След
Шрифт:
Поделился той догадкой с Иваном.
– Чую, Протасий смуту удумал. Сместить его надоть немедля!
– Что ты, брат, что ты!
– замотал головой Иван.
– Никак нам того нельзя. Напротив, ты б посулил ему, что после Федьку тысяцким сделаешь.
Фёдор был старший Протасьев сын, давно уж открыто глядевший на должность отца как на должность наследную.
– А вона тому Федьке чего!
– сложил Юрий кукиш. Таким-то бесстыдным кукишем продажные девки в Сарае иноязычных заезжих купцов к себе на ночь заманивают.
– Так ясно, что не по голове шапка, - пожал плечами Иван и усмехнулся.
– Так посулить-то разве
– А коли он выдаст-то?
Младший поглядел на Юрия с сожалением:
– Кто, Протасий Вельяминов? Окстись, брат! Да он скорей живьём сгорит, чем обесчестится, али ты не знаешь его. И Федька такой же идол!
– А коли он за честь почтёт на Сашкину-то сторону встать?
– свистящим шёпотом спросил Юрий.
– Ну дак выдаст, - уверенно подтвердил Иван.
– Ан всё одно, нам теперь его трогать никак нельзя - поздно уж!..
Иван в отличие от Юрия и даже к подозрительному удивлению последнего, все эти дни был странно спокоен. Впрочем, не то чтобы спокоен, но так деловит, что за бесконечными хлопотами, знать, и некогда ему было душевное беспокойство выказывать.
То он на Трогу целыми рядами прокорм скупал, то у княжьих складниц самолично следил, ладно ли снаряжаются ополченцы оружием да бронью, да ещё чуть не каждого ласковым словцом встречал и вслед любовно напутствовал, как отец родной. Ну, то дело ещё понятное…
Да перво-наперво гонцов разослал во все веси: и в Рязань к Ивану Ярославичу, новому тамошнему князю, и к боярам в Великий Новгород, и к самому хану Тохте в Сарай… Всем поплакался, у всех слёзно попросил заступы от бесчинств и беззакония великого князя.
Юрий на те просьбы лишь огорчённо рукой махал, не |глядя припечатывая грамотки: кто поможет, кто откликнется? Кому до Москвы дело есть? Все вы наши до добра, до беды не наши!
Ну и то ладно! А здесь уж и вовсе Иван неподобной пустяковиной заморочился. Поехал зачем-то на конюшни хворых Коней глядеть. Кой в них прок-то, в больных? Ан и воротился ре скоро. А весь следующий день на заднем дворе провёл с какими-то и вовсе непотребными людишками: с знахарками, костоломами, с сомнительными старухами, коим место на дне Поганого пруда. Где и нашли-то таких? То с татарами из московских, то с жидами, а то и с фрягами, коих тож на Москве поприбавилось, об чём-то втай шепчется. Будто есть ему дело, кой купец, с каким товаром и в какую сторону идти собирается? Ай, иное что спрашивал? Да, право слово, разве иное может быть на уме, когда Михаил вот-вот грянет? Юрий даже негодовал на Ивана: нашёл время попусту лясы точить!
Как-то вечером, чуть не в канун Михайлова наступления братья остались наедине. Юрий за эти дни вконец издёргался, почернел и ещё более заострился хищным лицом. Долго сидел, уставив взгляд в одну точку, потом сказал глухо:
– А ить, худо будет…
– Так уж, - уклончиво согласился Иван, впрочем, бросив на Юрия скорый взгляд, в котором то ли насмешка таилась, то ли сочувствие, что было куда хуже насмешки.
– Ты на меня, как на покойника-то, не гляди - жив покуда, - оказывается, заметив тот взгляд, зло оскалился Юрий.
– Что ты, Юрий! На Господа уповаю, - поспешно перекрестился Иван.
– Ить доселе не оставлял он нас своей милостью, - с некоторым удивлением произнёс он.
