Скверный маркиз
Шрифт:
— А он действительно разбогател?
— Джордж заверил меня, что богат, как Крез, но если это не так, я бы охотно отдал ему половину своего состояния. — И маркиз вздохнул, признавшись затем: — Я ведь уже потерял все надежды и не мог поверить, когда разыграл свою последнюю карту, что она принесет мне счастье!
— Но нам повезло! — блаженно прошептала Орелия. — И мы так счастливы, что мне и сейчас не верится, будто все наяву!
— Да, это все так, на самом деле, в нашей реальной жизни, сокровище мое, а теперь можно я расскажу тебе о своих планах?
— Какие же это планы?
— Рано утром, сегодня, я перегнал сюда, на конюшню, двух лошадей. Если мы поедем с тобой верхом по сельским дорогам,
— Сегодня же вечером, — опять прошептала Орелия, — неужели это возможно так быстро?
— Но этому ничто не может помешать, разве только ты разлюбишь меня до вечера…
— Ты же знаешь, я хочу быть с тобой до конца наших дней!
Маркиз медленно поцеловал ее в щеку, наслаждаясь нежностью ее кожи и, неохотно оторвав губы, продолжил:
— Я не хочу, любимая, чтобы и о тебе начали сплетничать, поэтому свадьба у нас будет тайная, а послезавтра мы с тобой уже уедем из Англии, и сначала я повезу тебя во Флоренцию, где ты увидишь свой портрет, написанный рукою великого Боттичелли почти четыреста лет назад. — И он снова поцеловал ее волосы. — А потом мы исследуем каналы Венеции, а потом, может быть, навестим Рим, Вечный город… После нашего двухмесячного отсутствия будет объявлено, что в Италии мы поженились. Ко времени нашего возвращения люди устанут судачить о нас. Какое-нибудь другое событие покажется им более заслуживающим внимания.
— Это все звучит так… заманчиво! — прошептала Орелия, голос, кажется, совсем изменил ей…
— Вот именно. Я согласен с тобой. Так что давай прямо сейчас и приступим к осуществлению этого плана. У меня сильное желание поскорее показать тебе мой усадебный дом, который должен стать нашим общим…
Он встал сам, затем одним сильным движением поставил ее на ноги, а она вдруг расстроилась:
— Да, но у меня же нет одежды для верховой езды! Я оставила ее в Лондоне, а свою старую выбросила, когда мы с Кэролайн уезжали в Райд Хауз…
— А я привез тебе твой верховой костюм!
— Ох… И как же тебе удалось все учесть и обо всем подумать?! — восхищенно ахнула Орелия.
— Но я же все время думаю о тебе! Мне просто невозможно думать о чем-то еще!.. — Секунду он помолчал, будто взвешивая, сказать ли ему сейчас или отложить сообщение на более подходящее время. Сейчас, решил он. Вполне подходящий момент! И продолжил, очень серьезно: — И, думая о тебе, я все подготовил к тому, чтобы открыть попечительский фонд для помощи несчастным детям и женщинам, нуждающимся в спасении и заботе… И как же я не додумался до этого раньше? Но ты преобразила меня, невольно заставила выйти из инерции жизни, сделала меня совсем другим…
— Неправда… Я не сделала тебя другим. Я вернула тебе себя самого, ты просто стал смелым, чтобы быть самим собой, жить, как подсказывает тебе сердце, а не следовать светским стереотипам.
— И я благодарен за это тебе, моя милая…
Орелия ничего не сказала в ответ, а просто тоже очень серьезно на него посмотрела. Взгляд ее глаз был глубоким и безгранично счастливым.
И, когда они дружно шагали к дому, она в свою очередь благодарно и нежно прижала его руку к своей щеке. Они шли через сад, и еще никогда Орелия не видела таких ярких цветов, таких пестрых и красивых бабочек, и птицы тоже никогда не пели так радостно ни в этом саду, ни в каком-либо другом для нее… Ей хотелось в эти минуты, чтобы каждый живущий на земле человек испытал когда-нибудь такое же счастье…
Старые слуги в поместье Морден приготовили им скромный ланч, а потом они сели на двух красавцев-скакунов с примесью арабской крови и поехали не по проезжей дороге, а через близлежащую сельскую
местность прямо в Райд Холл.То был лучезарный день, но свежий ветерок умерял жару. Над рекой — мелким притоком Темзы — стояла легкая дымка, переливающаяся цветными искорками от солнечного блеска, поля весело и озорно желтели цветущими лютиками, и казалось, что лошади ступают по золотому ковру, расстеленному в честь влюбленных.
