Славяне накануне образования Киевской Руси

Чрезвычайно важны находки, говорящие о занятии земледелием. Первой такой находкой был обломок пятки косы-горбуши, довольно массивной, с перпендикулярным выступом у основания и сохранившейся частью широкого лезвия (рис. 26, 14). Среди зарубинецких земледельческих орудий подобного типа кос не было [222] . Аналогии этой находке встречены среди более поздних древнерусских материалов [223] .

Вторая находка земледельческих орудий — клад из четырех серпов, обнаруженный в квадрате 307 на глубине 0,55 м. Серпы лежали среди углей. Они были брошены в ямку, вырытую у самой поверхности, видимо, при поспешном бегстве. На это указывает положение серпов. Один из них лежал вертикально, другие плашмя, в беспорядке. Все серпы имели перпендикулярный выступ для прикрепления к рукояти. Они слабо изогнуты, причем изгиб сделан несколько более резким неподалеку от места прикрепления рукояти (рис. 27, 1, 3, 4).

222

П.Н. Третьяков. Чаплинское городище, стр. 140–141, рис. 13.

223

В.П. Левашева. Сельское хозяйство. — Очерки по истории русской деревни X–XIII вв. «Труды Государственного Исторического музея», вып. 32, стр. 89, рис. 18, 8, 10.

Рис. 27. Железные серпы из клада, найденного на городище Колочин (1–4).

Один из серпов имел у основания полукруглый горизонтальный выступ (рис. 27, 2). Эти серпы своим изгибом, особенностями прикрепления к рукояти в общем отличаются от зарубинецких находок с Чаплинского городища, хотя и имеют с ними много общего [224] . Однако больше черт сходства прослеживается с позднейшими древнерусскими формами кос-горбуш [225] . В то же время нам кажется, что их следует считать именно серпами, так как вышеописанный обломок косы-горбуши с Колочинского городища был гораздо массивнее и шире.

224

П.Н. Третьяков. Чаплинское городище, стр. 141, рис. 13, 6–8.

225

В.П. Левашева. Сельское хозяйство. — Очерки по истории русской деревни X–XIII вв. «Труды Государственного Исторического музея», вып. 32, стр. 89, рис. 18. См. также таблицу «Эволюция металлического серпа» в конце книги, рис. 13, 14, 16а.

Заключение.

Приведенные материалы говорят о двух основных этапах развития городища. Первый — зарубинецкий, когда была начата насыпь вала 1 и было вырыто много ям на площадке созданного городища (рис. 5). Возможно, в этот период на площадке городища располагались легкие наземные жилища типа известного по раскопкам Чаплинского городища [226] . Единичные находки керамики и других вещей милоградской культуры не могут служить свидетельством создания укрепления в эпоху раннего железа (рис. 20, 8; 25, 6). Находки на Милоградском городище в одной углубленной в землю постройке зарубинецких культурных остатков, хорошо датированных фибулами, вместе с вещами милоградских форм объясняют подобное сочетание материалов на площадке Колочинского городища [227] .

226

П.Н. Третьяков. Чаплинское городище, стр. 119–152.

227

О.Н. Мельниковская. К вопросу о взаимосвязи памятников милоградской и зарубинецкой культур. — СА, 1963, № 1, стр. 32–42.

Весь комплекс находок на городище Колочин I позволяет сделать некоторые нижеизложенные выводы.

Зарубинецкий период в жизни городища не был продолжительным. Он закончился какой-то катастрофой, след которой хранят остатки пожарища в первой насыпи вала 1.

Второй период — основной, о чем говорит мощность культурных остатков, относящихся к середине I тысячелетия н. э., — также не был периодом затишья. В эти времена были усилены укрепления городища валом 2 с напольной стороны и насыпан вал вокруг площадки (рис. 5; 12, 1). На валах возвышались мощные деревянные конструкции (рис. 11). Для того чтобы из-за них выглянуть, надо было взойти на специальные деревянные мостки типа «заборол» Киевской Руси [228] . Из предосторожности оба входа на городище были расположены над крутыми обрывами берега, с западной и восточной сторон городища. До окончательного разгрома городища оно два раза подвергалось нападению. Его укрепления дважды горели, судя по углистым остаткам в разрезе вала 1. В период создания или возобновления мощных укреплений был сильно поврежден культурный слой зарубинецкого времени, так как землю для подсыпки валов брали с середины площадки городища. Видимо, именно потому средняя часть городища углублена и там почти нет культурного слоя (рис. 4, 1). Основные находки были сделаны по краям площадки (рис. 21). Масса сосудов, стоявших под навесами мостков, хранила запасы пищи и питья, предназначенные на случай осады. Иногда в раздавленных сосудах, найденных по краям городища в слое пожарища, сохранялись остатки обгорелого проса и чечевицы. Здесь же на краю городища в квадрате 307 был спрятан клад из четырех серпов, присыпанный землей с углистыми остатками.