– Слепой
ты, что ли, Иван, - вскинулся с лавки Юрий и по-волчьи заметался по горнице.– Не та беда, что Михаил идёт, а та, что Сашку с собой ведёт, а тебя то будто и не касаемо! Али не видишь, людишки-то чают над собой Сашку поставить!
– Не суть ещё, чего людишки хотят, - Иван спокойно огладил стриженую, курчавую бородку.
– Ишь что!
– как худое пламя на сквозняке, метался Юрий.
– Переяславцам был люб, новгородцам по нраву, а москвичи-то, вишь, требуют!
– На ходу он с такой бешеной силой дёрнул себя за ухо, что перекосился лицом от боли.
– Во всём, слышь, меня виноватят!
– Да кто тебе нанёс-то такое?
– всплеснул руками Иван.
– Знаю я!
– крикнул Юрий.
– Корова сдохла - князь виноват! Кура яйцо не скинула, - Юрий улицей ехал! Помер кто без причин, так то Москве Константин поминается!
– На миг Юрий остановился, невидяще взглянул на Ивана: - Я им, вишь ли, и глад, и град, и бой, и мор!
– При тех словах он с такой силой да раза три вряд ударил себя по груди, чтобы кабы с таким-то усердием по кому другому ударил, так, поди, и дух вышиб вон!
– Худо-то, брат, худо, - вроде бы согласился Иван, но тут же и голос возвысил: - Ан и терзать себя до времени нечего! Умные люди вон как сказывают: худо-то без добра не бывает!
– Что?!
– как колом огрели, дёрнулся Юрий и, круто развернувшись на каблуках, так что взвизгнули половицы, тихо и зловеще спросил: - Может, и ты Сашку-то ждёшь?
Иван как-то странно поглядел на Юрия и странно же усмехнулся. Усмешку ту можно было расценить по-всякому, но можно было и так:
«Жду, как не жду, чай, он брат мне!»
В последнюю пору незаметно для стороннего глаза, однако же все определённей младший брал волю над старшим. Во всех сколь-нибудь важных делах, почитай. Конечно, на всякое его слово, на всякий совет Юрий сначала для порядка полается, позлобствует, ан, глядишь, потом все одно по Иванову сделает. Разумеется, и Иван, зная без меры гневливый нрав Юрия, не в лоб своего добивался, а действовал исподволь - кап да кап, потихонечку! Но иногда отваживался и зубы показывать.
Вот как сейчас, например, уже тем, что томил ответом.
– Так что, и ты Сашку ждёшь?
– До чего ж взбеленить-то тебя легко, - будто жалеючи вздохнул Иван.
– Да что ты, брат, что ты! Иное думаю…
– Ну!
– Лихо-то всегда рядом ходит, ан так обратить его надоть, чтобы и лихо в пользу взошло.
– Ну дак?
– нетерпеливо воскликнул Юрий.
– Ну и не дакай, - отмахнулся Иван и замолчал, будто в горнице был один. Юрию ничего другого не оставалось, как ждать, откроется ему брат или нет?
– Вон что, - ещё изрядно потомив, наконец произнёс Иван.
– Дак что?
– Кабы хворь-то, что в Москве ныне шастает, шибче мором пошла, так Михаил-то к нам, поди, забоялся присунуться. Чай, Он не без ума, - усмехнулся Иван.
– Да и в омут, опять же, от силы-то не кидаются…
Юрий прямо-таки до восхищения, до тихой благоговейной оторопи изумился простоте Ивановой мысли. Ить, и впрямь - не ратят чумных городов! Вон что! Как самому-то такое очевидное в голову не взошло?
Только, где её взять, ту чуму? Народ-от на Москве не столь хворый, сколь слухами о хвори переполошённый. Да и слухи те, знать, нарочно кто-то пускает, чтобы народ-от пуще на него, на Юрия, злобствовал!