Сладкий

– Где Варька-то?! – откуда-то издалека кричал Ермоленко.

– Ты, гнида, кто такой? – низким басом ревел его напарник Михалыч.

Столетов сполз по стене, не в силах идти дальше. Правая сторона тела совершенно онемела.

– У тебя же баня горит! – прокричал Ермоленко. – А мы думали, дом твой! – Суетливый службист выскочил на улицу и заорал: – Варвара-а! Варвара-а!

Столетов поднял глаза. Михалыч тащил из туалета какого-то человека в темном. Рассмотреть его было невозможно. Впрочем, в бегающих световых снопах Егор уже ничего не мог толком разглядеть. Но когда заработал мотор снегохода, он повернул голову и увидел...Варвару! Ермоленко посадил ее перед собой, но она вдруг сползла с сидения в снег, будто ее не держали ноги.

– Варюша... – пробормотал Столетов, подавшись к ней. – Я здесь...

Но снегоход умчался, увозя Варвару на Сладкий. Сердце Егора пропустило удар. Он заставил себя успокоиться. Все правильно! Пусть Ермоленко увезет ее подальше. А ему еще предстоит понять, кто пришел в его дом ночью, чтобы убить.

Он слышал, как из комнаты доносится скрежет переговорного устройства и голос Михалыча: «Врача... двое раненых... оперативную группу... покушение на убийство...»

Когда Ермоленко вернулся, Столетов все еще сидел на пороге, не ощущая ни холода, ни боли. Он был врачом и прекрасно понимал, что потерял достаточно крови, чтобы обессилеть. Куртка на нем стала колом, но Егор не обращал на это внимание. Он улыбался, потому что перед его глазами все еще была Варвара. Она тоже улыбалась и говорила ему: «А у меня вся спина в иголках... Колючие!»

– ...Столетов, туды-растуды! – Ермоленко присел перед ним на корточки. – Ты как? Хреново тебе? Тебя я уже не дотащу! А Варьку-то я нашел! Представляешь, в сугробе! Лежала там, понимаешь... под окошком... Дурная девка, но толковая. Наверное, спрятаться хотела. Как думаешь? Ладно, посмотрим, кто это у нас там такой... Сволочь! Это ж... – он потряс кулаком. – Почитай, голыми руками преступника задержали! Может теперь и грамоту дадут, а? Как думаешь?

Он помог Егору подняться. Вместе они вошли в комнату. Столетов снова сполз по печке и вытянул ослабевшие ноги. Фонарь стоял на столе, освещая половину пространства, по которому туда-сюда вышагивал Михалыч. Человек в темном комбинезоне сидел на лавке и покачивался из стороны в сторону, придерживая согнутую в локте руку.

– Ты ему что, граблю сломал? – поинтересовался Ермоленко, с интересом рассматривая скрюченную фигуру.

– Вот еще, – усмехнулся Михалыч. – Это он сам, когда ласточкой вниз нырнул. Лучше бы, конечно, головой в дыру. Я бы и доставать не стал... Эй, хозяин, ты как? – обратился он к Егору.

Столетов мотнул головой и вяло подумал, что если бы ружье было заряжено пулями, а не дробью, то, пожалуй, все сложилось бы гораздо хуже. И хорошо, что он тогда на зайца пошел, а не на кабана.

– Знаешь его? – Михалыч схватил человека за волосы на затылке и приподнял его голову.

Егор медленно выдохнул. Во рту пересохло, и страшно хотелось пить.

– Я не уверен... Но, кажется... – Столетов пригляделся, а затем кивнул, совершенно сбитый с толку и пораженный узнаванием. – Да...

О женщине с опытом и зелье недопитом...

В доме Варвару размазало и повело, да так, что она кулем повалилась у самого порога, не успев ухватиться ни за угол, ни за бабку Любу. Вместе с ней упала связка сухоцвета, висевшая под притолокой, словно только того и ждала, чтобы обсыпать Варину голову желтыми колючками.

– Что это... – пробормотала Варя, разглядывая пыльный шарик.

– Репей! – Люба шмыгнула носом, покачала головой и ухватилась за ее плечи. – Вставай, доченька! Ой-ей, белая вся!

