Сквозь розовую дымку
Шрифт:
– Прости меня, - прохрипела Мария.
– Ты не должен был так умирать...
Эдвард с трудом улыбнулся.
– Нет, Мари, ты не виновата... пойми, пожалуйста, что тогда не ты, а ОН отвернулся от тебя. А ты поступила так, как сделала бы любая женщина. Переступила через все запреты ради любви. Если честно...
– он закашлял, но не надолго, - я всегда восхищался тобой... не этими кисельными барышнями с высоко вздернутыми припудренными носиками... тобой, потому что живая... я люблю живое...
Мария все еще держала ладошку в руках. Ждала продолжения речи: зачарованная,
– Мария, иди домой. Ему не поможешь...
– раздался какой-то противный скрежет за спиной.
– Мне жаль, - но это уж слишком. Именно такой же понурый вид напустила эта женщина, когда умирал Самуэль.
– Ты ничего не знаешь...
– она прижалась к его груди.
– Прости, прости, прости...
– Покажи мне её,
Что поет высоко...
Ты же слышишь:
Сердце звонко бьется,
Раздается здесь и там,
Перезвон ручья протяжный...
Покажи её, что свет нам дарит солнца, - тихо напевала Мария, склонившись над кроватью...
Женщина только тяжело вздохнула и прикрыла дверь.
– Твой брат меня перепугал, - вздохнул Джером, утыкаясь в нежную шейку.
– Почему ты бежишь?
Мария не отстранялась, скорее, должно быть наоборот.
– Ты ничего не знаешь, да? Совсем?
– ветер поглощал слезы, усталость и боль читались на фарфоровом личике.
– Знаю, - вот так просто и чисто.
– Все. Отец рассказал. И знаешь, что? Я нисколько не злюсь. Наверное, на твоем месте это сделал бы любой человек.
Должно было наступить облегчение? Наверное. Но почему-то стало еще хуже.
– Ты издеваешься? Черт, это ОН надо мной издевается! Хочешь, чтобы душа моя стала дьявола обителью? Это ты, я знаю!!!
– она кричала, обращаясь к голубому небу. Ни тучки, но почему-то кажется, что по лицу текут проклятые капли дождя...
– Да нет же, я тебя прощаю, - с досадой в глоссе произнес Джером.
– Все у нас с тобой будет хорошо, понимаешь? Хотя бы попытаться стоит?
\И, наверное, только ради вот этого искристого взгляда можно было согласиться.
– Будь моей женой...
– Хорошо.
– И да, жили они долго и счастливо, - заключил Кирилл, облизывая большой палец, чтобы слизать стекшее клубничное мороженое.
– Почему нельзя было закончить на этом месте? Бедняжка отмучилась - получила принца на белом коне.
Марина покачала головой и ойкнула, когда нечаянно закусила губу слишком сильно.
– Принца? Ты уверен? Может, очередное божественное наказание и вечное напоминание о совершенном? Мари, как будто продала тогда душу дьяволу, обменяв на душу брата, понимаешь? Для неё отец Джерома кто-то вроде самого настоящего дьявола.
Кирилл покачал головой, изловчился и обнял-таки одной рукой Марину, едва не свалившись при этом с диванчика.
– Не придавай всему этому такого значения, котенок, - очередная пьеска, фигня какая-то... мыльная опера.
Марина сбросила руку с плеча и вскочила, делая огромные глаза.
– Пусть это фигня или, как ты сам назвал, мыльная опера, но я сыграю её, как надо. В конце-концов, это моя работа...
"Моя
работа..."Мария не жила, кажется, она попала в обитель дьявола, где все они - лишь куколки в театре. Все эти косые взгляды со стороны слуг, обожающие, поглощающие её глаза Джерома и ухмылка на лице... мужчины.
Она до сих пор не могла называть его Генри. Для неё это был "сэр", мужчина.
– Дорогая, как насчет завтрашней прогулки на лошадях? Ты согласна? Самуэль уже согласился! Конечно, у него есть на то свои причины...
Мари улыбнулась: эта натянутая масочная улыбка в последние три месяца сопровождала её повсюду.
– Понравилась твоя кузина?
– Ну, я бы так не сказал...
– Джером хихикнул, - он в неё просто влюблен!
Мария кивнула.
– Тогда почему и нет? Хочу, чтобы у братика все было хорошо?
– Да, как у нас...
Мария замялась. Всевышнего не обманешь, как бы не хотелось. Не хотела, всем естеством не желала Самуэлю такого "счастья". Но, Господь, естественно, подслушал все её мысли и потирает ручки, обещая устроить счастье братика.
"Только попробуй", - зло прошептала Мари.
– Тогда распоряжусь, чтобы лошадей подготовили!
– радостно воскликнул Джером и как ребенок умчался из комнаты.
И это тоже - он никогда не замечает, что ей плохо. Каждый поцелуй, каждую чертову ночь - все это как будто проделки дьявола, а она, проклятая, коротает вечность в Аду.
Кто-то зашел. И она даже знала, кто. Шаги тяжелые, а тень огромная и увесистая.
– Скучаешь, девочка?
И это его "девочка" похуже всяких цепей.
– Не особенно.
– Читаешь?
Он схватил книгу, лежавшую поверх застеленного покрывала.
– Я думал все девушки зачитываются французскими романами. Это же вроде как модно? Писатели заработали на них немало денег. Готов биться о заклад, что выпусти ты свою историю любви, - он усмехнулся, - никто не остался бы равнодушен...
Мария прикрыла глаза. Нельзя подаваться эмоциям.
– Вы ошибаетесь. Ненавижу романы. Мне по душе различные легенды и история. По-моему намного интереснее читать про реальные истории, нежели вымышлены, Вам так не кажется?
Мужчина приблизился к краешку кровати и даже посмел сесть, почти касаясь огромной рукой её бедер.
– Откуда ты вообще такая? Правильная, чистенькая... только вот одно черное пятнышко не дает казаться идеальной. И тебе от этого становится труднее? А может, не все так хорошо? Может, и не такая безупречная? Фарфоровая кукла, которая вот-вот, - как будто нарочито задел длинным рукавом вазу, стоящую на столике, - разобьется...
Осколки брызнули в стороны и приземлились около её ног, обложив со всех сторон.
Мария сглотнула.
"Не дышать, не дышать", - билась единственная мысль в голове, пока слезы каскадом высеченных бриллиантов стекали по щеке.
– Но, - мужчина поднял указательный палец, на котором поблескивал фиолетовый перстень, - все поправимо. Поэтому не стану мешать тебе делать моего сына счастливым. Он, в отличие от тебя, - смахнул очередную слезинку с лица, почти нежно, -достоин его.