Славные ребята
Шрифт:
— Ну так вот, сегодня Эльсенер решила дать Мишелю отставку. Бросила колоться и прямо озверела, решила, значит, прогнать Мишеля и прикатила к нам. Осмотрела все комнаты и все такое прочее. А так как никто не согласился — одни вообще против, а другие, чтобы взвинтить цену, — она опять уволокла к себе Мишеля. Он на все согласен. Потому что деньги копит. Накопит четыреста долларов и прости-прощай. Но старуха догадывается и стала прижимистой. Чего это вы так удивляетесь? По-моему, у вас за целый день было достаточно времени, чтобы самому все понять.
Еще немного, и начнется настоящая сцена ревности.
— А Надин Форстер?
— Ах да, я и забыл, что вас интересует она… По правде говоря, я мало что о ней знаю, но, по-моему, она не лучше старухи.
Марку стало как-то не по себе; неприятно ощущать, что ты попал в паутину, запутался в ней. Ален сразу потерял в его глазах все свое обаяние.
— В сущности, ты зачем сюда пришел?
Ему ужасно хотелось добавить: «Раз ты не голоден». Но он вовремя спохватился. Зачем зря унижать мальчишку.
Тут удивился Ален:
— Я думал, что я вам не помешаю…
И он тоже не посмел добавить: «Думал, что вам будет приятно».
— Я и не говорю, что ты мне помешал.
— Допустим, я просто пришел с вами поболтать…
— О том, как я провел сегодняшний день?
— И об этом и о многом другом.
— Например?
— Сам не знаю. Ну обо мне, о наших парнях, которых вы тогда видели. Как они вам?
— Занятные люди.
— А что значит «занятные»?
— Ладно тебе… Я и сам не знаю. — Он пожал плечами. — А что вот они думают о таком старикашке, как я?
— Говорят, что вы очень милый… Матье заявил, что вы можете снова к нему прийти. А Серж в следующий раз покажет свои гравюры.
— Почему же он тогда не показал?
— Вот он такой. Не желает, по его словам, продаваться. Если вы еще раз придете, тогда иное дело.
— Весьма польщен.
— Не надо издеваться. Он вполне заслуживает уважения. Ингрид и еще младенец. Ох, как же я о них тревожусь.
Марк тоже начал тревожиться. Но его вдруг пробудившаяся жалость обратилась если не на все человечество, то, во всяком случае, на людей, мало знакомых с их горестями. Ален с его лицом Христа. Серж с его будущим младенчиком. Надин с ее теткой. Сколько же нелепостей разом, и нужно поскорее выбросить их из головы.
— Ну что ж, как-нибудь на днях.
Ален поднял на него разочарованный взгляд.
— Ты уж извини меня, но я еле на ногах держусь. Не привык, очевидно, к климату.
Внезапно ему стало скучно с Аленом.
— Спокойной ночи.
Ален допил апельсиновый сок и уже поднялся, когда к Марку подошел портье и сказал, что его зовут к телефону.
Здесь Марк никого не знал… Значит, Париж… Какая-нибудь неприятность… И серьезная… Может, и больше. Несчастье. Ему сразу же представилась вереница автомобилей, окровавленное лицо. Он поднял трубку, его била дрожь.
— Алло! Марк.
Он едва нашел в себе силы ответить… Мыслями он был так далеко… Надин… Оказывается, Надин!
В трубке повторили:
— Это вы, Марк?.. Ничего не слышу.
— Да, я. Простите, пожалуйста.
— Я вас потревожила?
— Нет…
— Может, разбудила? Да, да, наверняка разбудила. По голосу слышно.
— Нет, не разбудили. Я даже не у себя в номере.
— А где же вы тогда?
Сразу же этот инквизиторский
тон!— Я говорю из холла.
— А что вы там делаете?
— Спустился выпить.
— Как так, в одиночестве?
— Да.
Теперь он уже напропалую врет этой милой даме. А ведь он ей, как говорится, ничем не обязан. Даже не обязан ей врать.
— Ну ладно, я позвонила просто, чтобы пожелать вам доброй ночи. И спросить, не слишком ли я вам надоела.
Все они одним миром мазаны. Даже в пустыне и то кокетничают. Кокетничают и любопытствуют.
— Вы же сами отлично знаете, что это не так.
Господи, до чего же хочется спать! Да еще в этой кабинке можно задохнуться. А если приоткрыть двери, тут же бросится портье, решив, что разговор кончен.
— Ну… до скорого.
— До скорого…
Следовало добавить еще что-то, но не хватило сил. Выйдя из кабинки, он был неприятно поражен, увидев Алена, который с вызывающим видом шагал по холлу.
— Еще не ушел?
— Я с вами не успел попрощаться. А когда вас позвали к телефону, у вас такое испуганное лицо сделалось, что я не мог… а вдруг какое-нибудь плохое известие. — Потом добавил, дерзко улыбнувшись: — Но, я вижу, все в порядке. Чао!
Взбешенный, еле волоча ноги, Марк, ничего не ответив, поплелся к лифту.
Очутившись один в номере, он успокоился. В конце концов что ему до всего этого?.. Никогда больше он этих людей не увидит. И не дастся им. Завтра все забудется. И хотя нужно признаться, что была минута, когда он поддался чарам Алена, но сейчас все уже позади, и мальчик скорее даже ему не нравится. И он не сомневался, что та же участь ждет и Надин.
«Подумать только, что люди говорят о Париже, о Нью-Йорке, как о каких-то проклятых богом городах. Смешно, ей-богу! Именно здесь попадаешься в их вонючие силки, запутываешься в их сплетнях, тем более что у них, видимо, существует свой телеграф, как в пустыне, так называемое „длинное ухо“, и свирепствуют наркотики. В больших городах хоть существует свобода быть самим собой, быть тем, кем хочешь быть. Затеряешься в толпе и свободен. А Катманду — это провинциальный городок, где все болтают, болтают. Оставьте меня ради бога в покое с чистотой хиппи, с их бунтом… Они бегут из дома, все разрушают, а потом преспокойно восстановят то, что, по их словам, яро ненавидят. Очевидно, остается денежный вопрос… А те две американки просто распутницы. Нанимают себе альфонсов. Чтобы те доставляли им в постели удовольствие. А еще говорят об экстазе и лиризме.
Пожалуй, лишь Надин не коснулись здешние пересуды. Конечно, если приглядеться получше, то и у нее можно обнаружить какое-нибудь извращение, только она его ловко скрывает».
Он уже задремывал, когда перед ним возник образ Дельфины, что-то хрупкое, наплывающее на него; тут он заснул окончательно…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
— Дарлинг! Нет, нет, не снимайте перчаток! Мы еще не вошли в дом.