Скрытая бухта

– Взять их у трупа. – Клара договорила за нее.

– Именно, – почти прошептала Валентина. – Мы будем осторожны, всего пары волосков хватит для достоверной пробы.

Казалось, Клара задумалась.

– Понимаю… Делай, что считаешь нужным. Я доверяю тебе. У тебя есть все необходимое? – На мгновение в Кларе заговорил эксперт-профессионал.

Валентина достала из сумки ватную палочку в стерильной пластиковой капсуле и протянула подруге. Клара вынула палочку из упаковки, без колебаний поелозила ею во рту и вложила обратно в капсулу. Потом поднялась и устало улыбнулась Валентине. Выходя из комнаты, она вдруг развернулась и впилась в Валентину взглядом:

– Если какой-то ублюдок как-то связан со смертью мамы, остановите его. Я не хочу его видеть, только в зале аутопсии.

Валентина лишь кивнула. Удостоверившись, что Клара направилась к мужу и его родственникам, она взялась за работу. К счастью, тщательно изучив расчески Ханы, Валентина сумела собрать достаточно материала, чтобы передать на экспертизу в одну из частных лабораторий Сантандера. Она испытала облегчение: не придется возиться с трупом Ханы, чтобы получить образец ДНК. Просмотрев почту и бумаги покойной, она не обнаружила ничего интересного, кроме только что полученного счета за телефон, который оставила себе, чтобы внимательно изучить после похорон. Она приехала поддержать Клару, но не только объятиями, а еще и действиями, расследованием. Валентина не собиралась уезжать из Комильяса с пустыми руками, хотя и сомневалась немного в том, что Клара пойдет ей навстречу. Она считала, что хорошо знает подругу, но в минуты горя люди не всегда ведут себя согласно ожиданиям. Однако Клара не стала возражать. Возможно, понимала, что судья Талавера все равно выдаст ордер, но прежде всего, она сама хотела приблизиться к разгадке. Может ли “ангел виллы «Марина»” быть связан с Кларой Мухикой? Или с убийствами?

Клара похоронила мать, не пролив ни слезинки, хотя глаза ее скрывали огромные темные очки. В воздухе ощущалось какое-то беспокойство, какая-то будоражащая неизвестность – это было самоубийство, а не естественная смерть. Все гадали, почему Хана так поступила. Люди перешептывались, обменивались домыслами.

Клара тоже задавалась вопросом, почему мать решила опередить смерть, а не дождаться ее неминуемого прихода. Ее печалила не только сама смерть матери, ее изводило ощущение вины. Навещай она мать почаще, позвони ей накануне… Когда они вообще, черт возьми, разговаривали в последний раз? Не считая быстрого обмена репликами, когда им привезли тело Давида Бьесго почти три недели назад. Как твой артроз? Что читаешь? Ну да, разумеется, я скоро к тебе приеду, так много работы. Да, Лукас прекрасно, ну только аллергия, сама понимаешь. Звони, если что-то понадобится. Целую, мам.

Как, наверное, ей было одиноко. Хане Онгайо, которая всегда была такой сильной и решительной, такой деловой и предприимчивой – женщине, в каком-то смысле опередившей свое время. По крайней мере, такой Клара видела мать: железная леди, вежливая и приятная в общении, но в глубине души всегда одинокая, всегда держащаяся настороже. Клара знала, что мать в прошлом сотрудничала с охотниками за нацистами, с политиками, даже со шпионами, но капсула с цианидом… Как матери удалось хранить что-то такое тайком от нее? Возможно, у Ханы Онгайо хватало секретов, о которых никто не знал. Клара любила мать, но долгие годы обида на нее перекрывали прочие чувства. Она так часто чувствовала себя брошенной… Мать то отсутствовала месяцами, то чередой шли деловые встречи и благотворительные вечера, то погружалась в заботы о бездомных, словно пытаясь усмирить муки совести, в то время как ее дочь оставалась на попечении нянь или торчала в дорогущих школах-пансионах. Клара сдержала рыдание. Тоска сдавила ей горло. Она попыталась представить себе последние минуты жизни матери. Почему она решила уйти из жизни именно там, на той скамейке? Когда ее нашли, она улыбалась. Она все еще улыбалась, когда приехала Клара. Она напоминала нашкодившего ребенка, усохшая с годами, крошечная, худенькая… На расслабленном лице покой, совершенно не вязавшийся с самоубийством. Что мать хотела увидеть перед смертью? Бескрайнее море? Кладбище? Нависающий над кладбищем ангел крепко сжимал огромный меч, и казалось, что он вот-вот оживет и вырвется из-под каменной пленки, скрывающей живую плоть. Эта статуя из белого мрамора, эти полные ярости глаза видели последний момент жизни ее матери.