228

П.И. Рапоппорт. Очерки по истории русского военного зодчества X–XIII вв. — МИА, № 52, 1956, стр. 124, 125.

Трудным остается вопрос об абсолютной датировке Колочина I. Основная часть немногочисленных вещевых находок определяется нами как зарубинецкая (глиняные пряслица, бусы, почти все бронзовые и некоторые железные изделия) (рис. 24, 1, 2, 4-10; 25, 8, 9, 11). Лишь характерный керамический комплекс и часть изделий из железа, как, например, обломок наконечника копья (рис. 25, 1), орудия рыбной ловли (рис. 25, 2, 3, 10; 26, 12, 13) и сельского хозяйства (рис. 27), — вот тот материал, по которому можно судить об основном периоде существования городища. Удивительно замкнутый образ жизни, который вело в это время население, занимавшееся примитивным земледелием и рыбной ловлей, не позволяет привлечь для сравнения хорошо датированные материалы южных и западноевропейских культур. Все изделия середины I тысячелетия н. э. изготовлены на месте и сопоставление инвентаря возможно только с предметами, принадлежащими той же культурной среде, которые, как известно, датированы подчас еще недостаточно точно. Во всяком случае, простые непрофилированные формы горшков первого типа и железный наконечник копья находят аналогии среди материалов середины I тысячелетия н. э. Железные серпы из клада по форме соответствуют серпам VII в. н. э. [229] Весь комплекс находок подтверждает существование городища в VI–VII вв. н. э. [230]

229

H. Moora. Die Eisenzeit in Lettland, Teil. I. Tartu, 1929, s. 512; Teil. II. Tartu, 1938, tabl. XXXVII, 4–7; В.П. Левашева. Сельское хозяйство. — Сб. «Очерки по истории русской деревни X–XIII вв.». «Труды Государственного Исторического музея», вып. 32, стр. 60–75, табл. в конце книги, 13–14.

230

Произведенный радиоуглеродной лабораторией ЛОИА АН СССР анализ древесных остатков из Колочина I (два образца) не помог уточнить предлагаемую датировку, показав: для городища 920±100; для землянки 2 — 2180±160.

Окончательный и последний разгром городища произошел где-то в конце VII–VIII в. н. э. По-видимому, победителям принадлежал засевший в земле на площадке городища железный наконечник дротика-сулицы или арбалетной стрелы с плоским острием треугольной формы, с двумя шипами и перевитой у острия длинной втулкой (рис. 26, 11). На некоторое время осаждавшие городище завоеватели даже поселились западнее его, где было найдено жилище этого времени, обложенное деревом и отапливавшееся печью-каменкой (землянка 2), с характерным керамическим комплексом. Постройка возникла на месте древнего селища середины I тысячелетия н. э., следом которого являются многочисленные хозяйственные и столбовые ямы и слегка углубленная в землю жилая постройка (землянка 1). Кстати заметим, что территория западнее городища, где найдены оба вышеупомянутых жилища, использовалась в еще более раннее — зарубинецкое время. По-прежнему остаются загадкой находимые на пашне отдельные кальцинированные косточки, так как раскопами, траншеями и шурфами могильника зарубинецкого времени здесь обнаружить не удалось. Материалы зарубинецкой поры существенно отличаются от комплекса вещей середины I тысячелетия н. э. Как невозможно смешать металлический инвентарь и бусы, так прекрасно различается и керамика обоих периодов. Примесь шамота и дресвы и лощеная поверхность сосудов зарубинецкого времени, формы горшков с отогнутым украшенным пальцевыми вдавлениями или насечками венчиком, угловатые миски не находят никаких параллелей в керамике середины I тысячелетия н. э. (рис. 22, 1–7).

Посуда позднейшего времени, видимо принесенная чуждыми, разорившими городище племенами, также резко отличается своими особенностями от обоих типов горшков середины I тысячелетия н. э., изготовленных из грубой глины с примесью дресвы (рис. 15, 1, 3, 5; 17; 20, 1–5). В заполнении постройки 2 (землянка 2) и возле нее были найдены плечистые горшки и сковородки. Горшки украшены по венчику и по плечикам характерной роменско-боршевской гусеничной орнаментацией или треугольниками, наколотыми на плечиках горшка и восходящими к юхновской системе орнаментации (рис. 15, 4, 6, 7; 20, 6, 7). Примесь шамота в керамике из постройки 2 (землянка 2) совершенно чужда посуде населения, использовавшего колочинскую крепость-городище в середине I тысячелетия н. э.

