Скрытая бухта

На каменном постаменте статуи были выбиты строки с заголовком “Душа побережья”:

Море, земля и воздух сливаютсяВоедино, бесконечно стремясь друг к другу.Каждая из волн – тысяча объятий,Несокрушимая сила и ласковая подруга.

Оливеру хотелось быть таким же свободным. Какое счастье пусть даже ненадолго снова почувствовать себя как тогда, в детстве, когда они с Гильермо играли в пиратов в своей скрытой бухте, названия которой он не помнил. Там, где их переполняла лишь беззаботная радость, а мир был понятным и надежным. Но скрытая бухта была всего лишь воспоминанием, географическим и временным ориентиром счастья, с тех пор он давно уже научился держаться всегда настороже, а радость сменилась гневом. Почему его мать должна была так глупо погибнуть? Куда, черт возьми, подевался Гильермо? Его брат, конечно, чокнутый, но это его брат, и он ему нужен. Оливеру хотелось хотя бы узнать, где Гильермо и что с ним, чтобы перестать мучиться неизвестностью. Он хотел, чтобы мир снова стал простым и надежным местом. Почему с Анной это случилось? Какой в том был смысл? И какого черта этот крошечный скелет вдруг возник на вилле “Марина”? И те погибшие мужчины… а теперь еще и сеньора Онгайо наложила на себя руки. От чего или от кого она пыталась бежать?

Он вспомнил, как утром нашел записку, прибитую к столбу террасы. Может ли он знать того, кто рискнул угрожать ему на пороге его собственного дома? Оливер подумал, что есть такие глубинные страхи, к встрече с которыми невозможно подготовиться, и сейчас его тревожила эта внезапная собственная уязвимость. Его все еще преследовала вонь бензина, на рассвете казавшаяся лишь легким эфирным дуновением, но оно нарастало, сгущалось, пока наконец до него не дошло. Сначала он был уверен, что запах ему чудится – откуда бензину взяться в саду? Потом закралось сомнение. Может, эта вонь бензоколонки и в самом деле доносится из сада? Из его сада. Мозг сомневался, но рука уже решительно легла на дверную ручку. Первое впечатление было странным: все на своих местах, но будто что-то не так. Запах буквально сбивал с ног. И обшитая деревом терраса выглядела каким-то темным чуланом. Что за?.. Первым делом он подумал про хулиганов, каких-нибудь пьяных подростков, которые после попойки отправились на пляж, чтобы продолжить веселье, а его хижина с пляжа может произвести впечатление заброшенной. Но ни похабных надписей, ни пустых бутылок, ни вони мочи… Только бензин. Это вовсе не шутка. Но… что это? Медленно и осторожно он пересек террасу. Записка, белый листок, пришпиленный маленьким пластиковым ножиком, трепетал на ветру. Сначала это показалось ему чуть ли не забавным, сразу вспомнились комиксы о приключениях ковбоев, которые он читал в детстве. Там к деревьям прибивали записки с портретами грабителей, за которых назначалась награда. Но детские воспоминания тут же поблекли. Террасу его дома облили бензином. И оставили записку. Что там написано? Издалека не разобрать, нож воткнут точно в центр листка. Он шагнул ближе, прищурился. Записка его не слишком напугала. Если этот сюрприз оставил убийца, то он не особо постарался, чтобы выглядело устрашающе. Но нервы уже напряглись, холодок пробежал по спине – а что, если убийца или тот, кто пытается его напугать, все еще здесь? Он спустился в сад и внимательно осмотрел дом, заметных повреждений вроде нет, если не считать потемневших от бензина террасы и одной из стен. Обошел дом раз, другой. Поднялся на виллу “Марина” и не заметил там ничего странного. Скоро придут рабочие. Он решил вернуться к себе и позвонить Валентине Редондо, а до ее приезда лучше ничего не трогать. Возвращаясь в хижину, он испытывал смесь страха, тревоги, внезапной беспомощности и ярости. И разозлился на себя за свою растерянность. Что вообще движет человеком? И возможно ли познать его истинную сущность? Разве что в самые суровые времена – когда война, голод и настоящие, а не выдуманные страдания. Вот этот маяк, неподалеку от которого он сейчас сидит, хранит память о невероятных зверствах войны. Можно ли скрыть зло? Можно ли подавить в себе ад?

– Какая красота. Могу я присесть?

Оливер вынырнул из своих мыслей и обернулся. Валентина Редондо смотрела на него с усталой улыбкой.

– Да, разумеется.

– Я заглянула в дом, но капрал Камарго сообщил, что вы пошли прогуляться, ну я и не смогла устоять перед соблазном немного проветрить голову и размять ноги… День сегодня выдался длинный, сеньор Гордон.

– Да уж, могу себе представить, только, пожалуйста, не зовите меня сеньором Гордоном. Сразу чувствую себя стариком. Давайте на “ты”. У меня тоже был тяжелый день.

Валентина кивнула:

– Сожалею о случившемся, Оливер.

– И я. Но мне куда больше жаль сеньору Онгайо. Это правда самоубийство?

– Да, похоже на то. Она оставила короткую прощальную записку без адресата.

Валентина прикрыла глаза и припомнила содержание записки: “Я хочу обрести наконец покой. И пусть ни моя дочь, ни кто-либо еще меня не вскрывает и не зашивает мое тело, которое охладеет по моему собственному решению. Моя последняя воля – не трогайте мое тело, дайте ему покоиться с миром. Хана Онгайо”.

– По крайней мере, умерла она быстро, – сказала Валентина, открыв глаза и посмотрев на морской горизонт.

– Но как?..