Клара постаралась сосредоточиться на погребальной процессии, чтобы только не думать, не сломаться. Она посмотрела на Валентину. Та стояла прямо – воплощенный профессионализм, никаких эмоций. Но она тут. И Клара знала, что не только из вежливости. Она невольно скривила губы в улыбке: глаза Валентины прочесывали публику. Даже сейчас на службе. Валентина никогда не отдыхает. Но Клара знала, сколько в подруге тепла, пусть даже та не особо умела проявлять нежность. Но как осторожно она задавала вопросы, как она ее обнимала… За двухцветным взглядом лейтенанта прятались не только строгость и цепкость.

Для Клары не было секретом, почему потух один из зеленых глаз Валентины. Она знала, как та тоскует по своему брату, сбившемуся с пути, и знала, что об этой потере известно очень немногим – Валентина ревниво оберегала свое горе, как тяжкий груз, от которого не старалась избавиться. Присутствие подруги подействовало на Клару успокаивающе – она не сомневалась, что всегда может на нее рассчитывать. Но тут же снова навалилась усталость, мысли опять устремились к матери. Мама, что ты сделала? И как я теперь могу попросить тебя остаться?

Валентина чувствовала, что Клара за ней наблюдает. Печаль подруги не была показной, это очевидно. Тягостная атмосфера, почтительное молчание, за которым последовали перешептывания, напомнили Валентине похороны брата. С того дня прошло уже больше двадцати лет. Ей тогда не следовало ходить на похороны, врачи предписали покой. Ей было всего двенадцать, и ее потухший левый глаз скрывался под повязкой, заплывший уродливым кровоподтеком. Это он ее ударил. Он не хотел причинить ей боль, в этом она не сомневалась. Просто хотел оттолкнуть, убрать с дороги, он был не в себе. В тот момент это был не ее брат. Это был кто-то другой, забравший его голос и тело. Его отравили наркотики. Ему нужны были деньги. Точка. Убраться оттуда и достать товар. Точка. Так он сказал. И безо всякого стыда вытянул жемчужную нить из маминого комода. Родители отвезли его в реабилитационный центр. Он проходил терапию. Все еще можно было изменить к лучшему. Разве они не были сплоченной семьей? Но однажды в автобусе он познакомился с девушкой. В той поездке что-то случилось, что-то хорошее. Романтические отношения были запрещены до выздоровления, он это знал, таковы правила. Но что ему эти правила. В гробу он видал подобное дерьмо. Но потом вдруг девушка исчезла, и это его уничтожило. Его мозг снова оказался во власти наркотиков.

Валентина знала об этом. Она видела его с девушкой. Она должна была что-то сказать. Сделать что-то. Но тогда их бы разлучили, а разве это не ускорило бы финал? Возможно, он заслужил такой жестокий удар. Она знала, что если бы не наркотики, он никогда бы не ударил ее. Когда Валентина упала, его уже не было в комнате – он сбежал, забрав все ценное, что только сумел найти, а она не смогла его остановить. Понимал ли он, что натворил? Может, и да. Может, он прекрасно осознавал свои действия. Может, именно по этой причине он превысил дозу. Наркоман прекрасно знает порог сопротивления собственного тела. И Валентину мучила мысль, что в момент просветления брат решил уйти навсегда, чтобы больше никому не причинить вреда. Родителям. Ей. Ее старший брат, смелый и благородный засранец. Все его обещания растаяли в воздухе.

Лейтенант Редондо отбросила воспоминания. Она пришла на похороны не для того, чтобы отдаться собственной скорби. Она внимательно изучала толпу, иногда поглядывая на экран мобильного телефона, переведенного в беззвучный режим. Звонки, сообщения, но не от того, от кого она ждала. Она несколько раз звонила Оливеру Гордону, но все безрезультатно. Ей кое-что было нужно от него, но сейчас она всерьез беспокоилась. Эта записка с угрозой на террасе его дома… вдруг с ним что-то случилось? Печаль уступила место тревоге: куда, черт возьми, подевался Оливер Гордон?

Самое прекрасное, что мы можем испытать, – это ощущение тайны. Она источник всякого подлинного искусства и науки.

Альберт Эйнштейн (1879–1955)

Воскресенье, 14 июля.

Было раннее утро, однако выходной день явно не сулил спокойствия. Валентина пыталась спланировать день, сидя в своей квартире, такой же безупречной и ухоженной, как она сама, и потягивала горячий кофе с молоком из большой кружки. Перед ней была разложена схема с данными по делу виллы “Марина”, испещренная стрелками.

Звонок.

– Оливер? Куда ты подевался? Я пыталась дозвониться до тебя вчера, звонила минимум полдюжины раз. Ты как, в порядке?

– Да, в порядке. Бензином меня больше не обливали. Прости, что вчера не ответил – забыл телефон дома, а когда увидел пропущенные звонки, было уже слишком поздно перезванивать.

– Ясно. Нам надо встретиться. И лучше не на кладбище, потому держи телефон при себе, пока дело не закрыто, договорились?

– Так и знал, что ты соскучилась.

– Мне надо взять у тебя образец ДНК. – Валентина невольно улыбнулась.