Сладострастный монах

Стремясь к определенному мнению, я призывал на помощь всю силу логики, однако все было безрезультатно: вывода, который удовлетворил бы меня, достичь не удавалось. Раздасадованный, я уже хотел было оставить попытки, когда один старый развратник во весь голос воскликнул:

— Послушайте, да ведь она — трибада [11] !

Одно это слово связало все звенья, все прояснилось, противоречия сгладились.

Трибада! Какое непривычное уху слово! Оно рисует перед вами волнующие картины бесподобного сладострастия, порочного до безумия. С ним связывают неистовое бешенство, неутолимое, ничем не сдерживаемое желание, страшное и незавершенное наслаждение. Напрасно гнал я прочь эти видения — они в мгновение ока заставили воображение кружиться в разгульном вихре. Я словно наяву видел обнаженную графиню в объятиях другой женщины — задыхающуюся, изнуренную муками недоспелой страсти, с распущенными волосами.

11

Лесбиянка.

Кровь моя воспламенилась, а чувства достигли крайнего предела напряжения. Ошеломленный, я опустился на диван, а придя в себя, начал раздумывать о том, как бы захватить графиню врасплох. Я во что бы то ни стало хотел этого добиться и не придумал ничего лучше, как тайком подглядывать за ней в течение ночи, укрывшись у нее в спальне.

Застекленная дверь находилась как раз против кровати. Отметив выгоду такого расположения, я замаскировался и стал нетерпеливо ждать дальнейшего развития событий.

Вскоре вошла графиня в сопровождении горничной и прелестной златокудрой девушки.

— Ступайте, Юлия, эту ночь я проведу без вас, — произнесла графиня, обращаясь к горничной. — Если услышите шум в моей комнате — не тревожьтесь, я хочу быть одна.

Эти слова обещали многое. Видимо, скоро я буду вознагражден за смелость. Голоса в зале затихли, гости разъехались. Графиня осталась наедине с приятельницей. Девушку звали Фанни.

Я стал свидетелем их разговора.

Фанни: — Скверная погода… Такой ливень, и, как назло, ни одной коляски.

Гамиани: — К сожалению, мой экипаж у каретника.

Фанни: — Маман будет беспокоиться.

Гамиани: — Не тревожьтесь, душа моя, ваша мама предупреждена. Она знает, что сегодня вы заночуете у меня. Располагайтесь и чувствуйте себя как дома.

Фанни: — Вы очень добры ко мне, но я не хочу вас стеснять.

Гамиани: — Напротив, вы доставите мне большое удовольствие. Я вас даже не оставлю в этой комнате одну, мы останемся вместе.

Фанни: — Как же можно? Это ваша спальня.

Гамиани: — Вы очень церемонны. Давайте вести себя как подруги-пансионерки.

И графиня скрепила это излияние нежности сладким поцелуем.

Гамиани: — Я помогу вам раздеться, поскольку горничная уже, верно, спит. Мы обойдемся без нее… Какое сложение! Счастливая, я завидую вашей фигурке.

Фанни: — Вы находите, что я хороша собою?

Гамиани: — Не просто хороша, восхитительна!

Фанни: — Вы мне льстите.

Гамиани: — Какая белизна кожи! Я сгораю от зависти.

Фанни: — Нет, вы не правы, говорю вам от всей души: вы белее меня.

Гамиани: — Дитя мое, не говорите глупости… Снимайте-ка лучше с себя все, как я. Не стыдитесь, это ведь не перед мужчиной. Посмотрите в зеркало… Будь здесь Парис, он, конечно же, отдал бы яблоко вам, плутовка… — Графиня улыбалась, зная, что сама она столь же прекрасна, и находя подтверждение этому в зеркале. — Вас следует поцеловать в лобик, в щечки, в губы. Вы прекрасны всюду — вся, вся…

Губы графини пылко и сладострастно пробежали по телу Фанни. Та, полная смущения, позволяла делать с собою все, не понимая, что происходит. Она трепетала от страха.

