Следователи

Олейник тщательнейшим образом изучил поведение Ровинского в колонии. И вот что выяснилось. Всю свою короткую жизнь парень нигде не работал, кроме как шофером — «ординарцем» Башкирцева. А попить-поесть любил сладко. В колонии, на лесных работах, он впервые познал тяжкий труд. В шесть подъем. Многие километры до участка. Выматывающая работа, стисни зубы и вкалывай. Он всячески отлынивал. Потом был уличен в воровстве у своих же. Избили его жестоко. Но не исправили. Конечно, сейчас в колонии «законы» не те, что были когда-то. Поддерживается строжайший порядок. Но «общество» и сейчас не такое, чтобы церемониться с тем, кто крадет у своих.

— Мне надо было уйти оттуда во что бы то ни стало, — сказал Ровинский следователю уже после признания в оговоре. — А как? Решил взять на себя еще несколько нераскрытых эпизодов по кражам. Авось, к следователю вызовут, а там в другое место пошлют. Боялся я, за жизнь стал бояться. Ну и написал. А тут из области — насчет Башкирцева спрашивают. Сначала я не понимал, что к чему. А когда об убийстве Малова заикнулись — сообразил. У нас же весь город об этом хорошо знает. Я и понес. Ведь пока разберутся. А время на меня работает. В следственный изолятор переведут, а там, глядишь, в другую колонию. Выхода у меня, гражданин следователь, не было.

Вот откуда взялась версия обвинения Башкирцева и его компании. Но ведь не только показания Ровинского заключены в 34 томах дела!

И началась поистине титаническая работа сначала по анализу, а потом и по опровержению выдвинутых обвинений. Надо было разобраться во всех напластованиях, рожденных ложной версией. За это время было проверено десять вновь возникших версий, допрошено 730 свидетелей, сделано 79 экспертиз, проведено 34 следственных эксперимента, изучено 156 других уголовных дел. И к 34 томам прибавилось еще 56. Собранные в них материалы теперь уже с максимально полным основанием утверждали: Башкирцев, Акопян, Козочка и Шариков не виновны в убийстве сержанта Малова, в нападениях на сберкассу и пункт кинопроката.

Следователь по особо важным делам день и ночь сидел над схемами, вычерченными на миллиметровой бумаге. Первая — она не умещалась на письменном столе — содержала более ста кружков, соединенных с одним кругом, в центре круга значилась фамилия «Ровинский». Эта схема его связей с людьми, которых он называл в своих показаниях, с потерпевшими, с женщинами, были кружки предполагаемых связей. В каждом кружке — фамилия или обозначение (например, «человек, с которым была встреча в ресторане», «девушка, с которой провел вечер»). О каждом из этих людей следователь мог рассказать все, что их связывало с Ровинским.

Вторая схема — это связи, которые Ровинский скрывал от следствия, здесь около 70 кружков. Далее схема родственных связей. И, наконец, схема связей по эпизодам, за которые Ровинский был осужден.

Для чего вся эта работа? Но ведь это только сейчас стало ясно, что Ровинский лгал. А тогда, вначале, он настаивал на своих показаниях. Вот, скажем, он утверждал: «Раис А., в прошлом таксист, затем осужденный, говорил, что у него есть пистолет, который он хранит в сарае». На схеме кружок «Раис А.». Этот человек всесторонне проверяется, делается обыск в сарае. Пистолета нет. Но Раис мог его кому-то передать. Он вызывает подозрения: в сарае у него обнаружены похищенные ранее вещи. Значит, надо все тщательно проверять. Уйдет немало времени, пока будет установлено, что насчет пистолета Ровинский все выдумал. А тот на это и рассчитывал, давая ложные показания.

Словом, перефразируя известные строки поэта, можно сказать, что Олейнику и его товарищам приходилось переворачивать тысячи тонн догадок, предположений, ложных показаний, сомнительных версий ради крупиц истины. Но они упорно искали и находили эти крупицы.

