След Сокола

Дорога, по которой двигался отряд, вела вокруг холма королевской ставки, окруженной рыцарскими палатками и шатрами, потом мимо холма с армейским лагерем, входящим в хозяйство Бернара, и дальше к обширной поляне, на самом краю которой, ближе к кромке леса, было отведено место для лагеря саксов и вообще всех прибывающих на турнир не франков.

Саксы впервые так вот, при вооружении, причем довольно основательном, появились вблизи позиции франкских войск, и нашлось немало желающих посмотреть на них, таких неустрашимых и неуступчивых, упрямых в своей любви к свободе и нелюбви к агрессивному христианству в течение последних двадцати пяти лет. Когда уже все другие страны и народы, побежденные Карлом Каролингом, смирились со своей участью, саксы, не оглядываясь на соседей, продолжали сопротивление. И простые воины, и даже несколько рыцарей выстроились вдоль дороги, рассматривая длиннорукого коротыша Гаса и его соплеменников. Рыцари, говоря по правде, больше смотрели не на всадника, а на его коня, сразу оценив возможность мощного животного нести закованного в тяжелую броню человека. Простые же солдаты, прошедшие всю Европу, поглядывали на местных воинов откровенно чуть свысока, с некоторой долей пренебрежения. Им, испытавшим удары бойцов многих национальностей, было с чем сравнить, и потому внешним своим видом уважения местные ополченцы у франков не вызывали.

– Не будь я Третьен из Реймса, если я не добуду в схватке этого коня… – громко, почти вызывающе, сказал, стоя в группе других воинов, простой солдат, недавно сопровождавший графа Оливье к королевской ставке.

– Для этого тебе сперва придется сбросить наземь этого волосатого коротышку, – подначивал его другой. – А он, мне сдается, не из самых сговорчивых будет…

– И не таких мы видывали. – Третьен поигрывал секирой, прокручивая в руке рукоятку, отчего лезвие поблескивало на солнце. – Мы всего-то полутора десятком сопровождали к королю графа Оливье, когда этих саксов пара сотен на нас наскочила. И все такие же несговорчивые вначале были. Мы быстро их утихомирили…

– Всех? – раздался насмешливый вопрос из заднего ряда.

– А что… – хвастался воин. – Уж кто-кто, а граф Оливье войну с пеленок знает. Как они в Ронсевале вместе с Хроутландом ущелье держали, так же он и при нас поступил. Самый узкий участок дороги выбрал, и мы ударили в копья! Сразу проход трупами завалили. И всю атаку ихнюю сорвали. И не выпускали их, держали там, пока к нам на помощь герцог Анжуйский не подоспел.

– Да ладно врать-то, Третьен… – не поверил кто-то.

– Точно-точно, так и было, мне про это уже рассказывали… – поддержал хвастунишку посторонний голос. – Правда, я слышал, что саксов было около полусотни. Да разве могут они сравниться с королевскими солдатами, будь на них хоть на всех эти волчьи морды!

– На каждого волка свой королевский волкодав найдется! – почувствовав поддержку, совсем осмелел Третьен. – Вот я и хочу таким волкодавом стать, чтобы этого коня добыть.

Он говорил достаточно громко и совершенно не стесняясь того, что подъезжающий сакс может его услышать. Так хозяина не интересует мнение раба. Гас услышал. Гас никогда себя рабом не чувствовал. И, не останавливаясь для ненужного спора, просто сказал:

– Этот конь будет завтра топтать твой труп.

Третьен сначала опешил так, что чуть язык не проглотил. На окраине своего лагеря он чувствовал себя почти равным с самим королем. Да и опыт многих королевских походов давал ему право не сомневаться в своих силах. А тут какой-то полудикий сакс-язычник… Однако слов для достойного ответа сразу не нашлось. И все же Третьен быстро сообразил, что, промолчав, он теряет весь свой заслуженный многими походами авторитет. И тогда франк выступил на дорогу, закрывая путь коню и всаднику.