Прелестная чета была воплощением страсти и изящества, самозабвения и боязливого стыда. Девушка-ангел в объятиях воспаленной вакханки. Что за красота открылась моему взору! Какое зрелище волновало мои чувства!

Фанни: — Что вы делаете, мадам! Пустите меня, прошу вас!

Гамиани: — Нет, нет, моя Фанни, нет, жизнь моя, дитя мое! Моя радость, ты слишком прекрасна. Видишь — я люблю тебя, я схожу с ума от любви!

Напрасно девушка сопротивлялась: поцелуи графини не давали ей кричать. Она ничего не могла сделать в объятиях графини.

Схватив девушку, графиня понесла ее к кровати и бросила на ложе, словно хищник добычу.

Фанни: — Что вы делаете! Боже! Постойте, это стыд! Я стану кричать! Оставьте меня, я вас боюсь.

Но поцелуи, еще горячее, подавили ее крики, а руки обнимали ее все сильней, пока два тела не слились воедино.

Гамиани: — Фанни, прижмись ко мне плотнее, отдайся мне всем телом, вот так. Жизнь моя, это ли не наслаждение! Дитя, как ты дрожишь… Ты уступаешь, сдаешься…

Фанни: — Это дурно, дурно… Вы губите меня… Ах, я умираю…

Гамиани: — Прижми меня, моя малютка, любовь моя, прижми сильнее, крепче… О, как ты хороша… Ты счастлива? О Боже…

Графиня с горящими глазами бросалась на свою жертву, возбуждение которой не могло сравняться с безумием графини.

Порывистые движения графини не прекращались. Огненные поцелуи заглушали крики и стоны. Кровать хрустнула от исступленных толчков Гамиани. Вскоре ослабевшая, изнуренная девушка раскинула руки. Побледневшая, она неподвижно лежала, словно прекрасная покойница.

Графиня была как в бреду. Наслаждение убивало ее, не завершаясь полным удовлетворением. Обезумевшая, мятущаяся, она кинулась на ковер посреди комнаты и, катаясь, принимала непристойные позы, с сумасбродным бесстыдством вызывала предельное наслаждение посредством пальцев. При виде этого зрелища разум мой помутился. Мною овладело отвращение и негодование. Хотелось внезапно предстать перед графиней, обрушить на нее всю тяжесть моего презрения, но рассудок взял верх над порывом. Однако вскоре восторжествовала плоть, и я в безумном и трепетном ликовании сбросил с себя одежду и, разгоряченный и покрасневший, устремился к прекрасной Фанни.

Она, казалось, не успела понять, что подверглась новому нападению. Я с восторгом почувствовал, как подо мною, отвечая каждому моему движению, колеблется и дрожит ее гибкое тело. Ее колющий, горячий язычок проникал в меня. Я скрестил ее ноги со своими, и души у нас слились воедино.

Фанни: — Ах, Бог мой, меня убивают…

Произнеся эти слова, Фанни замерла на мгновение, затем снова стала дарить меня ласками.

— Ах, Фанни, — воскликнул я. — Постой, теперь ты, вот так…

Мне казалось, будто жизнь покидает меня. Я умирал от счастья. Вдруг я почувствовал яростный натиск графини. Очнувшаяся от наших восклицаний и сладостных вздохов, она, охваченная яростью и завистью, пыталась оторвать меня от юной девушки. Она обвила меня руками, а зубы и ноготки впились в мое тело. Соприкосновение с двумя телами, дышащими наслаждением, пылающими вожделением, оживило меня с новой силой, удвоило мои желания. Меня словно охватило пламя. Сохраняя положение властителя над телом Фанни, я в борьбе трех существ, которые скрестились, смещались, сцепились друг с другом, добился того, что крепко сжал бедра графини, оказавшиеся над моей головой.