Слабые люди

–Тогда зачем менять систему, раз вы не хотите допустить неизбежное по отношению ко всеобщей вседозволенности и свободы? Свобода ведь не исключает мной вышесказанного, а будет следствием смены систем как краткий миг общественной эйфории.

Старик попал в тупик. Глупый разговор, затеянный им, завел его не в то русло. Досадно.

–Ладно, ладно. – махнул он рукой, морща при этом складки своего лица, – Не будем больше об этом.

–Не будем. Хотите на другую тему поговорить?

–Хм, отчего нет? Куда вы летите?

–Ну, пока в Центровой аэропорт, куда мы, собственно, и летим, а там совершу пересадку на самолет до Второй Зоны.

–Забавно, я ведь тоже туда лечу. – поднял бровь дед и улыбнулся. Алые щеки лоснились от пота.

–Как так– вы против капитализма и все же летите в его “alma-mater"? – иронично подколол Проводник старика.

–Да нет, нет же! – замотал тот головой, случайно задев спящую у иллюминатора женщину.

Полминуты шиканий и извинений и вот он снова повернулся к Проводнику, пока тот делал второй глоток.

–Я просто жену веду туда.

–Это она рядом?

–Боже упаси, нет! – сказав это, старик покосился на соседку и встретил негодующий взгляд; после опустил голос до шепота, – Моя жена внизу.

–Внизу?

–Ну… как бы так сказать… ну, в гробу она.

–На кой черт вам везти труп в центр развлечений и крупных сделок?

–Тихо! Не орите! – хлопнул старик Проводника по колену, воровато оглядываясь.

Рука была тяжелой.

–Моя жена– такой же работящий человек, как и я.– медленно дыша, продолжил попутчик, – И она всегда мечтала попасть в Город желаний, в эту чертову альфа-версию муравейника в медовых сотах! Я-то туда ни за что бы не поехал, но…– вздох, – Но теперь она мертва, а я чувствую себя виноватым. Вот и…

–А зачем вы мне-то рассказали?

–А вот! – выразительно выпучив глаза и качнув головой, сказал старик, – Все на языке вертелось! Балабол я, причем тот еще.

Ему стало смешно.

–Понимаю.

Наступило неловкое молчание.

–И… Что тогда? Приведете вы ее туда, что дальше-то?

–Да кремирую ее да отнесу в Зал Обозрения. – отмахнулся старик, – Денег на похороны уже не останется. Все на нее потратил– перевозка, транспортировка, камердинеры, плюс к этому еще дополнительные налоги.

–Неприятно, соглашусь. А что за зал обозрения?

–Нет, не так! Зал Обозрения! – акцентируясь на первых буквах, поправил старик, – Это вам не какая-нибудь захолустная бетонная коробка, это помещение на вершине самого высокого условного здания в этом чертовом городе! Сама эта "возвышенность", как я ее называю, находится не в самом городе, а на его окраине– ее специально поставили таким образом, чтобы было видно весь город. Вид аж дух захватывает! Я фотки смотрел!

–И что же? Там пепел по ветру пустите?

–Отчего ж нет-то? Так и сделаю. А теперь объясните мне, мой дорогой умник, что же вы там забыли? – и тут хитрые глазки превратились в щелки.

–По работе еду. – почти честно ответил Проводник.

–По какой же, если не секрет?

–По обычной. Не хочу распространяться, так что извольте пропустить эту часть.

–Ишь, таинственный какой, а! Меня, кстати, зовут… – его имя заглушил плач ребенка спереди.

Сделав вид, что услышал имя, Проводник назвал в свою очередь имя, записанное в поддельном паспорте. Завязался разговор об устройстве двигателей самолета, так как старик, как оказалось, работал на универсальной фабрике по сборке двигателей для всех видов транспорта– начиная от лодок и кончая космическими зондами. Пока все шло сравнительно хорошо, разговор даже обещал быть интересным.

* * *

–Прощайте!

–Прощай. – прошептал он, отворачиваясь от дедушки, стоявшего рядом с гробом его почившей жены.

К горлу начала подкатывать тошнота. Ни с того ни с сего. Пошатываясь, Проводник брел по залу, задевая плечами людей, едва не падая от столкновений. В ушах гудело, все тело стало словно ватным, а желудок сжимался все сильнее и сильнее, желая изрыгнуть из себя скопленную желчь.

