся Фэкси, потрясая кулаком перед физиономией хозяина. Слезы мгновенно, как по волшебству, высохли. Давали бы мне денег, а не прятали их, так во все бы дни недели получали бекон и капусту. Я служил денщиком у людей не чета вам. Скупиться надо было поменьше, старый хрыч, а теперь, нравится вам или нет, денежки уплывают на лекарства да на джейесовку да на ночные горшки. Вот вам и все от них удовольствие под конец жизни.

– Ну успокойся, успокойся!
– остановил его отец

Ринг.
– Что-нибудь ты непременно получишь, хотя и не заслуживаешь. Я беру на себя смелость записать на его долю сотню, мистер Девере. Вы мне не откажете в этом?

– Сотню бы ему горячих девятпхвостой плеткой, - проворчал старик. Хорошо, вам я не могу отказать, отец мой. Так и быть... Чтоб ты подавился, - добавил он человеколюбиво, обращаясь к Фэкси.

– Я задержу вас еще ненадолго, мистер Девере, осталась только Джулия.

– Джоан, отец мой.

– Я хотел сказать, Джоан. Да, конечно, Джоан. Или малыш... знаете, о ком я. Это был мальчик? Честное слово, совсем память слаба стала.

– Нет, не будет ей ничего, отец мой, - твердо объявил Девере, откидываясь поудобнее на подушки и отворачивая лицо к окну.

– Как так?
– возмущенно закричал Фэкси.
– Родной дочери?!

– Тебя это вовсе не касается, Доннел, - отрезал Девере, - И вообще никого не касается.

– А вот тут вы не правы, мистер Девере, - запротестовал отец Ринг, бросая на больного усмиряющий профессиональный взгляд.
– Уверяю вас, тут вы не правы Какие бы у вас ни были маленькие несогласия, какое бы огорчение она вам ни доставила когда-то, не время вспоминать про них сейчас.

– Я не дам ей ни полпенса, отец мой, - твердо повто рил Девере.

– Ну, в конце концов, мне все равно. Что останется может пойти церкви.

– Господь, смилуйся над нами!
– воскликнул Фэкси воздевая руки.- Кому пироги да пышки, а кому синяки да шишки!

– Замолчишь ты наконец!
– оборвал его отец Ринг - Послушайте, мистер Девере, я понимаю ваши чувства прекрасно понимаю, но вы поступаете неправильно Знаете, что станут говорить люди? Известно вам, кагой недобрый у нас народ в городе? Пойдет слух что на вас влияли, мистер Девере. Ведь все завещание могут счесть недействительным из-за какой-то... скажем сотни двухсот... Словом, из-за пустяка.

– Это мое завещание, отец мой, а не ваше - с HP ожиданным достоинством проговорил Девере - Я готов объявить вам свою волю, а Доннел у нас за свидетеля Все остальное, кроме нескольких фунтов, я отказываю церкви, а эти фунты пойдут на уход за фамильным склепом. Девере - старинная семья, добавил он со сдержанной гордостью,- влиятельная была семья в свое время, и я бы хотел, чтобы о могилах позаботились ког да меня не станет.

К вечеру того же дня завещание было подписано и со Держание его сделалось предметом толков всего города.