По дороге они сделали остановку в придорожной гостинице, чтобы выпить домашнего сидра, а потом, по настоянию маркиза, немного отдохнули под сенью деревьев в лесу, и Орелия знала, что его пожелание отдохнуть было только предлогом: когда они спешились и привязали лошадей, она бросилась в его объятия, словно это была все та же спасительная гавань, но теперь дарованная ей навсегда…
Они сидели на стволе поваленного дерева, поросшего мхом. Рядом журчал ручей, и они смотрели, как стрекозы, сияя радужными крылышками, пляшут над его прозрачными водами, и зимородок летал туда и обратно над своим гнездом на берегу.
— Ты счастлива, дорогая? — спросил маркиз, пропуская сквозь пальцы прядку ее волос, которую чуть шевелил ветер возле ее щеки.
Орелия взглянула на него, и он увидел ответ в ее глазах еще прежде, чем она произнесла его вслух:
— Я даже не подозревала, что можно быть такой счастливой, и хорошо бы остаться здесь навсегда, вдали от всего мира, только ты и я!
— Но раз ты со мной, тебе уже нечего опасаться и в большом мире!
— Я не то чтобы опасаюсь, но… сомневаюсь… а вдруг я тебе не понравлюсь?
— Этому не бывать! — Голос его был глубок и низок.
— И еще мне страшно, что через некоторое время тебе станет скучно со мной… Ты знаешь столько прекрасных, умных, очень талантливых женщин, а я ничего не могу дать тебе, кроме своей любви…
Маркиз, запрокинув голову, расхохотался.
— Ох, ты сразила меня наповал! Да будет тебе известно, ты очень переоцениваешь всех этих «прекрасных, умных и очень талантливых» женщин… И столько же недооцениваешь себя, моя дорогая! Ты очень многое мне уже дала, поверь! А сколько еще впереди… Ты просто сама не представляешь это себе. Самое первое, если уж ты завела о том разговор, с тобой мне никогда не будет скучно, да-да!.. Ты меня… удивляешь! А это самое главное между влюбленными всю их жизнь — удивлять друг друга, не застывать в повседневности. Добавлять в свой круг знаний что-то новое, свежее… И в отношения… Тогда мы будем всегда интересны друг другу. Думаешь, для счастья нужно что-то еще? Впрочем, конечно же, нужно! И ты знаешь что. Но оно у нас, несомненно, есть, и следует это все сохранить как главную драгоценность… — Маркиз взял ее руку в свою и перецеловал все ее пальцы. — Понимаешь, любимая, мужчина, признается он в том или нет, всегда ищет женщину, которая будет второй его половинкой, и когда он находит такую, она кажется ему самим совершенством, даже если объективно в ней есть недостатки. Но прежде чем высмотреть эту женщину из сонма других, он должен неизбежно испытать много разочарований. Вот я их и испытал… Сколько же их было… Страшно вымолвить… Но все те женщины, о которых ты мне говоришь, уже на второй встрече с ними скучны… С ними невозможно испытать настоящего счастья на долгие годы! А тем более — приятного удивления…
— Вот сейчас мне с тобой не просто хорошо, а интересно… — протянула Орелия радостно. — А в чем для тебя счастье? — неожиданно для себя вдруг спросила она. Ей хотелось слушать его и слушать… До этого ей было интересно слушать дядю Артура, когда он рассказывал ей что-то из античной истории или искусства. Маркиз говорил с ней совсем о другом, о мало знакомой ей стороне жизни, и потому ей было сейчас особенно интересно. Даже волнующе…
— Видишь ли, — не ушел от ответа маркиз, — мужское счастье и женское, это разные виды счастья!