Сквозь тернии

Аверин поборол оцепенение, медленно оглянулся. Ничего. Лишь опостылевшие плакаты, приглушённый свет и гул люминесцентных ламп в кожухах над головой. Складывалось ощущение, что вокруг раскинулся вовсе не легендарный Звёздный городок, а самый настоящий крематорий, в недрах которого уже растопили жаркую печь.

Тимка нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Улыбнулась.

Аверин поёжился. Он понял, отчего всё именно так: взгляд Тимки терялся в бездне, оттого-то на её лице и застыла маска неопределённости, маска не восприятия происходящего в целом, маска страха.

Нет!

Вот как раз последнего не было и в помине! Как и отчаяния, горя, утраты. Осталось лишь личико угнетённого жизнью ребёнка, на которое так и хочет наведаться озорная улыбка.

«Нет, конечно же это не Тимка. Это совершенно другая девочка. Совершенно другая собака. А Тимка осталась там, под руинами прошлого, под пластами времени, на той стороне речки, где поселилось зло...»

Аверин снова вздрогнул.

Девочка поборола робость и заговорила первой:

– А я вас знаю.

– Меня? – Аверин почесал затылок. – Но откуда?

Девочка склонила головку на другой бок, сцепила пальцы рук за спиной, задумчиво проговорила, поворачиваясь из стороны в сторону:

– Мы добирались сюда со станции на одном автобусе. Сидели через проход. Вы, наверное, просто не обратили на меня внимания. Я была с Мухтаром.

Аверин прищурился. Вгляделся в личико девочки более пристально. Та словно прочитала его мысли или уловила дуновения воздуха – грустно улыбнулась.

– Я с рождения ничего не вижу – ритинопатия, – и спустя короткую паузу почти фальцетом: – Только не подумайте, что я вру!

– И не собирался. Иди-ка сюда... – И Аверин протянул девочке руку. – Но как же тогда ты меня запомнила, если действительно нечего не видишь?

Девочка послушно шагнула навстречу руке Аверина, безошибочно определила местоположение ладони в пространстве, осторожно коснулась дрожащих пальцев.

Аверин воспринимал всё происходящее, как при замедленной съёмке.

– Я не вижу свет, но многое чувствую. У меня есть друг – он научил меня воспринимать цвета!

– Разве это возможно?

– Вы страшитесь воспоминаний. Потому заставили себя думать, что всё это – сон. Однако внутри вашего сознания царит вовсе не бред, а последствия тех событий, что свершились в прошлой реальности. Вы пошли на поводу у страха, а значит, потеряли веру. Утратили истину. Вы сделались слепым и беззащитными, а потому вас сразу же отгородили от смысла.

Девочка умолка и присела рядом с Авериным.

– Я могу чувствовать цвета, эмоции, мысли. Я не могу сказать, как именно это происходит. Просто я понимаю, что должна довериться человеку или оказать ему помощь. Естественно, калека вроде меня не может оказать реальную помощь, но всё-таки, ради примера, наверное, можно привести и эту глупейшую аналогию.

Аверин машинально провёл пальцами по волосам девочки. Та поёжилась – секущиеся кончики щекотали кожу на тонкой шее.

– Не говори глупостей. Я знаю тебя с минуту, но уже могу с уверенностью сказать, что на тебя можно положиться в любой ситуации.

– Честно?

– Честно.

Девочка мечтательно вздохнула.

– Мне многие это говорят. Мячик, знакомый дрессировщик из «Немо», Титов... Вы, вот, тоже так считаете. Одна я не могу понять: отчего всё именно так? Вы не знаете?

Девочка посмотрела на Аверина.

Посмотрела...

Она будто на миг вынырнула из бездны, очутившись под самым сердцем – маленький пульсирующий комочек, словно частичка погруженной во мрак искорки. Искорки, что не сдается, не смотря на царящий повсюду холод.

Аверин не понимал, что происходит, а из его глотки вырывались отдельные фразы, смысл которых был так же не совсем понятен. Он просто знал, что нужно говорить именно это. Знал, но не мог объяснить почему.

– Я, кажется, понимаю, в чём дело. Дело не в том, что именно тебе говорят. Основной смысл заключен несколько в ином, – Аверин попытался перевести дух, а попутно разобраться в том, что он такое несёт.

Девочка терпеливо ждала.

– Я не знаю, как тебе лучше объяснить, чтобы ты правильно меня поняла. Своим недетским мышлением ты сеешь в сердцах взрослых надежду, предчувствие перемен, возможность уже сейчас заглянут за горизонт – всё то, чего лишены они сами. В результате этого, ты превращаешься в элемент некой веры. А вера – это основа нашего бытия: так, по крайней мере, учат современные мыслители, если мне не изменяет память.

– Так, выходит, я просто как талисман или нательный крестик? Первый можно потрогать для обретения сил, а второму – просто помолиться...

Аверин вздохнул.

– Из меня и впрямь никудышный философ. Не воспринимай близко к сердцу то, что я только что сказал. Это всё пустое, в большей степени надуманное. Я и сам не знаю, зачем полез в столь непроходимые дебри. Ты не такая как все, поэтому люди и тянуться к тебе, устав от обыденности. Ты нужна им, как свет, – Аверин помассировал виски, дивясь придуманной аналогии. – Только не задавай больше подобных вопросов – я не тот собеседник, что в силах дать на них единственно верный ответ.

Девочка насупилась.

– Извините. Я вас, наверное, совсем запутала. Просто странно то и дело слышать от совершенно посторонних людей, какая я сильная, незаменимая или исключительная. Я ведь даже не знаю толком, откуда это всё взялось. Скорее всего, если бы не Мячик, я так и осталась бы на задворках собственного подсознания, уверенная в том, что у ночи нет конца, а тьма – единственное доступное для меня состояние в этой жизни.

– Кто этот Мячик?

Девочка чуть заметно улыбнулась.

– Мой друг. Это именно он показал мне свет – научил, как можно смешивать эмоции и чувства для того, чтобы проявить в сознании тот, или иной цвет!

– Что ж, это хорошо. Я в том смысле, что ты так ловко освоила его урок!

– Ага. А можно ещё вопрос? Последний.

– Валяй.

– Кто те дети? И что с ними стало?

Аверин, ничего не понимая, уставился на невозмутимую девочку.

– Какие дети?

– Ну те, о которых вы то и дело вспоминаете. Ой... – Девочка осеклась и густо покраснела. – Простите.