Славянский кокаин

— Спрятал за плиткой. Там в одном месте плитка отходит, я вынул ее осторожно, положил дискету в нишу и вставил обратно.

— Ты можешь себе представить, как я обстукиваю всю плиточную кладку на предмет обнаружения дискеты?

— Не надо ничего обстукивать, двадцать пятая плитка сверху и шестая слева.

— Надо же какой Штирлиц! Долго, наверное, в туалете-то сидел, все плитки пересчитал. Преследователи твои, поди, заждались. Какая кабинка?

— Не помню.

— Как это не помню?!

— А вот не помню, и все. — Грингольц прекрасно все помнил, но хотел хоть немного помучить этого наглого молодого сыщика.

— Ненавижу, — процедил Грязнов и поднялся.

— Куда ты? — удивилась Лада.

— На экскурсию по туалетам Шереметьева.

Тут уж засмеялись все.

13

Денису не повезло. Помещение с заветной табличкой WC встретило его очередью. Тяжело вздохнув, Денис к ней присоединился. Томительные минуты ожидания, и, наконец, Грязнов проник в кабинку и бросился отсчитывать плитки. Двадцать пятая сверху… Шестая слева… Квадрат кафеля держался, как влитой, не выдавая никаких признаков тайника Грингольца.

Он вышел, постоял возле зеркала, помыл руки и снова встал в очередь — в следующую кабинку. Последовали еще несколько томительных минут ожидания — и снова неудача. Денис отстоял в очереди семь раз, изучил все таблички и интересные надписи на стенах. Каждый раз, выходя ни с чем, Денис проклинал несчастного Грингольца и все больше подозревал, что его провели…

И вот в последней кабинке двадцать пятая плитка сверху и она же шестая слева поддалась под нажатием руки и отошла от стены, под ней Грязнов-младший увидел черный квадрат дискеты, приклеенный жвачкой.

Через час он примчался в МУР. Грингольца в кабинете дяди уже не было. Вячеслав Иванович с Ладой о чем-то мило ворковали. Девушка смеялась, а Грязнов-старший, распушив перья, вышагивал вокруг ее кресла и что-то рассказывал.

— А вот и Коломбо! — обрадовался он. — Ну и как успехи?

— Лучше не бывает. Провел в туалете времени побольше, чем за всю свою предыдущую жизнь.

— Дискету нашел?

Вместо ответа Денис осторожно извлек дискету из кармана.

— А Грингольц-то где?

— Отправили в КПЗ, пускай отдохнет пока там, потом решим, что с ним делать. Ну, давай свою дискету, вставляй, что ли.

Денис подошел к компьютеру, который находился в дядином кабинете больше для интерьера, поскольку писать Грязнов-старший предпочитал от руки, а изучать новомодные электронные программы ему было недосуг. Воцарилось тягостное молчание. Денис стучал по клавишам, шарил мышкой по экрану компьютера, несколько раз перезагружал машину. Все было бесполезно — дискета не открывалась.

— Я не справлюсь. Дискетка защищена. Нужно к Максу ехать, — вздохнул Денис, обессиленно откинувшись на стул.

Через полчаса они были в «Глории». Всклокоченный и небритый Макс бродил по Интернету и изучал сайты сомнительного содержания.

— И как ты только эту гадость рассматриваешь — не понимаю, — Лада заглянула ему через плечо.

— Исключительно из любопытства, — буркнул Макс.

— Ну конечно, — скептически протянула Лада. — Из любопытства! Просто мужчинами правят животные и первобытные инстинкты.

— Сказала! — возмутился Денис. — То есть все мужики — грязные животные?

— В общей массе.

— Господи! Что эта долбаная Америка с людьми делает! — сокрушенно произнес Макс.

— Ладно, для вас я сделаю исключение. Если, конечно, ты перестанешь изучать эту дрянь и займешься делом.

— Нет проблем, — ответил Макс. — Чем могу быть полезен?

— Да вот, дискетку бы прочитать. — Денис протянул конверт с дискетой.

— Айн момент, подождите, сейчас все будет.

— Пойдем пока кофе выпьем, — предложил Денис.

Молодые люди устроились в кабинете Дениса. Грязнов несколько рассеянно целовал Ладу в шею, а она сосредоточенно что-то обдумывала и так же рассеянно отмахивалась от него. Денис уже собирался было обидеться, как в кабинет просунулся хмурый Макс.

— Ну и зачем ты мне эту пустышку всучил?

— Что значит зачем?! Нам нужна информация с этой дискеты. У тебя получилось?

— Фигня полная.

— Ну так что же?

— А то, что на дискете нет ничего.

— Совсем ничего?!

Макс пожал плечами и вышел.

Денис с Ладой растерянно переглянулись.

— Получается, что Грингольц с самого начала блефовал?

— Выходит, так, — согласилась Лада. — Но… зачем это ему было нужно?

— Черт, черт, черт! Дай подумать… — Денис зашагал по кабинету. — Может быть, в противном случае Майя не стала бы ему помогать, а сам бы он не выпутался из этой истории? Вот он и сочинил эту сказку с дискетой и тайной банковской информацией. Годится такой вариант?

— Вот плут! — воскликнула Лада. — Надавать бы ему по шее.

— Успеем, а сейчас надо дядюшке позвонить, отчитаться. Вот он повеселится: племянник провел два часа своей молодой жизни в общественном туалете, чтобы раздобыть пустую дискету.

Денис придвинул к себе телефон.

К сожалению, все оказалось именно так, как предположил Денис, — Грингольц сочинил абсолютно все, только чтобы удрать из Америки. А к сожалению — потому что это не продвигало их в расследовании ни на йоту.

14

Эммануил Степанович Сазонов был уникальным специалистом по созданию даже не фотороботов, отнюдь, — натуральных портретов со слов свидетелей и очевидцев. Сазонов занимался этим почтенным занятием всю сознательную жизнь, то есть больше сорока лет, и у него имелся в наличии уникальный криминалистический талант. Во-первых, он был просто блестящим рисовальщиком, а во-вторых, обладал беспрецедентным чутьем, которое не могли заменить никакие супер-пупер-компьютерные программы. Вячеслав Иванович не однажды в этом убеждался и надеялся, что не будет разочарован и в этот раз. Правда, прошло уже больше трех недель с тех пор, как Грингольц стал невольным свидетелем убийства своего шефа — Валентина Бакатина. Но в том-то и заключалась уникальная грань дарования Сазонова — он словно «раскачивал» свидетеля, своими мягкими вопросами и предположениями оживляя и реставрируя картину прошлого.

Сначала Грингольц и слышать не хотел ни о каком фотороботе, но Вячеславу Ивановичу пришлось напомнить ему, что он (Грингольц) пересек государственную границу России с поддельными документами, а перед тем выехал из пределов другого государства с теми же поддельными документами. Грингольц вздохнул раз пятьдесят и согласился. Все, что он смог вспомнить самостоятельно, это то, что убийца был «пижон и хлыщ» и что улыбка у него была «омерзительнейшая». И еще: перед тем как сбросить Бакатина на рельсы, он как бы по-дружески слегка приобнимал его.