Следователь, Демон и Колдун

Госпожа Фриц задушено охнула, но Анна тотчас же приказала ей успокоиться – так опытный извозчик нетерпеливо встряхивает поводья непослушной лошади – и хозяйка оружейной лавки тут же перестала дёргаться, застывшая посреди тонкой сияющей паутины чужого заклятья.

Колдовское ментальное насилие первой степени, пожизненная каторга без права пересмотра приговора.

Анна не знала этой статьи Другого Кодекса, да ей, откровенно говоря, сейчас было наплевать. Она с огромной скоростью сращивала оголённые провода своих нервов обёрнутые в ткань запретного колдовства с личностью Фриц Шпицберген, метеором пролетая сквозь этажи её сознания.

К счастью, субъективное время – забавная штука: его можно растягивать как угодно, поэтому у Анны на всё про всё ушло не более двух секунд. К тому же она не пыталась выудить из головы госпожи Фриц никакой информации; колдунью интересовали только базовые навыки, что намертво впечатались в самое естество женщины-стрелка. Но ей всё равно пришлось преодолеть завесу плохо скрываемой боли, и страстное желание отомстить за мужа, убитого Нелинейной Гидрой в двух шагах от собственного оружейного сейфа.

Анна вдруг поняла – опять же, непонятно как – что эту боль, эту ненависть можно использовать, что это прекрасный материал и брешь в защите, которой сейчас сознание Фриц инстинктивно пыталось себя окружить. Старый отточенный навык, память, но чья? Её память, память духов, память крови? Потом, всё потом...

Она обрушилась в чужое сознание яростным кровавым дождём: мы убьём эту тварь, уничтожим, раздавим, сотрём с лица земли и Иных Сфер, лишь только пусти меня, откройся, дай мне дорогу через ненависть и ярость, обрати свою слабость в силу, а дальше я всё сделаю сама.

И марионетка, кивнув, покорно повисла на ниточках, готовая на всё, внимая таким важным обещаниям, открываясь, отказываясь от свободы воли, отдавая свою самость тому, кто милосердно соглашался думать и чувствовать за неё...

Анна увидела, как Гидра, вцепившись лезвиями в обшивку бурава, со скрежетом оторвала от неё здоровенный кусок. Полетели искры, машина выпустила клуб дыма и зарычала раненным зверем. Ещё удар, и «Проходник» лишился носовой части; буровой конус утыканный вращающимися мини-головками упал в песок точно голова мёртвой рыбы.

Сознания молодой колдуньи и хозяйки оружейного магазина переплелись и с лязгом соединились, наконец, в единое целое.

И тогда.

Анна/Фриц/Гром/Шпицберген широко как только могла распахнула внутреннее око, и заглянула в эфир так глубоко, насколько позволяла её физическая оболочка и колдовская сила.

Боль в теле – эфирная контузия второй степени. Скоро, очень скоро придёт боль и огонь, сжигающий вены, разрывающий мышцы, плавящий кости, но – потом. Не сейчас. Время ещё есть – всего несколько секунд, но большего и не требовалось.

Сейчас, или никогда.

На такой «глубине» не было ни города, ни улиц, ни бродящих по ним теней. Лишь небо – быстро текущее из пустоты в пустоту жидкая ртуть из-за завесы которой вниз смотрели мириады незримых глаз и земля – чёрная твердь, похожая на отполированный обсидиан, живая и мыслящая, служившая пристанищем для сонма невидимых тварей, из которых люди, как ни странно, были самыми главными, самыми яркими, стоявшими во главе угла, порождавшими всё, что их окружало.

Небо каким-то удивительным образом было порождением Земли, а Земля, в свою очередь, отражением Неба. Но сейчас размышлять над этим у Анны банально не было времени. Ей была нужна только Нелинейная Гидра.

Конечно же, она её увидела: Другая сияла, как дуга электросварки. Она действительно была конусом, но образовывала этот конус лента ярчайшего света, похожая на спираль лампы накаливания. Лента текла из точки в пустоте, изящно завиваясь, спускалась вниз расширяющейся «юбкой» и, распадаясь на тонкие нити, образовывала те самые лезвия, что уже мелькали в считанных дюймах от Фуллера и Вилля, отчаянно пытавшихся вырваться из ловушки, лупя по всем педалям и рычагам.

Анна/Фриц/Гром/Шпицберген отточенным до автоматизма движением вскинула руку/задохнулась от ужаса («как?! Как в это попасть, она же такая маленькая») и, чуть прищурившись/едва не потеряв сознание от ужаса, нажала на курок.

«Мёртвая пуля» попала не просто в конус Гидры, она ударила точно в тот яркий огонёк, из которого этот конус стекал/приходил/прибывал в этот мир. Анна Гром никогда не попала бы в такую маленькую цель, да ещё и с такого расстояния, но для Фриц Шпицберген, способной со ста шагов выбить точки на игральной кости, это не составило ни малейшего труда.

А дальше была вспышка.

Нелинейная Гидра визжала, как резаная свинья.

Только что могущественное Другое существо из Внешних Сфер вскрывало хрупкую металлическую банку внутри которой тряслись от страха два человека, посмевших причинить ей боль своим шипастым механизмом, посмевших встать на её пусти, посмевших даже подумать о том, что её – ЕЁ! – можно остановить... и вот она уже... что? Угасала? Уходила?

Гидра умирала, но была не в состоянии в это поверить.

Умирали всегда другие – это был неизменный, нерушимый постулат, фундамент на который опиралась реальность. Сама же Гидра умереть не могла, у неё просто не было такой функции, такой возможности. Да, её могло вышвырнуть из этого мира вовне, но это была, конечно же, не смерть; так промахнувшемуся по добыче ястребу приходится вновь подниматься в небеса для новой атаки.

Но сейчас...

Что-то случилось, что-то быстрое, холодное, непонятное, что-то ужалившее Гидру в самый её центр. Нечто маленькое, нечто сродни той мерзости, что жила и не жила одновременно и которую она по незнанию попыталась сожрать с печальными для себя последствиями. Крошечный кусочек отрицания, обломок не-существования, ледяная искра попала Другой прямо в средоточие её естества, то, что, отчасти, можно было бы назвать сердцем, и это сердце, вздрогнув, разлетелась на тысячи кусков.

О, существование Гидры, конечно же, не длилось вечно. Такие как она, в конечном счёте, отправлялись на Край Сущего, где спокойно падали в вечный поток, перерождаясь в нём: иногда по воле Тех, что стояли Над, иногда – по своему вкусу. Но никогда – вот так.

Последним, что познала Другая, оказалась внезапная смерть: осколки бокала, сметённые в угол, кровавое пятно на страницах где последнее недописанное слово навсегда остаётся недописанным, дерево расщеплённое ударом молнии, взрыв в блиндаже. Быстро, внезапно, однозначно.

Она из последних сил схватилась за эту мысль, но мысль треснула, лопнула и рассыпалась, отпуская Гидру в последний миг свободного падения, где она уходила, растворялась, превращалась в...

Анна резко выдохнула, и, вскинув руку в Закрывающем Жесте, разорвала психический контакт с Фриц Шпицберген.

Они упали на помост перед ратушей почти одновременно: Анна от тяжелейшей эфирной контузии, хозяйка оружейной лавки – от псионической перегрузки. Молодая колдунья почувствовала, как её затылок ударился о доски, почувствовала отдалённую тупую боль, почувствовала, как проваливается в чёрную яму обморока, но только мысленно улыбнулась: сейчас она была не против забытья.