Сквозь розовую дымку

Мария любила оставлять на своих клиентах метки: укусы алели ярко красным... Всю ночь она любила, но никогда, даже за отдельную плату, не разрешала целовать себя в губы...

Сегодня произошла какая-то ошибка.

"Это клиент, клиент", - твердила себе девушка, но не могла перестать думать о нем, как о наваждении: ангельском, чистом.

И когда она случайно оступилась, а сильные руки подхватили её, не давая упасть, то случилось непоправимое. Снова паршивый ангел за спиной постарался?

Их губы слились в сладостном, неистовом поцелуе. Он целовал жадно и требовательно, как будто, не мог насытиться ею. Мир буквально перевернулся с ног на голову, и буквально все накрыла розовая дымка, становясь плотнее, плотнее...

– Мари... Мария...

Девушка помотала головой, отступая.

– Джером, нет. Это нельзя... нельзя этого делать.

Парень приподнял правую бровь.

– Ты не целуешь клиентов? Почему?

Мари пожала плечами.

– Потому что это делают, когда любят.

Джером засмеялся: звонко, почти как девчонка, закинув голову назад.

– Значит, ты меня любишь? До сих пор?..

Белая рубашка не заправлена, волосы торчат во все стороны, а взгляд печальный и задумчивые. За это время он повзрослел, вне сомнения.

Девушка не ответила, просто подошла и снова коснулась влажных от росы мягких губ...

Утро настало слишком быстро. Мария старалась не смотреть на него, пока торопливо поправляла платье, расчесывала волосы.

– Ты такая красивая...
– мечтательно произнес парень, - такая необычная... почему ты не показывала себя раньше? Пряталась от розового цвета, но в итоге возвращалась к нему... снова и снова?

Мария не поворачивалась, потому что знала: вряд ли тогда уйдет просто так. Она не сможет не броситься на колени, не покрывать эти губы отчаянными, молящими прощения, поцелуями...

– Уезжай, Джером. Все равно ты ничего не добьешься...

Парень не стал дожидаться действий со стороны Мари, потому что, кажется, чувствовал смятение.

– Тогда я буду платить тебе каждую ночь. Как тебе эта мысль?

Мария подняла голову наверх, только ради того, чтобы снова не показывать слез... которых оказалось так много! И откуда они вообще появляются? Их там море?

– Вчера ты так и не ответила на мой вопрос... и вправду любишь?..
– прошептал он прямо в ухо.

Девушка посмотрела куда-то далеко-далеко. Там, за окном, снова рассвет. Там, за окном текут миллионы жизней. Кто-то счастлив, кто-то не очень... там, за окном, извечная суета. А она здесь. Рядом с ним.

И снова не удержалась. Притянула к себе, он только углубил клубничное прикосновение.

Их лбы практически столкнулись, когда она прошептала ему прямо в губы:

– Какая разница?..

И дверь не успела затвориться, потому что, наверное, закрывалась слишком долго, но Джером успел крикнуть:

– Я приеду! Обещаю!

И это обещание, черт возьми, грело заблудшую душу...

Нас заключает в сети сердце,

И мы готовы стать рабами...

Безмолвно... безнадежного обмана,

Что теплит наши раны -

Порванные собаки...

Последняя реплика и завес закрывается. Секунд десять стояла полнейшая тишина и только потом случился взрыв. Марина зажмурилась: это был фурор! Зрители едва не сломали руки, хлопая, крича и даже топая ногами.

Роман Сергеевич обнял девушку и говорил что-то с радостной улыбкой на лице, предлагал хороший гонорар, строил планы на следующую роль... Только вот ему было невдомек, что Марина уже слишком привыкла к этой героине.

– Боюсь, мне потребуется некоторое время, чтобы не видеть в отражении её образ, чтобы не чувствовать все то, что чувствовала она. Простите...

Актеров приглашали на сцену. Её завалили букетами, чуть ли не признавались в любви на сцене...

"Ты популярна, милочка", - усмехнулась про себя Марина.

А ночью... ночью она ревела, уткнувшись лицом в подушку. Сама не зная, зачем. Просто ревела, наверное, потому что просто хотела помочь Марии... помочь стать свободной, распустить прекрасные белые крылья и взлететь...

– Нас заключает в сети сердце,

И мы готовы стать рабами...
– тихонько напевала девушка, пока наконец не погрузилась в сон.

Джером сдержал свое обещание и приехал. Прошло не так много времени, всего пару месяцев, но его ужасала перемена городка. Здесь все, как будто, покрылось пылью, которую некому было убрать.

Парень уверенно потянул на себя дубовую дверь и буквально сразу почувствовал на себе чьи-то руки.

– Что ты хотел, дорогой?

Новенькая, совсем еще девочка...

– Я бы хотел видеть Марию. Хозяйку.

– Ты Джером, да?

Парень обернулся и увидел... кажется, её звали Саманта?

– Как бы тебе получше сказать-то... а её нет. Похоронили её, месяц назад. Воспаление сильное, никакое лекарство не помогло, дьявол!
– девушка снова глотнула портвейн. Она едва держалась на ногах.
– Хочешь, проведу... к могилке?

Джером сглотнул. Что-то сломалось. Что-то в области сердца не подлежало перестройке. Душа будто бы отделилась от тела и наблюдала на него с высоты птичьего полета.

– Идем.

Она с какой-то животной радостью посильнее закутала плечи в грязный красный платок и выбежала за дверь. Джером последовал за ней, едва поспевая, но совершенно ничего не замечая вокруг.

Большой деревянный крест с надписью... и завядшие цветы...

Джером распрощался с двумя золотыми, небрежно бросив их в руки пьяной женщине. Та с благодарностью икнула и побежала назад.

Парень собрал все эти нелепые цветы и бросил в сторону. Она никогда их не любила, а вот осенние листья... оранжевые, желтые, красные...