– Репей? – переспросила Варя и закрыла глаза. – Почему?..

Еще буквально пять минут назад, когда они стояли внизу у озера, Варвара была готова взорваться. Она и пыталась сделать это – заставить Любу признаться. В чем? Сама не знала, но явственно ощущала, что женщине известно гораздо больше, чем она об этом говорила. А еще Варвару раздирало желание вернуться в Прохоровку, и осознание собственной слабости изводило ее пуще бегающих глаз бабки Любы.

«За что? Почему?» – хотелось прокричать ей в лицо этой, в общем-то, приятной женщине, от которой она не видела ничего плохого до всего случившегося. Вернее было бы сказать – до внезапно открывшихся фактов, которые она поняла из их разговора с Ермоленко.

И сейчас в доме, все, что ей удалось – это упасть на пороге и тупо разглядывать сухой репей. Варвару неукротимо клонило в сон, но в то же время, вырывало из него болью и отчаянием. Ведь оставив Столетова, она оставила и частицу себя рядом с ним. Да какую частицу! – она до сих пор еще находилась там вся целиком, пытаясь спасти его от неминуемой смерти. И если в эту минуту с ним случится что-то страшное, пережить это она уже не сможет.

– Ой, милая, понесло тебя по кочкам да по стежкам...

Варвара почувствовала, как воздух вокруг нее стал сгущаться, и голос Любы послышался уже будто издалека. Остро-пряно запахло шалфеем и мятой. Сухие репьи, точно живые, покатились по деревянным половицам. Ее веки отяжелели, а из груди вырвался надсадный стон.

– ...выливаю испуги, переполохи за пороги...

Сухая теплая ладонь коснулась ее щеки.

– ...Соседушко, батюшко, иди-ко к нам...

Варвара что-то промычала и стиснула зубы. Ее затрясло, руки-ноги стянуло на мгновение, а потом резко отпустило. Она приоткрыла глаза и увидела сидящего посреди комнаты черного кота. Желтые глаза его светились. Кот поднялся и пошел прямо на нее, приговаривая:

– На море на Окияне, на острове на Буяне, стоит вострой кол от земли до неба. Как на том колу вода не держится, так и на рабе божьей Варваре ни хвороба, ни испуг чтоб не держался...

Варвара зажмурилась и почувствовала у своих губ край какой-то посуды. Сквозь ноздри внутрь нее проник полынный запах и потек по венам, отчего тело стало легким и будто совсем невесомым. Горькая вода смочила губы и наполнила рот. Сглотнув, Варя всхлипнула и оттолкнула державшую посуду руку. Из глаз ее потекли горячие полынные слезы.

Она очнулась и поняла, что лежит на узкой кровати, укрытая одеялом до самого подбородка. Повернув голову, Варя увидела бабку Любу, а перед ней небольшую икону. Женщина три раза перекрестилась и кивнула:

– Очнулась? Хорошо.

За окнами светлело.

– Как я... А где?.. – хрипло прошептала Варвара.

– Что где? Запамятовала? У меня дома.

Варвара пошевелила ступнями. По телу разлилось сонное тепло. Еще совсем недавно она чувствовала тяжесть на своих ногах и точно знала, что это был черный кот. И во сне Варя боялась пошевелиться, чтобы не согнать его, потому что все это время он мурлыкал и тем самым убаюкивал ее.

– Кот здесь был... – пробормотала она и, выпростав руки, потерла виски.

– Кот? – удивилась Люба. – Нет у меня никакого кота.

Варвара сглотнула сухой ком в горле и прислушалась к себе. Она должна была ощущать горечь от бабкиного зелья, но испытывала лишь жажду.

– Сейчас чай будем пить. С малиной, – сказала хозяйка и коротко зевнула, прикрыв рот ладошкой.

– Я не понимаю... – Варвара завозилась, села и потерла грудь. Ее еще саднило, но кости уже не болели так, как это было еще совсем недавно. Она даже посильнее прижала ладонь, но тут же вскинулась и ахнула: – Егор! Господи... Я тут сплю, а он... Мне надо срочно... – откинув одеяло, Варвара слезла с кровати.