Рывком распахнув дверь уборной, он едва не сшиб маленького ребенка. От испуга тот заплакал, да так надрывно, что его вопль отразился от стен и больно кольнул по барабанным перепонкам. Рывком распахнув дверь первой кабинки, Проводник рухнул на колени и с протяженным стоном изверг из себя желудочный сок. И кровь. Откуда у него кровь? Он ничего не ел, он ничего не употреблял, откуда кровь?! А тем временем желудок все сжимался и сжимался с неистовой силой, словно желая выдавить самое себя. Вязкая слюна опоясала белый ободок унитаза, налаживаясь витками на пальцы рук, заживших собственной жизнью в непроизвольных сокращениях. Внезапно нахлынул сильный приступ кашля, сопровождавшийся очередным позывом к рвоте. Стеная и издавая трубные звуки, он все наклонялся ниже и ниже. От потуг заболела голова и руки, с трудом поддающиеся контролю, вцепились в виски в беспочвенной надежде заглушить, притупить боль.

Желудок был пуст, но спазмы никак не прекращались. За спиной кто-то что-то сказал. Новая вспышка боли и Проводник шарахнул рукой по стенке кабинки. И еще. И снова. Неведомая сила заставляла поднимать судорожную кисть правой руки и бить о тонкую перегородку, рискуя или переломать выгнутые пальцы или пробить брешь. В голове зазвенело и кто-то тихо завыл. Нет, не он– выли его мысли– бесконечный вой множился и чередовался, иногда сливаясь в унисон, вызывая ощутимую вибрацию внутри черепной коробки. Стиснув ладонью лоб, Проводник поплелся к раковине и сунул голову под холодную струю воды. Не помогло. Тогда, все так же держась за голову и расталкивая сердобольных зевак, занятых обсуждением темы: "А стоит ли вызвать врача или посмотреть, как сдохнет?", быстро зашагал прочь в поисках аптеки. От боли рот сам растянулся в оскале боли, а челюсти заныли от напряжения. Казалось, невидимые пальцы обхватили зубы по всему ряду и старались сжаться, сцепиться вокруг них как вокруг поручня внутри автобуса. Прохожие шатались в испуге, завидев лицо безумца.

Наконец желанная зеленая вывеска с белым крестом показалась за очередным поворотом и топая, словно младенец-переросток во время освоения навыков ходьбы, он кинулся к ней. Распахнув дверь и снеся собой стойку с рекламными листовками, Проводник уперся в прилавок руками:

–Срочно дайте мне какие-нибудь сильные обезболивающее и успокоительное, быстро, ну! – воскликнул он в лицо испуганной продавщицы.

–Рецепт! Вам нужен рецепт! – спокойно заявила полная тетка в очках, за которыми темнела кожа заядлого любителя солярия.

–К черту рецепт, женщина, мы в аэропорту, так что дай мне чертовы таблетки!

–Не могу! Я бы дала, но…– она ткнула перстом в камеру чуть выше ее плешивой макушки, – Нельзя! Меня же уволят!

–Аспирину мне, ну!

–Вам ка…

–ЛЮБОЙ, ЖЕНЩИНА, ДАЙ МНЕ ЧЕРТОВ АСПИРИН! – не выдержав, взревел Проводник, слишком поздно различив в отражении стекла быстро приближающуюся фигуру в черном.

–Да-да, я сейчас, подождите! – пропищала неестественно тонким голоском женщина и исчезла в рядах стеллажей.

Когда упаковка плюхнулась перед ним, он разорвал ее в клочья и закинул в рот большую таблетку. Не обращая внимание на шипение и прущую изо рта пену, полез в сумку за водой, как уже ожидаемо рука опустилась на его плечо.

–Проблемы? – участливо спросил офицер.

Вжав от новой вспышки боли голову в плечи, Проводник невнятно замычал и выхлебал полбутыли. Остальная половина стекла по подбородку и впиталась в водолазку, выявляясь на темной ткани неровными пятнами. В ушах снова гудело и сквозь гул были слышны голоса. Тяжесть руки уже давно исчезла с плеча и тело пошло прочь, на автомате кинув купюру в тарелочку для оплаты. Не обращая внимания на призывы забрать сдачу, Проводник снова двинулся в уборную, где его снова стошнило еще не успевшей раствориться таблеткой, а затем и повторной порцией белесой жидкости вперемешку с кровью. И все же боль постепенно пришла к выводу, что пора утихомириться. Неспешным темпом толчки крови переставали терзать сосуды и звон становился все тише. Когда все затихло, он обнаружил себя сидящим на стульчаке, уткнув нос в перегородку. Чуть ниже лица в зеркале виднелась отметина, по которой расползалась паутинка трещин. Сплюнув остатками рвоты на пол, Проводник растер их подошвой ботинка и вновь оглядел себя через зеркало.