– Может быть, он прямо сегодня попробует это сделать? Хотел бы я на это посмотреть…

Гас, однако, вступать в спор и пререкания по-прежнему не намеревался. Он просто отпустил поводья, и конь, как делает только настоящий боевой конь в отличие от смирных рабочих лошаденок, словно не заметив препятствия, широкой мускулистой грудью столкнул франка к обочине дороги, где Третьен, вынужденно сделав шаг назад, споткнулся о камень и упал.

Раздался всеобщий хохот саксов и некоторой части франков. Хохот, который заставил старого вояку стремительно вскочить на ноги и угрожающе замахнуться секирой.

– Ах ты, нехристь, ты посмел напасть на воина короля!

– Да, моего коня вы еще не успели окрестить… – ответил Гас, вызвав новый приступ смеха, хотя сам он остался серьезным и отнюдь не мирным. – Ты можешь смело называть его нехристем, потому что он не ответит словами, разве что заржет тебе в глупую физиономию.

– Ладно! – воскликнул Третьен угрожающе и сделал шаг вперед с поднятым оружием.

На сей раз сакс остановил коня. И моментально фрамея в его руке заняла боевое положение. Еще секунда, и последовал бы молниеносный бросок острого и смертельно опасного для франка оружия, потому что Третьен вышел к дороге без доспеха, сам дотянуться секирой до Гаса не успевал, и, несомненно, получил бы смертельный удар с дистанции, если бы не грозный окрик:

– Прекратить ссору!

Засмотревшись на происшествие, никто не заметил, как из перелеска навстречу отряду саксов выехал сам король в сопровождении нескольких рыцарей. Даже Гас, не слишком почтительный к франкам, более того, настроенный традиционно недружелюбно и недоверчиво, не посмел в присутствии Карла держать фрамею в боевом положении. Опустил секиру и Третьен. Другие франки, приготовившиеся вступить в схватку, желая поддержать товарища, отступили на обочину дороги и спрятали обнаженные уже мечи. И саксы, которые не намеревались бросать в беде своего товарища, уже тоже взявшиеся за рукоятки мечей или поднявшие фрамеи, натянули поводья коней.

– Что здесь происходит?

Из толпы франков выступил рыцарь и объяснил королю слово в слово, что было высказано обоими участниками столкновения и к чему это привело. Рыцарь, конечно, был откровенно на стороне Третьена, и рассказывал предвзято, выдавая слова одноплеменника за шутку. Тем не менее, король, хорошо знающий своих воинов, повернулся и к Гасу.

– Рассказывай ты.

Гас коротко передал свое изложение события. Причем, не старался обвинить одного франка, а откровенно признал, что готовился убить наглеца.

– Позвать сюда стражу! – распорядился Карл. Кто-то побежал за стражниками. А король снова повернулся к саксу, рассматривая и его самого, и хмурые физиономии его товарищей, и оскаленные волчьи морды у них на плечах. – Что за отряд? Куда путь держите?

– По распоряжению нашего господина эделинга Кнесслера, я собрал пятьдесят воинов для участия в общем турнире.

– А ты кто такой? – спросил король у второго участника стычки.

– Я – Третьен из Реймса, – коротко ответил воин.

– Где-то я слышал это имя…

– Я участвовал почти во всех походах вашего величества и ни разу не запятнал своего имени позором. Это может подтвердить любой, кто меня знает.

– Если бы так… – неожиданно сказал Карл, вызвав своим замечанием смятение Третьена.

Прибежали стражники.

– Арестовать и повесить Третьена из Реймса за нарушение королевского указа о перемирии.

Стражники молча взяли под руки несчастного ветерана, потерявшего дар речи.

А Карл хотел уже во всеобщей тишине двинуться дальше, когда его остановил граф Оливье.

– Ваше величество. Я редко обращаюсь к вам с просьбами, но сейчас осмелюсь это сделать.

– Говори.

– Ваше величество, я прошу вас простить Третьена из Реймса. Этот воин прибыл в вашу ставку вместе со мной, и прекрасно себя зарекомендовал, прикрывая мне спину в стычке с саксами на дороге. Я благодарен ему и прошу также и вашей благодарности, если вы мною хоть немножко дорожите.

– Он своими неумными действиями готовился разрушить то, что все мы так старательно создавали. За это прощения быть не может.