Слабости сильной женщины

Это было несколько месяцев назад, но Лера помнила все так ясно, точно это случилось вчера.

Как раз в то время они с Зоськой были увлечены «секретами». Это игра такая была, вполне девчонская, но Лера и не была в детстве этаким мальчишкой-сорви-головой, и девчонские увлечения вовсе не были ей чужды.

«Секреты» делались просто: выкапывалась неглубокая ямка где-нибудь на газоне – сплошь заасфальтированный центр Москвы не слишком баловал возможностями, – дно устилалось фольгой, а уж поверх фольги выкладывались всевозможные композиции – из цветов, разноцветных бусинок и прочих сокровищ. Все это накрывалось стеклом, снова присыпалось землей – и потом можно было протирать в земле окошечко и украдкой показывать подружкам эту изящную картинку.

Как можно было заниматься подобными глупостями, читая Гюго, Муратова и прочие взрослые книжки, было совершенно непонятно. Но Лере нравилась таинственность, которой сопровождалось все это действо. За «секретами» охотились мальчишки, их следовало беречь и закапывать в укромных местах.

И они с Зоськой увлеченно выискивали такие места, собирали бусинки и цветы, с риском обрывая их на клумбах сада «Эрмитаж».

Одно из укромных мест было в подвале. Но не в общем подвале, куда то и дело спускался кто-нибудь из жильцов, чтобы отнести в свою подвальную конурку лыжи, или, наоборот – взять какой-нибудь бесполезный брезентовый чехол. В «их» подвале хранился дворницкий инструмент, песок, соль и прочие немаловажные вещи. Дверь в него располагалась рядом со вторым подъездом, и на двери, конечно, висел огромный замок.

Но Лера отлично знала, что в подвал можно проникнуть не только через дверь, но и через узкое зарешеченное окошко, выходившее на уровне земли прямо в арку на входе во двор. Решетка не являлась помехой: достаточно было повернуть несколько загнутых гвоздиков, как она приподнималась, и худенькие девчонки вполне могли пролезть под нее. Надо было только дождаться, чтобы никто не шел через арку, и мгновенно шмыгнуть в это окошко.

Так они и сделали однажды, пасмурным и теплым октябрьским днем. Уже смеркалось, и Лера с Зоськой торопились, чтобы до темноты успеть закопать в дворницкий песок два новых «секрета».

Они справились с этим довольно быстро, потому что все – и бусинки, и головки цветов, и большие осколки стекла – было приготовлено заранее. Лера отряхнула руки от песка и уже подошла к окошку – как вдруг остановилась, замерла, прислушиваясь.

В арку кто-то входил – притом входили с двух сторон, и со двора, и с улицы. Арка была длинная, гулкая, и шаги обоих идущих эхом отдавались под ее сводами. Лера осторожно приподняла решетку, выглянула наружу. Зоська сопела у нее за спиной.

Те, что вошли в арку, стояли ближе к улице; подвальное окошко оставалось у них позади. Кроме того, оба они так пристально всматривались друг в друга, что едва ли обратили бы внимание на такую ерунду, как приподнявшаяся решетка.

Лера увидела Митю – это он шел с улицы, держа в руке скрипку. Из двора выходил Витька Стахеев, по прозвищу Жох.

Витька был коренным жителем их двора, но Лера его не помнила. Когда его впервые посадили, ей было года четыре; его короткие возвращения ей тоже не запомнились. Можно считать, она впервые увидела его только теперь, когда он вернулся после очередной отсидки – кажется, за пьяную драку.

Говорили, будто Витьке нельзя жить в Москве, где жили его родители. Он числился работающим где-то в совхозе за сто первым километром и появлялся во дворе только с наступлением темноты. Впрочем, может быть, это были всего лишь домыслы. Слишком уж открыто мелькал Витька вечерами возле «Узбекистана» среди других, не менее мрачных, типов.

В Витьке Жохе была настоящая злоба, она чувствовалась сразу, при первом же взгляде на этого невысокого коренастого парня с не по возрасту морщинистым лицом и какими-то белесыми, навыкате глазами.

Лера никого не боялась во дворе, даже тех парней, которые почти не таясь носили финки и были явно блатными, – а Витьку боялась. Было в нем что-то чужое, безжалостное и беззаконное. Тогда никто еще не знал слова «беспредел», но, по сути, Витька Жох был именно беспредельщиком, как это ни называй.

На Леру он, конечно, даже и внимания не обращал, и ей в общем-то нечего было бояться. Но его боялись и другие, и она хорошо понимала, почему.

Она не знала, случайно ли он столкнулся с Митей в этой полутемной арке, но холодок нехорошего предчувствия тут же пробежал по ее спине.

– А, музыкант! – сказал Витька, останавливаясь перед Митей.

Он говорил негромко, но каждый звук гудел в арке. Митя молчал, не делая ни шагу. Не дождавшись ответа на свое бессмысленное восклицание, Витька спросил:

– Что-то ты со мной не здороваешься, а? Сильно гордый стал?

– Ты, по-моему, тоже не поздоровался, – ответил Митя.

– А это я еще посмотреть должен! Хочу – поздороваюсь, хочу – на хер пошлю. Твое дело не моих приветов ждать, а ко мне вежливость проявить!

Тон у Витьки был издевательский, он явно нарывался на ссору. Лера только не могла понять, зачем нужна ему ссора с Митей Гладышевым. Очень уж разными они были, эти жители одного двора – как будто с разных планет.

Митя по-прежнему молчал, и это, кажется, начало бесить Жоха.

– Брезгуешь со мной поговорить? – произнес он свистящим шепотом. – А говорят: интеллигенция, искусство! С простым человеком поговорить брезгуют. Небось Зиночку трахать не брезгуешь, а? А она тоже, между прочим, не принцесса.

– Заткнись, – сказал Митя.

Он произнес это совершенно спокойно, обычным своим голосом, в котором Лера даже не расслышала угрозы. Но зато расслышала решимость – впрочем, в Митином голосе тоже звучащую обычно.

Зато следующие слова Жоха прозвучали даже как-то радостно.

– Чего-о? – протянул он. – Это ты кому заткнуться советуешь, а, музыкантик?

– Тебе, – сказал Митя.

Лера тут же расслышала глухой звук удара, и, высунувшись из окошка подальше, увидела, что Митя стоит теперь, прислонившись к стене, откинув голову назад, и скрипку держит на отлете.

– Зоська, – обернулась Лера к притихшей подружке, – ну-ка вылазь тихо и беги быстро к дяде Лехе Буданаеву! Он к себе в столярку пошел, я видела. Позови его, скажи, чтоб шел сюда скорее.

– А ты? – испуганно спросила Зоська.

– Да беги же! – не отвечая, сердито прошипела Лера. – Не видишь разве?..

Зоська выскользнула в узкое окошко и бесшумно, как мышка, побежала во двор, в столярку Буданаева.

– Ты смотри мне, музыкантик, – зловеще произнес Жох, встряхивая рукой. – Это я так только, для начала – поучить тебя, как разговаривать надо. Я невежливых прощать не привык… А теперь ты мне вот что – играть ты мне теперь будешь на своей скрипочке.

Митя, по-прежнему не произнося ни слова, как-то тяжело оторвался от стены и стоял теперь прямо перед Жохом.