Скуф. Маг на отдыхе 4

— Во как, — ответил я. — А на кой-хрен ты попёрлась в Сингапур? Как ты вообще туда попала?

И только лишь после этого вопроса последовал рассказ про семью.

— Так… погоди, — сказал я. — И ты поехала в Сингапур, чтобы что? Чтобы мстить?

— Ну да.

— Одна?

— Ну да.

— В четырнадцать лет?

— Ну да, Василий Иванович! — Шестакова обиженно шмыгнула носом. — Сначала язык выучила, потом денег немножечко… э-э-э… скопила, — тут шаманка неловко улыбнулась.

— Потом хоть вернула то, что «скопила»?

— С процентами вернула, Василий Иванович! — замотала головой Шестакова. — Правду говорю! Честное слово!

— Так… выучила язык, нашла деньги и-и-и-и…

— И поехала. А вы бы на моём месте не поехали?

— Я бы…

Ну, конечно же, я бы поехал. Поехал и размотал узкоглазых. Но как бы это пафосно не прозвучало, я — это я. А подросток Ксюша — это подросток Ксюша.

— И что? — уточнил я. — Отомстила?

— Не-а, — вздохнула шаманка. — Не нашла.

— Понятненько…

Тут мы оба замолчали и уставились на Москву. Вечерело. Внизу шумел вечный машинопоток, и толпами ходили люди. Загудел теплоходик, проплывающий мимо по реке. Разом вспыхнули уличные фонари, да и всё вокруг постепенно зажигалось огнями. Вывески, вывески, вывески, не счесть их.

Я думался.

— А почему вы вообще спросили? — вдруг первой прервала молчание Шестакова. — Про татуировки?

— Ах, это, — я попытался сделать максимально скучающий вид. — Увидел одну такую у наших сингапурских друзей… ну, тех самых, что приехали инвестировать в Удалёнку. Вот и удивился. Про тебя сразу же вспомнил.

— М-м-м-м, — Ксюха поддержала мою игру в скуку. — Понятно, — и как бы между делом решила спросить: — А что за татуировка?

— Не помню, — сказал я, не глядя на Шестакову. — То ли змея какая-то, то ли ящерица. То ли насекомое…

Ага!

Краем глаза я спалил, как кадет Шама дёрнулась при слове «насекомое». С тем между нами снова воцарилось молчание, и я подождал, не захочет ли Ксения Константиновна поведать мне что-то ещё. Но… не захотела.

— А что эта татуировка умеет? — спросил я тогда. — Для чего она вообще?

— Да-а-а, — махнула рукой Шестакова. — Так, фигня. Никаких усилений, просто спецэффект. Татуировка подстраивается под магический дар носителя, только и всего. Ну вот, например, мой Зая. Если бы у меня не было этой татуировки, как мне кажется, он был бы просто каким-нибудь зубастым мохнатым духом. Я-то до сегодняшнего дня думала, что он вообще никак в мой дар не встроится.

Ну вот тут верю.

— А если Катьке набить на запястье дракона, то у неё и пламя бы вылетало в виде дракона, — продолжила шаманка. — Ну то есть я не на все сто процентов уверена, но предполагаю, что так…

От и до верю. Слова льются быстро, чисто, безо всякого внутреннего напряга. Ни лжи, ни недомолвок в рассказе про свойства татуировки нет. А вот насчёт всего остального как-то мутно получается.

Так…

Ну и что мы имеем в итоге?

А имеем мы подтверждение моей теории о том, что товарищи сингапурцы не слишком хорошие ребятки. Шестакова так прямо и сказала — подобные татуировки набивают себе косоглазые криминальные элементы.

А вот дальше сложно.

Так сложно, что у меня аж мысли путаться начинают.

Связаны ли как-то Гордей Гордеевич и его тесть с триадами, которые убили семью Шестаковой? Возможно. Или нет? Реакция Шамы на «слово» насекомое как бы намекает, что такой расклад вероятен. С другой стороны, может быть, они все себе херачут сколопендр? Может, сороконожка у них, как у французов петух или у нас медведь — какой-то символ, отражающий дух нации?

Возможно.

Однако!

Ещё одним совпадением является то, что те говнюки орудовали в Российской Империи и эти тоже сюда приехали. Короче, блин!

Как только закончится карантин, первым же делом свожу соседа на рыбалку и поподробней узнаю, что, зачем и почему. Если понадобится, надавлю. И на Гордея надавлю, и на тестя его, и на штатного сумоиста-бухгалтера, и вообще на всех-всех-всех. Потому что разобраться в этом нужно срочно. Во-первых, потому что сингапурская мафия под боком мне нахер не нужна, особенно в качестве деловых партнёров.

А, во-вторых, потому что шаманка явно точит на них зуб, но вслух об этом не говорит. Наверняка, подозревает в них тот самый клан, который убил её семью. А это значит, что? А это значит, что кто-то у нас тут слишком деловая колбаса и уже что-то придумала…

Самостоятельная дохрена, ага.

И раз уж Шестакова в четырнадцать лет поехала в Сингапур разбираться, то уж до соседнего дома точно добредёт.

И дальше два варианта. Либо она права и влипнет в неприятности, которые мне потом расхлёбывать. Либо же она не права и натворит дичь просто так, по дурости и импульсивности. И дичь эту… что? Правильно! Тоже расхлёбывать мне.

Что так расхлёбывать, что этак.

Хлёб-хлёб-хлёб.

— Ксюш, — сказал я вслух, не прибегая к конкретике. — Пообещай мне не делать глупостей, ладно?

— Что?

— Просто пообещай.

— Да я же… Василий Иванович, я же… Я же… Я же-ы-ы-ы, — тут Шестакова резко переменилась в лице, вся аж перекосилась, зажмурила глаза, раззявила рот и начала готовиться к смачному, прямо-таки королевскому чиху. — А-ААА-АП-ЧХОЙ-ЛЯ!!!

Я аж невольно щиты врубил.

И не зря!

Шестакова выдала такой фонтан зелёной слизи, как будто у неё был полон рот шпината. И вся эта прелесть прямо сейчас сползала вниз по моему барьеру.

— Ой, — сказала Шестакова и вдруг начала остервенело чесать лицо.

— Ой, — повторил я за ней.

То ли я не заметил, а то ли всё произошло только сейчас, но на лице шаманки выступила сыпь. Частая, крупная и, что самое примечательное — ярко зелёного, блин, цвета. Реакция Степана Викторовича была моментальной:

— Скуу-у-у-уф! — тут же забарабанил Державин в витражное окно между комнатой и балконом.

Другие институтские уже выводили девок из императорского номера.

— Скуф, отойди от неё! Отойди срочно!

* * *