След «Семи Звезд»
Шрифт:
Так вот не был ли и Барков одним из шуваловских конфидентов, выполнявших миссию по сбору таковых улик? Некоторые обстоятельства биографии поэта позволяют судить о возможности его сотрудничества с ведомством графа. Уж больно легко он отделался в скандале с ложным выкриком «слова и дела». Но почему Вологда? Глухой по тем временам городок. Откуда здесь взяться бестужевцам?
И вообще для буквального восприятия оды в ней слишком много неясного. О каких таких крокодилах и змеях идет речь? С трудом представляется, что рептилии могли ползать по городу посреди лютых морозов, коими славится здешняя земля – Русский Север как
А этот, с позволения сказать, «целитель» хочет упрятать ее на целую неделю под домашний арест!
Хорошо хоть местные правоохранители не додумались у ее палаты круглосуточный пост выставить во избежание повторного нападения. Вадим так бы и поступил. А вот следователь, который опрашивал Варвару, когда она получила наконец квалифицированную медицинскую помощь, посчитал, что девушка просто стала жертвой попытки ограбления.
Нет, конечно же, старший лейтенант все самым подробнейшим образом записал. И даже грозился на днях, «как только гражданка Озерская оправится и будет способной свободно передвигаться», составить фоторобот преступника для объявления его в розыск. Но делал он это без особого энтузиазма, сразу же давая понять, что не ждет особых результатов от следственных действий по данному, как он выразился, «инциденту».
Она же, само собой, не стала распространяться ни о попытке ограбления московской квартиры, ни о подлинных причинах, которые привели ее в Вологду…
За окном тоскливо завыла собака, разом сбив Варю с мысли.
Ты смотри, оказывается, уже и вечер наступил. А она и не заметила. Это славно. Темнота – друг молодежи. Можно и улизнуть. Вряд ли кто будет ее настойчиво искать и силой водворять на место. В конце концов, это ее личное дело – лечиться или не лечиться и где именно проходить «реабилитацию».
Снова собачий вой. Да сколько же псов в этой Вологде?!
Кстати, еще один сквозной мотив барковской оды. Собаки. Псы Гекаты, по пятам преследующие поэта. Прекрасный образ, хоть и мрачноват, пожалуй. Больше для поэзии романтизма годится, чем для радостной, в целом победной лирики XVIII столетия…
– Пора делать укол, милая, – влетела в палату медсестра со шприцом наперевес.
Варя поморщилась. Как известный персонаж старого советского мультфильма, бегемот, она тоже ужасно боялась прививок. Может, потому, что, в принципе, росла довольно здоровым ребенком и не часто сталкивалась с людьми в белых халатах.
– А больно не будет? – жалобно проканючила, переворачиваясь на живот.
– Не будет, не будет, – заверила ее сестричка, слово в слово произнеся фразу из того же мультика, которой все наперебой успокаивали трусишку-гиппопотама. – Раз – и все!
Точно. Не успела журналистка как следует подготовиться, чтобы ойкнуть, а уже в руку ей легла смоченная спиртом ватка.
– Прижмите получше, чтоб синяка не осталось.
– Как, уже все кончилось?
– Все еще только начинается, – улыбнулась та.
Ее улыбка показалась Озерской сродни собачьему оскалу. Какая-то хищная и недобрая. Еще облизнуться только не хватало для пущего эффекта.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовалась Варя, чувствуя, как наливаются тяжестью ее
веки.Ого! Как же она устала-то! А еще драпать собралась. Куда бежать на ночь глядя? Вот отдохнет маленько, а с утреца да на свежую голову…
– Пойдемте со мной, – тронула ее за локоть медсестра.
Варвара уставилась на нее осоловелыми глазами. Ой, ну вылитая собака-колли. Хи-хи-хи.
– А к-куда-а?
– Вам прописаны общеукрепляющие процедуры…
– Ка-а-ки-ие еще-о процеду-уры? Спать хочу-у…
– Ну, не упрямьтесь, милочка, – бесцеремонно поставила ее на ноги немилосердная сестра. – А то мне придется вызвать на помощь санитара. Это прямо по коридору.
Однако коридор кончился, а они так и не дошли до процедурной. Оказалось, что та находится в другом корпусе.
Вышли на улицу. Здесь к ним и в самом деле подошел санитар. Хромой и небритый. Похожий на шакала Табаки.
Он и медсестра взяли Варю под руки и подвели к стареньким «жигулям».
«Что ж это у них другой корпус так далеко от главного расположен, что к нему ехать нужно?» – еще успела подумать девушка, проваливаясь в глубокий сон…
– Вы уж извините, товарищ майор, прошляпили, – плавно растягивая слова, виновато разводил руками следователь – кругленький, рыжий и веснушчатый старший лейтенант. – Не доглядели…
Вадим заскрежетал зубами в бессильной злобе. Не доглядели!
Попробовал бы этот желторотик такую отговорку генералу Серебровскому впарить. Мигом вылетел бы из органов ко всем чертям. Ну, в лучшем случае отделался строгачом с предупреждением о неполном служебном соответствии. Преступная халатность при защите свидетеля. Что ему стоило на пару дней выставить пост у палаты? Понятное дело, что нет свободных людей. И все же…
– Ой, да что ей сделается-то? – моргнул синими глазищами провинциальный Шерлок Холмс. – Сбежала она из больницы, и всех делов. Погуляет малость да и вернется. Рана ее – пустяк. Какая-то царапина.
– Я вот тебя сейчас сам так поцарапаю, мало не покажется, – ласково пообещал Савельев, после чего у лейтенанта «генеральская» фуражка-аэродром набок съехала.
(Взял же моду форсить молодняк, хоть в чем-то не желая уступать старшим по званию!)
– В гостинице проверяли?
– А как же, – надул губы молокосос. – Первым делом.
– И что?
– Не появлялась она там.
– Значит, говоришь, погулять решила? – хмыкнул майор.
– Ага. Места у нас славные, богатые достопримечательностями. Вот и подстрелили ее в аккурат у одного из памятников старины. В Ферапонтов монастырь на экскурсию ездила.
– И что ее там только заинтересовало? – пробормотал себе под нос Вадим.
– Так Никонова ж часовня! Гражданка Озерская сама и показала – ткнул пальцем-сосиской, усыпанном веснушками, в исписанный лист бумаги.
Столичный гость заинтересовался и протянул руку за протоколом допроса потерпевшей.
Старлей сначала инстинктивно дернул бумаги на себя (документ, как известно, – дело святое, особенно же в следственных органах), но затем, опомнившись, таки отдал их старшему по званию. Но по-собачьи настороженно следил за ценными листочками глазами. Как будто суровый майор был не коллегой, а каким-нибудь фокусником вроде какого-нибудь Гудини или Дэвида Коперфильда, готовым превратить протокол в кролика или разноцветный платочек.