Одновременно следователь еще раз тщательно изучил личности подозреваемых. Вообще-то вопрос у него возник сразу: могли ли Башкирцев, Козочка, Акопян и Шариков пойти на столь тяжкие деяния? Если да, то что толкнуло их на это? Содеянное не очень соответствовало характеру и образу их жизни. Но «улики» перевесили все иные соображения. Олейник вновь вернулся к личностям этих людей.

Вот Вячеслав Козочка, работник милиции. Это последнее обстоятельство и привлекло тогда внимание розыска. Преступники действовали дерзко и расчетливо. Сразу возникла мысль: а не является ли их соучастником некто, связанный с милицией? Козочка, в прошлом безупречный работник, оказался раза два-три в компании Башкирцева. Ну, а если подозревают эту компанию, следовательно... И было сброшено со счетов, что Вячеслав прекрасно нес службу, что он всегда отличался честностью, что он хороший семьянин (у него любящая жена и пятилетний сын), что готовился к защите диплома в сельскохозяйственном институте, где учился на вечернем отделении. Когда Олейник познакомился с Козочкой во время первого допроса, то пришел к выводу: не мог он совершить убийство.

А вот за Башкирцевым обнаружилось много грехов: занимался небескорыстными махинациями, любил подношения, груб, жесток. Шариков — окончательно спившийся человек, за бутылку водки мать родную не пожалеет. Акоп Акопян ни в чем особо подозрительном замешан не был, но любил устраивать попойки, хотя сам пил мало. У него масса знакомых, которые могут «все достать», и Акоп широко пользовался этими связями. Но все это сводилось к добыванию разных дефицитных вещей, не более.

Короче, каждый из этих троих не был примерным гражданином. Но чтобы они пошли на убийство... В это Олейник не верил. Да и доказательства их вины не выдерживали строгой критики. Поэтому дело в отношении их было прекращено, подозреваемые освобождены. Правда, Башкирцеву и Шарикову предстояло держать ответ за махинации с кузовами, однако этим должен был заниматься уже не Олейник.

Итак, стало окончательно ясно: не они. Но кто?

Перед оперативной группой во главе с Олейником стояла двуединая задача: снять обвинение с невиновных и найти преступников. Работа велась интенсивно, но все еще без обнадеживающих результатов. И постоянно возвращались к вопросу: почему молчит «Макаров»? Его «голоса» ждали с тревогой: ведь он в руках у опасных людей.

Скорее всего, считали члены опергруппы, теперешние владельцы оружия попались на каком-то другом преступлении или попался их главарь. Поэтому изучили массу уголовных дел, связанных с грабежами, кражами, налетами. Бесконечные проверки лиц, осужденных за сходные преступления, прослеживание их связей. Это была кропотливая исследовательская работа. Круг поисков постепенно сужался. И все же пока это были блуждания в темноте, заподозрить кого-то с достаточными основаниями опергруппа не могла...

В эти-то напряженные дни и получил Олейник сообщение о задержании в подмосковном поселке некоего Стаса, родом из Перми и постоянно здесь прописанного. МУР запрашивал: не участвовал ли Стас в нападении на инкассатора? Такого нападения не было — это Владимир Иванович знал точно. А вот фамилия Стаса не давала покоя: где-то она мелькала, в каком-то эпизоде многотомного дела...

И вот Олейник проводит первый допрос Стаса.

— Ваши фамилия, имя, отчество?

— Бочарников Станислав Аркадьевич.

— Ваш род занятий?

— Учусь в сельскохозяйственном институте, на четвертом курсе. На вечернем отделении.

— А работаете где?

— В музее. Сторожем.

— Когда-нибудь были судимы?

— Н-нет...

— Знакомы ли с Валерием Кнышем?

— Не знаю такого. Первый раз слышу эту фамилию.

— А он вас знает. И даже утверждает, что вы принимали участие в подготовке к ограблению дачи.

— Ну, это его фантазия, — Станислав Бочарников был абсолютно спокоен.

— Хорошо. Оставим это. Есть показания, будто вы участвовали в нападении на инкассатора. В городе... Перми.