Слабым здесь не место. Охота

– Ты станешь достойным наследником каст. Всех двенадцати, не только своей. – Астисия гордилась им и восхищалась его рвением отдать долг Лагигарду.

– Благодарю за столь приятные слова. Главное – не провалить Ахора Крамего, закончить итоговый труд и пройти финальное посвящение.

– Ты справишься. И не потому, что за все зимы не было оступившихся. Труд по пыточной Ахора помогу закончить я. Ты ведь, как всегда, напишешь немного лишнего.

Она вновь лишь едва склонила голову.

– Принцесса, вы когда-нибудь устанете напоминать мне об этом?

– Разве я не права? Или ты забыл те переводы, которые делал по небольшим и незамысловатым книжкам Высших, приписывая то, чего не было в оригинале?

– В свою защиту скажу, что у их расы язык лишь звучит красиво, а сам текст выходит сухим. Поэтому и приходилось добавлять…

– Чтобы мне пришлось по душе. – Она поблагодарила его взглядом, а после улыбкой, позволив повиснуть очередному неловкому молчанию.

– Спасибо за помощь с Ахора Крамего.

– Мне в радость, – она только успела произнести эти слова, как вдруг в ярких зеленых глазах Тархельгас заметил грусть.

Астисия позволила ему увидеть ее.

– Что такое?

– Пройдет три десятка лик, затем твое посвящение. И общение между нами останется в прошлом.

– Согласно кодексу мы вообще не должны были общаться.

– С моей восемнадцатой зимы и по сей лик все, что мы делаем, это только общаемся…

– И уже этим переходим дозволенное.

Разговор начинал менять свое русло, и, как часто это бывает, не без помощи принцессы.

– Однако ты приходишь. Ищешь встречи. Также как и я.

О, как же сильно он понимал, что этого делать нельзя, и все же не мог заставить себя остановиться.

– Астисия, мы уже столько раз говорили об этом.

– О смирении?

– О законах благородных домов и кодексе каст.

– Которые ограничили мою цель в жизни рождением наследницы, выбрав за меня даже зиму зачатия, чтобы потом твои потомки боролись за нее так же, как и вы сейчас – за меня?

Тархельгас старался оставаться беспристрастным и сдержанным, в то время как Астисия начинала давать волю эмоциям.

– Лишь сильная и лучшая из каст может занять королевский трон, дабы стать гарантом силы и нерушимости…

– Не вздумай цитировать свой кодекс, который я знаю не хуже твоего.

Она резко поднялась и отвернулась от Тархельгаса. Разговор перерастал в ссору, которые пусть и были редкостью, но все равно развеивали тот мираж, что они так долго пытались удержать.

– Я лишь пытаюсь объяснить…

– Что я простой наблюдатель без права выбора?

– Нет, Астисия. – Он поднялся только сейчас, вспомнив об этикете, в то время как принцесса продолжала стоять к нему спиной. – Законы сделали нас сильнейшим государством от Серых гор на востоке и до великих морей на западе. От заснеженных вершин на севере и далеко за пределами земель Высших на юге.

– Мне что с того?

– Ты исполняешь свой долг.

– Лишающий меня свободы, – она говорила, немного повернув голову в его сторону, – а ты даже не пытаешься ничего предпринять.

– В лучшем случае мы вторые претенденты после касты Сэтигас.

– Третьи, – она сказала всего одно слово и после все же нашла в себе силы повернуться к нему.

Вот зачем принцесса и завела весь это разговор.

– Я видела на столе родителей отчет от уполномоченных по контролю. Твой отец не смог возвысить касту среди других.

– Он поднял ее с восьмого ранга, сделав небывалое. И мне предстоит завершить его начинания, чтобы уже мой сын смог воссоединить нашу касту с королевской.

– Вижу, тебя все устраивает.

– Астисия, – Тархельгас взял ее за руку, когда она вновь попыталась отвернуться, – я изучил кодекс так тщательно, что могу рассказывать его наизусть. Перечитал все издания на любом из возможных языков и не нашел выхода для нас. Мне нравится это не меньше твоего, но в какой-то мере наши жизни нам не принадлежат.

– Моя уж точно. – Она чуть отпрянула, однако не отворачивалась, продолжая впиваться в Тархельгаса своими зелеными глазами. – У тебя хотя бы есть выбор. Даже возможность брака, построенного на чувствах с девушкой одной из каст.

– Это роскошь младших сыновей, а не первенцев, как я. Мне лишь дозволено взять в жены девушку дома, который достоин нас по власти и могуществу, чтобы в следующем поколении стать еще сильнее, – Тархельгас продолжал говорить не своими словами, а кодексом.

– У тебя есть видимость свободы. И дело даже не в браке. Ты можешь хоть что-то решать, вести свою касту. ВсеОтец и Мать наделили тебя целью, ради которой ты живешь и будешь сражаться. Я просто хочу, чтобы ты так же бился за меня. Чтобы я была твоей целью, а не той, с кем ты разбираешь по пунктам очередной труд или обсуждаешь новый этап своего становления. Ведь я что-то да значу для тебя.

Она умела говорить. Четко, прямо, раскрывая суть, которую обычно человек не хотел слышать. Словно бы открывала двери, ведущие в твои самые страшные кошмары, после чего нарочно не запирала их.

– Да скажи уже хоть что-нибудь, но только не говори о кодексе, иначе я не сдержусь. – У нее начинали наворачиваться слезы, хотя предупреждала она не об этом.

Астисия была небезразлична ему, однако задумывался ли он хоть раз о своих настоящих чувствах к ней? Он не мог отрицать того влечения, или же запретного желания, что испытывал к принцессе. Однако дать себе волю ему не позволял обет двенадцати.

Или же дело было не в своде законов каст? Ведь Тархельгаса готовили, и тот сам хотел сделать что-то великое, сродни предкам, а брак с Астисией лишал его такой возможности.

Тогда почему и, главное, зачем он продолжал эти бессмысленные встречи, которые не просто причиняли боль обоим, но и были опасны? Что мешало Тархельгасу отпустить Астисию и не давать как ей, так и себе ложных надежд, а самому продолжить двигаться согласно намеченному пути?

Он потерялся в хоре голосов, беснующихся в голове, и это почти сразу увидела принцесса.

– Прости меня, Тархель, – она всегда замечала, как он менялся, улавливая мельчайшие волнения его души.

Астисия сама захотела взять его за руку, но он все еще был погружен в свои вопросы.

– Ты истинный представитель своей касты, да и всех двенадцати. У меня же просто не хватает сил. Мы ведь обещали друг другу наслаждаться временем, что имеем, вне зависимости от того, как распорядятся нашими судьбами ВсеОтец и Мать.

Она позволила себе заплакать, уже сама не понимая, искренни ли ее слезы или это способ добиться от Тархельгаса хоть какой-то реакции.