Такое несходство в формах, орнаментации и тесте керамики зарубинецкого времени середины I тысячелетия н. э. и роменско-боршевской культуры заставляет усомниться в возможности считать эти памятники генетически между собою связанными. Нередко исследователями строятся типологические ряды, якобы отражающие плавное эволюционное развитие славянских племен и их культуры. От наиболее древних зарубинецких форм керамики и даже более древних раннежелезного времени они пытаются проследить переход к формам удлиненно-баночных, почти непрофилированных горшков середины I тысячелетия н. э. корчакского типа и затем с ними связывают сосуды роменско-боршевского типа, непосредственно предшествующие Киевской Руси. Правда, следует заметить, что более осторожные исследователи связывают определенно между собою только два-три звена из предполагаемой типологической цепи, например, памятники корчакского типа и роменско-боршевские или только культуру зарубинецких полей погребений и памятники норманского типа и т. п. [231] Раскопки на одном памятнике, имеющем остатки трех эпох в Колочине I, не отражают эволюционного пути развития, а говорят о сменах населения, сопряженных с насилием. В то же время не вызывает сомнений ограниченное число и обособленное положение памятников середины I тысячелетия н. э., в частности, в южной Белоруссии. Как уже было отмечено, несмотря на тщательные поиски и разведки Славянской экспедиции Института истории материальной культуры АН СССР в Верхнем Поднепровье, памятник в Колочине остается изолированным. Из числа опубликованных находок некоторые аналогии Колочину дают городище Тушемля на Смоленщине второго периода его существования, возможно продолжавшегося несколько дольше, чем на описываемом памятнике, и городище Банцеровщина в Минской области. Эти пункты, как и городище Колочин I, были сильно укрепленными центрами [232] .

231

В.Н. Даниленко. Памятники ранней поры железного века в южной части Полесья УССР. — Доклады VI научной конференции Института археологии АН УССР. Киев, 1953, стр. 208; его же. Славянские памятники I тысячелетия н. э. в бассейне Днепра. — КСИА АН УССР, вып. 4, Киев, 1955, стр. 27–29; И.И. Ляпушкин. Место роменско-боршевских памятников среди славянских древностей. — «Вестник ЛГУ», № 20, 1956, стр. 45–60; А.И. Тереножкин. К вопросу об этнической принадлежности лесостепных племен Северного Причерноморья в скифское время. — СА, XXIV, 1955, стр. 7-28; его же. Прародина славян и Лужицкая культура. — КСИА АН УССР, вып. 11, Киев, 1961, стр. 7–9; И.П. Русанова. Археологические памятники второй половины I тысячелетия н. э. на территории древлян. — СА, 1958, № 4, стр. 33–46; ее же. Археологические памятники древлян. Автореферат диссертации. М., 1960, стр. 6–8; Л.Д. Побаль. Паселеннi i могiльнiк зарубiнецкай культуры у Чаплiне. — Весцi Акадэмii навук Беларускай ССР, № 3, 1959, стр. 82–83; его же. Поселения и могильник зарубинецкой культуры в Чаплине. Автореферат диссертации. М., 1960, стр. 16–19; Ю.В. Кухаренко. Памятники пражского типа на территории Приднепровья. — Slavia Antiqua, VII, Poznan, 1960, str. 113, fig. 3.

232

А.Н. Лявданский. Археологические исследования в БССР после Октябрьской революции. — Сообщения ГАИМК, № 78, 1932, стр. 58–59, табл. II, 18–22, см. также статьи Л.В. Артишевской и Е.А. Шмидта в данном томе.

В этой связи уместно поставить вопрос о назначении подобных городищ. П.Н. Третьяков, обнаружив на близких Колочинскому городищу памятниках Смоленщины прокопанные в центре площади круги, пришел к выводу, что это были городища-святилища. Не исключая это предложение, мы все же не можем счесть его вполне удовлетворительным [233] . Трудно представить себе, чтобы население, видимо подвергавшееся постоянной военной угрозе и вынужденное возводить мощные оборонительные сооружения, строило эти городища, прежде всего, как храмы. Колочинское городище, например, не имеет следов каких-либо культовых построек. Так же как и Тушемлинское городище и подобные ему, оно было в основном крепостью. Конечно, в некоторых случаях на них могли быть установлены идолы, в воображении древнего населения способствующие неприступности городищ. Например, святилища типа Арконы были мощными крепостями-убежищами. Там под покровительством своих божеств скрывалось население в период опасности. Чем больше выстаивала крепость, освященная присутствием божества, тем больше возрастала святость этот места. Городища, возникнув из-за практических нужд, обусловленных опасностями, изобиловавшими в эпоху переселения народов, когда многие племена пришли в движение, со временем могли стать народной святыней.