– Вполне возможно, приняла цианид. У нее в сейфе был целый запас. Дочь сеньоры Онгайо – судмедэксперт, по прибытии в Комильяс она сразу установила признаки отравления. Все кажется довольно очевидным, так что ее дочь, с согласия судьи, решила соблюсти последнюю волю матери и не проводить вскрытие.

– Ее дочь судмедэксперт? Так… Я хочу сказать, вы знакомы?

– Да, – коротко ответила Валентина.

Было очень тяжело видеть Клару Мухику рыдающей у тела матери, совершенно раздавленную, считавшую себя ответственной за эту смерть. Возможно, боль ее была особенно острой от того, что в прощальной записке, до нелепости короткой по контрасту с такой долгой жизнью, не нашлось ни единого ласкового слова для единственной дочери, единственной ее наследницы. Клара почти не общалась с матерью, но, похоже, очень любила ее. Возможно, они обе позволили недопониманию разделить их, забыли о главном – о неумолимости времени. Валентине ничего не оставалось, кроме как воспользоваться ситуацией и устроить Кларе допрос, в ходе которого выяснилось то, о чем можно было догадаться с самого начала: ее назвали в честь тетки, Клары Фернандес. Судя по всему, Кларины мать и тетя были очень близки, но тетка умерла вскоре после рождения племянницы. Мать никогда о ней не рассказывала, а когда Клара приставала к ней с расспросами, замыкалась в себе, отделываясь общими фразами. Клара даже не знала, где похоронена сестра матери. Валентине показалось, что подруга была с ней честна и рассказала все, что знала. Искренне обняв Клару, она передала ее мужу, и Лукас прижал жену к себе, будто пытался защитить от горя. Следователи осмотрели дом и заручились разрешением Мухики на необходимые меры, так что в обозримом будущем можно обойтись без судебных ордеров на обыск и прочих формальностей. Но никакой ценной информации обнаружить не удалось, никаких намеков на то, что сеньору Онгайо могли убить. Все, что у них имелось, – коротенькая прощальная записка, и почерк не оставлял сомнений в авторстве. Переговорив с судьей Талаверой, которого каждая новая деталь в этом деле приводила в еще большее замешательство, Валентина уехала из Комильяса, а Ривейро остался опрашивать прислугу. Могла ли Хана Онгайо быть убийцей или же она была достойной пожилой сеньорой? Какую правду скрывали ее потухшие зеленые глаза?

Оливер, увидев, что Валентина задумалась, вернулся к своему происшествию:

– Думаешь, тот, кто облил хижину бензином, и убийца – один и тот же человек?

– Не знаю. Имейте в виду… то есть имей в виду, что некоторые мои коллеги подозревают, что ты сам облил дом бензином и оставил записку, чтобы сбить нас со следа, – сказала Валентина.

– Я?! Вы издеваетесь? – возмутился Оливер. – Да ты представляешь, во что мне обойдутся дополнительные работы? Хорошо хоть страховка покрывает оба строения… Теперь я, оказывается, под подозрением? – Оливер рассердился всерьез.

– Я этого не говорила, но мы не исключаем никакие варианты. У тебя есть алиби на время убийства Давида Бьесго и на то время, когда произошло покушение на Хуана Рамона Бальесту, но в случае с Педро Саласом алиби нет. И вся эта цепочка событий началась с твоим приездом в Суансес, Оливер.

– Не совсем. Все началось, когда на вилле “Марина” нашли детский скелет и об этом сообщили газеты, – возразил он. – Да мне надо было быть самым хитроумным убийцей в истории. Кстати, если ты вдруг забыла, это я вам помог выяснить про Тлалока.

– Я помню. И я не сказала, что подозреваю тебя. Я сказала, что мы не исключаем никакие варианты.

– Это одно и то же.

– Вовсе нет. Тебя я психопатом не считаю, а я уверена, что мы имеем дело с психопатом. Хладнокровные и продуманные убийства, выбор жертв. Он будто пытается убрать все костяшки с поля, словно повинуясь какой-то фатальной необходимости. Его отличает полное отсутствие моральных принципов и брезгливости. Например, в случае Давида Бьесго убийца был рядом, когда тот пил смертоносный травяной сбор. Он знал, что скоро яд подействует и Давид умрет.

– Врача отравили травяным сбором? – удивился Оливер. – Ты говорила, что он был отравлен, но, знаешь, травяной сбор – это как-то совсем уж сюрреалистично.

– Да, реальность порой превосходит самую изощренную фантазию, а уж в нашем деле тем более.

– Допустим, а откуда ты знаешь, что я не сумасшедший? Я могу притворяться кроткой овечкой, вести тонкую игру, скрывать безумные планы под маской нормальности.

– Вполне можешь. Да, вполне, но, во-первых, речь не о сумасшедшем, а о психопате. А во-вторых, у тебя алиби на время одного из убийств и на время покушения. У тебя, возможно, есть сообщник, но я доверюсь своей интуиции, твоему алиби и отсутствию у тебя очевидных мотивов для убийств. Но пока расследование не закончено, имей в виду, что мы внимательно наблюдаем за тобой.

– Да хоть круглосуточную охрану приставьте, я только рад буду. Оказали бы огромную услугу, отвадили всяких мародеров шастать ко мне с бензином по ночам и писать любовные записки.

– “Вали к себе домой, англичашка” не очень похоже на любовную записку, – улыбнулась Валентина.

– Это первый шаг. Скоро меня позовут на свидание, – рассмеялся Оливер, но тут же снова сделался серьезным. – Вы что-нибудь обнаружили?

– Боюсь, пока ничего. Разве что следы указывают на то, что этот тип пробрался снизу, со стороны пляжа, потому тебе стоит всегда запирать заднюю дверь. И нож, и записку, и образец бензина отдадут на экспертизу. Наши ребята осматривают все мусорные баки поблизости в поисках емкости из-под бензина. А ты ничего не слышал?