След на рельсах

– А кто это? – не подумав, спросил Колька.

– Марков.

Ну и ну! Он, так называемый преподаватель, да и вся администрация, понятия не имели, как зовут Маркова!

– Он был… ну, такой… То ничего-ничего, а то вдруг взбрыкнет как молодой мерин. Что по нему – делал тотчас и без звука, что не по нраву – не делал вовсе. И ладно бы, как все, спорил бы, возражал, а то просто саботировал. А начнешь ему выговаривать, может, и примется убираться, а чаще всего просто встанет, ногу вперед, глаза белые и как глухой.

– Это как раз дело обычное, – напомнила Сергеевна, – а вот ты упомянул два происшествия, что «крысятничает» и кидается на людей. Расскажи подробнее.

Колька почесал затылок: в самом деле, чего сейчас-то замалчивать. К тому же у него самого были серьезные сомнения, виноват ли Марков в происшествии – уж больно мутным оно было.

– Дело было так. С утра пораньше заведующая приходит в столовку, а там на плите… спит Марков, рядом два пустых лотка и вокруг корки. Сожрал весь хлеб.

– Так оголодал? – переспросила Катерина, покачав головой. – В дэпээр ведь хорошие пайки. И странно даже не то, что он столько съел, а то, что заснул на столе, запершись изнутри. Он ведь как-то вошел, почему тогда сразу не вышел обратно?

– Откуда я знаю, – проворчал Колька, которому тоже эта странность не давала покоя, – может, с замком не сладил …

– Ну или кто-то подпер дверь снаружи, – предположила Сергеевна.

– И кто мог это сделать?

– Ну я не знаю, например, тот, кто крал себе казенный хлеб, а тут неожиданно непрошеный свидетель появился, вот его и заперли в столовой, чтобы не думал настучать. Версия?

– Д-да…

Если предположить, что она верна, то темная, которую устроили Маркову соседи по палате, уже совсем в другом свете предстает. И куда понятнее его поведение у директора, когда Ильич пытался выяснить, что вообще произошло. Вот это нежелание отвечать, нос кверху совершенно по-иному уже оценивается. Стучать даже на мерзавцев – западло.

– А пацаны ему еще и темную устроили, крысе такой… Ладно, давай дальше. Что с дракой?

– Налетел на одного парня, Леху Прохорова…

– Ни с того ни с сего?

И снова Колька запнулся. Драку он видел, но очень удивился. Прохоров, пусть и атаманствовал, был парень нормальный, справедливый, с чего Марков на него налетел? Становилось как-то противно. Горько от самого себя становилось, от своей кичливости и якобы правоты. Ведь все он это видел и мог совершенно спокойно докопаться до сути, а если бы докопался, то, может, и не было ничего этого… – Многих травят, но это не повод людей убивать, к тому же тех, кто ни разу не обидел.

– Ведь пора бы уже понять, – вздохнула Катерина, – и ты, и я, мы видим только то, что на поверхности, а нам надо до сути докопаться. Ладно, не все сразу. Главное я уловила: ты сам личной неприязни к нему не испытывал, ссор и споров не по делу у вас не было.

– Да я-то тут при чем…

– Ты очень даже при чем. А теперь вернемся к тому моменту, когда ты увидел погибшую.

– Умерла, значит…

– Да, но сейчас не об этом.

– И об этом тоже! Кто-то же должен ответить.

Кончилось терпение у Катерины, и она напрямую рубанула:

– Если сейчас же не перестанешь валять дурака, то отвечать будешь ты.

– Это почему я-то?! – аж подскочил с койки Николай.

– На орудии убийства твои пальцы.

– Что, только мои?! Эти ножницы пол-учительской лапали! И Марков тоже!

– Ты Маркова оставь, – посоветовала Катерина, – нет Маркова, с него взять нечего. А ты вот живой и невредимый.

– Это что, моя вина?!

– …готовый кандидат на отсидку, – завершила она. – Коля, очнись! Ты не других обличай, а про себя подумай. Судимый, застуканный на месте преступления, на мосту – и это все видели. Некоторые утверждают, что это ты Маркова толкал. Понимаешь теперь?

Теперь он понял, да еще как.

– Все клевета и подлое вранье!

– Да я-то знаю. И все мы знаем, – заверила Сергеевна, – но хотя все мы считаем, что ты на это не способен, есть объективный момент, от которого отвертеться не получится.

– Да не трогал я его!

– Ты выдернул из раны ножницы. Вот как раз это видели все.

– И что же?!

– А то, что это спровоцировало усиленное кровотечение, – мягко объяснила она, – так что, даже если отмести всю клевету… а я знаю, что это клевета, будь уверен, причинение смерти по неосторожности пришить очень даже можно.

– Но ведь я не хотел…

– Так потому-то «по неосторожности», а не «умышленно». Ты разве не знал, что так делать нельзя?

– Да вроде бы… знал.

– А то, что нельзя хвататься за орудие убийства, знал?

– Да…

Катерина вздохнула:

– Я, Коля, пытаюсь донести до тебя мысль, что тебе бы сейчас молчать в тряпочку и молиться. Очень плохи твои дела. И думать тебе надо не о несправедливости жизни, а о том, что Юры Маркова нет, а ты есть и очень удобен для того, чтобы сделать тебя крайним. И твое «героическое» прошлое никто не забыл, и условный срок, и судимость. Ну и главное: товарищ лейтенант Яковлев любит подгонять решение под ответ.

– И что же мне делать?

– Быть искренним, послушным и очень осторожным.

– Но я вам все рассказал.

– И это очень хорошо.

– А вы не выяснили, куда он звонил, Юрка? Ну из учительской.

– Он и не звонил.

– Не может быть, я же видел, как он повесил трубку.

– Он, судя по данным с телефонного узла, ответил на звонок, который был сделан с уличного телефона.

– То есть кто-то позвонил в учительскую и случайно попал на Юрку?

– Возможно. И, между прочим, часто у вас так бывает, что учащиеся заходят в учительскую тогда, когда там никого нет?

– Нечасто.

– А часто ли пользуются телефонами в учительской?

– Вообще это запрещено.

– Припомни: когда он выходил из учительской, в руках у него ножниц не было?

– Да не разглядел я.

– И вы не разговаривали?

– Я спросил, что он там делал.

– А он?

– Ну он просто прошел мимо.

Катерина не поверила:

– Ты что же, ничего ему не сказал, не выговорил?

– Да я сам не понимаю почему, – признался Колька, – он такой спокойный был.

Введенская заинтересовалась:

– Спокойный, говоришь? Как же так, вломился в учительскую, говорил по казенному телефону – и ни капли тревоги, ни слова в объяснение?

– Получается, что так.

– Очень странно. Куда страннее, чем съеденные лотки хлеба.

Колька хмурил брови, как бы припоминая, и вдруг обрадованно воскликнул:

– Слушайте, а ведь вы правы! Я сейчас только понял: вел он себя как ненормальный. Пока я ему не крикнул, чтобы его остановить, он спокойно шел…