233

П.Н. Третьяков. Городища-святилища левобережной Смоленщины. — СА, 1958, № 4, стр. 170–186. О новых памятниках подобного же типа на Смоленщине, см. статью Е.А. Шмидта «Некоторые археологические памятники Смоленщины второй половины I тысячелетия н. э.» в настоящем томе.

Таким образом, раскопки городища Колочин I отражают этапы каких-то инфильтраций племен в чуждую им среду — во всяком случае в культурном отношении. Мы имеем в виду смену зарубинецкой культуры памятниками середины I тысячелетия н. э. и затем роменско-боршевский этап. Генетическая связь предшествующего населения с более поздним, сменившим его в результате нападения и разгрома, основываясь на несходстве керамики и жилищ побежденных и победителей, представляется более чем сомнительной. На юге, в Среднем Поднепровье, открытые селища типа Пеньковки (урочище Молочарня), близкие по времени Колочинскому городищу, содержат совершенно иную керамику [234] . Существенно отличается керамический комплекс с западноукраинских памятников того же времени [235] . Другие селища, у с. Корчака, раскопанного И.П. Русановой, или ранние слои поселения в Луке-Райковецкой, раскопанного В.К. Гончаровым, по ассортименту керамики более близки нашим находкам [236] . Совершенно явно недалеко время, когда памятники середины I тысячелетия н. э., представляющиеся в настоящее время исследователям в виде некоего культурного монолита, будут расчленены. Уже сейчас намечаются не только разные локальные варианты одной культуры, но и совершенно разные культурные группы. Подкурганные захоронения на Житомирщине и «поля погребений», обнаруженные на Смоленщине Е.А. Шмидтом, подкурганные роменско-боршевские могилы и грунтовой могильник в Волынцеве — все это не одно и то же [237] .

234

Д.Т. Березовец. Славянские поселения в устье Тясмина. — КСИА АН УССР, вып. 8, Киев, 1959, стр. 40.

235

В.В. Аулiх. Основнi результати археологiчного дослiдження древньоруського селища в с. Рiпiв, Львiвськоi области. — Диссертацiйний збiрник, Киiв, 1958, стр. 35, табл. I.

236

В.К. Гончаров. Райковецкое городище. Киев, 1950. стр. 11; Нариси стародавньоi iсторii УРСР, Киiв, 1957, стр. 366, рис. 4; I.Г. Шовкопляс. Археологiчнi дослiдження на Украiнi. Киiв, 1957, стр. 279, рис. 2.

237

С.С. Гамченко. Пятилетие археологических исследований на Волыни (1919–1923); статья Е.А. Шмидта. «Некоторые археологические памятники Смоленщины второй половины I тысячелетия н. э.» в настоящем сборнике; П.П. Ефименко и П.Н.Третьяков. Древнерусские поселения на Дону. — МИА, № 8, 1943, стр. 82 и сл.; Д.Т. Березовець. Дослiдження на територii Путивльского району, Сумськоi областi. — Археологiчнi пам’ятки УРСР, т. III, Киiв, 1952, стр. 248–250; И.И. Ляпушкин. К вопросу о памятниках волынцевского типа. — СА, XXIX–XXX, 1959, стр. 58–83.

Замкнуто жившее без торговли и культурного обмена население, оставившее Колочинское городище, совсем не соответствует облику славян-землепроходцев, которые, по сведениям Прокопия и Иордана, в VI в. воевали чуть ли не под стенами Константинополя. Вряд ли тот факт, что памятники типа Колочина I встречаются единицами, соответствует сведениям о бесчисленных племенах древних славян-антов, о которых говорят письменные источники. В то же время жилища и лепная керамика памятников Среднего Поднепровья типа ранних поселений Пеньковки во многом имеют сходство с землянками и рядом форм посуды некоторых черняховских памятников раннего облика, как, например, на поселениях в Ломоватом I и в прибрежной части в Лесках, а также поздних, подобных исследуемому в Журавке Ольшанской. В таком случае можно говорить о постепенном развитии, сложной и длительной эволюции культуры местного древнеславянского населения. С другой стороны, примитивные жилища и керамика колочинского типа, насчитывающая по сути дела всего две формы горшков, а также низкий уровень развития всей культуры памятников корчакского типа, не сохранившей никаких следов общения с античным миром, вряд ли могут быть сочтены за те явления, которые объяснят последующий расцвет славянской культуры в эпоху Киевской Руси.