Слабо в меня влюбиться?
Шрифт:
— Ты давай напраслину на девку не гони, — резко осекает ба раздухарившуюся «клиентку». — Одну изведёшь, другая ещё хуже на её место придёт. В тебе вся беда.
— К-как во мне?.. — поражённо охает Куницына. — И что теперь делать?
— Есть один древний рецепт… Но сразу говорю — халатности не терпит! — вещает бабуля замогильным голосом. — Хоть в чём-то напортачишь, вся прыщами покроешься. Ни одно светило медицины не спасёт. — И, выждав эффектную паузу, добавляет: — Но результат стопроцентный. Подумай хорошо, может, на кого посущественнее замахнёшься?
Повисает молчание.
— Не нужен мне другой. Надо мной уже весь универ смеётся. Ведёт себя как скот: захочет — поцелует, а захочет — кинет прямо перед всеми. Пусть теперь он за мной побегает завистникам на потеху. Надо будет, на кладбище в полночь пойду! — заканчивает запальчиво.
— Деточка, давай без самодеятельности. Туда мы все успеем. Значит, записывай… Нужен его волос.
— Запросто, — с облегчением выдыхает Агата.
— Столько штук, сколько ему лет, — строго перебивает бабуля. — Не с расчёски, не с одежды, а обязательно вырванные именно тобой.
— Странно, но…
— Дальше, — зловеще хмыкает седовласая шарлатанка, полностью сроднившись с ролью. — Добудешь крови пару капель…
— Блин, у меня эти дни только-только закончились, — снова торопит события Куницына.
— Эка тебе хлопца присвоить неймётся. Ещё раз перебьёшь, заикание нашлю. А кровь его нужна. Две капли.
Не сдержавшись, всхрапываю от смеха, представляя, как ополоумевшая Барби разбивает Льдову его идеальный прямой нос. Едва ли он после таких пируэтов захочет хоть сколько-то оставаться с ней рядом.
— Извините, молчу, — обещает Агата.
— Дальше, носок нужен. Тоже его, и обязательно ношенный! С левой ноги.
— Да где же я носок достану? — сокрушается Куницына, дождавшись паузы.
То есть, добыть кровь в её понимании вообще раз плюнуть?
М-да, дружище… Повёлся на спелые дыньки, а маньячеллу-то за ними не разглядел.
— Нет у тебя выбора. Или так как я говорю. Или забудь о нём. Если для тебя уже это достать проблема, то как ты ему три шарика кроличьего кала скормишь? Под видом драже, или может на спор? — хохмит бабуля, язвительно на меня поглядывая. — Их отдельно от зелья подать нужно, кстати. И ни в коем случае не мойся, пока он всё это проглотит! Чем грязнее, тем лучше. Тем крепче будут ваши узы.
— Это всё? — уже с меньшим энтузиазмом уточняет Куницына.
— Нет, ещё заклинанье. Когда носок с остальным варить будешь, прочти: «Чтоб тебе дурню лишь обо мне думать. Ходи рядом со мной, как заяц хромой. А налево свернёшь —запинайся, от тоски задыхайся». Всё, напоишь, накормишь и дело в шляпе. Выполняй.
— А деньги?
— Какие?
— Ну как, за услуги.
— А-а-а, возьми сколько не жалко, купи на них корм. В приют собачий отдай. И не скупись! — рявкает так, что я подскакиваю, чего говорить о слабонервной девице. — Это чтоб верность собачьей была. Отбой. — Отключившись, бабуля качает головой. — Ну и дура…
— Не то слово, — соглашаюсь.
— Ты дура. И Льдов твой идиот. — Но не успеваю я прикинуть, что она хочет этим сказать,
как иссохшие губы кривятся в дьявольской улыбке. — Проси что хочешь, говоришь?..После бессонной ночи я едва держусь на ногах. Участившиеся перепалки с Яном стали главной угрозой моего спокойствия. Они лишили сна и постепенно отбирают у меня друга, что даже на слух звучит отвратительно.
Что ж, не каждому утру быть добрым…
– Погодь, чучундра, – задерживает бабуля у порога, вручив мне в руки металлический контейнер. – Возьми его с собой.
– Что это? – удивлённо кручу предмет, напоминающий древнюю чайницу.
– Прах моей любимой кошки, – беззаботно отвечает старушка. – Развей его у порога ЖЭУ. Пусть знают, ироды, как подвалы зимой заколачивать.
Моментально просыпаюсь, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Ещё с минуту смотрю на Ивановну, неохотно вникая в услышанное.
– Шутка! – хохочет вредная интриганка, гордясь собственным остроумием. – Решила, что у старухи крыша поехала? Не дождётесь! Я до гроба с кукушкой в дружбе останусь, – морщинистый палец застывает в воздухе. – Чего и вам с Павлином желаю. А то взяли моду по пустякам ругаться.
А ей-то откуда знать? Елизара, чтоб её, всевидящая.
Аккуратно снимаю крышку и заглядываю в коробку. Она битком набита домашним печеньем с шоколадной присыпкой, что так нравилось нам с Яном в детстве. От одного лишь аромата утопаю в радужных воспоминаниях.
– Угостишь ими Льдова, – пафосно бросает Лидия, – а там, глядишь, растает хлопчик. И пусть только откажется. Я ему сосульку таки вырву.
– Господи! Ба!
– Ну а что? Нехай думает, прежде чем с Бойко ругаться! Текай по добру.
Будучи крайне медлительной, я прихожу на пару одной из последних. Аудитория переполнена студентами из трёх групп, но даже в этой неразберихе мне удаётся отыскать глазами Льдова. Он сидит один, обделённый обществом Агаты, которая променяла своего «идола» на сплетни с подружкой, что в разы облегчает задачу.
Была не была…
– Скучаешь, милый? – интересуюсь с приторной улыбкой, пряча сюрприз за спиной.
Льдов неохотно поднимает глаза, и я замечаю, что парень не в духе.
– С каких пор тебя это заботит? Или ты меня с качком перепутала?
– Как же, – усмехаюсь, закатив глаза, – спутаешь вас, пеликана и ворона. Я, вообще-то, мириться пришла.
Каменное лицо Яна вмиг становится заинтересованным. Он лениво откидывается на стуле и вскидывает подбородком в молчаливом «Валяй!». А когда замечает печенье на парте, то удивляется не меньше, чем я поразилась кошачьему праху.
– То самое? Но как ты вспомнила?
Лёд тронулся, а значит, всё идёт по плану.
Получив зелёный свет, в фривольной манере забрасываю волосы за спину.
– В отличие от тебя, я храню в памяти ценные моменты, а не забиваю голову копеечным хламом, – махнув рукой, открыто намекаю на Куницыну.
Замешательство Льдова сменяется кривой ухмылкой.
– Кстати, о мусоре… Ментовской сынок уже и шагу не даёт тебе ступить.
Не успеваю одуматься, как на плечо опускается тяжёлая ладонь Свята.