Следователи

— Входите, мамаша, не стесняйтесь, — сказал высокий парень с залысиной и длинными баками, переходящими в аккуратно подстриженную бородку. — Только тихо. И не бойтесь. С вами все будет о’кей.

Бабка и ахнуть не успела, как очутилась в коридоре своей квартиры. Вслед за ней вошли та девка, что с высоким целовалась, и еще трое парней. Девка провела бабку, онемевшую от страха, на кухню. Той под угрозой ножа пришлось сориентировать посетителей, где что лежит... Ребята рассыпались по четырехкомнатной кооперативной квартире. Через полчаса, не больше, они сказали бабке «мерси, мадам».

Когда покинули большой кооперативный дом, когда приехали на квартиру Юрика Кляйнштока (а квартира эта была свободна от родителей уже полгода, те находились в длительной экспедиции), когда прикинули, что взятое потянет не на одну тысячу, ликованию не было предела.

— Ну, Эдик, давай гульнем как следует после такой удачи, — предложил Алик-Балбес, заискивающе глядя на Шефа.

— Не мешало бы, — буркнул Кныш.

Эдуард Бочарников обвел всех четверых холодным, стальным взглядом.

— Бунт на корабле? — не улыбка, а скорее гримаса скривила его красивый рот. — Разгул демократии?

— А что, Шеф, и спрыснуть нельзя? — уже без энтузиазма произнес Балбес. — И Валера Кныш не против.

— Кныш? Не против? — Бочарников резко обернулся к Валерию, и тот сразу сник, засуетился.

— Заткнись, Балбес, пока в заграничных джинсах ходишь и бифштексы жрешь, — Валерий был сама преданность Шефу.

— Не забыл, значит, Кныш? — усмехнулся Бочарников. — Ну, и молодец...

Забыть такое? Сейчас, томясь в камере отделения милиции, Кныш вновь ощущал себя каким-то червяком, которого — р-р-р-аз — и раздавят безжалостно. Это было... когда же это было? Сейчас сентябрь, значит, ровно год назад. Тогда тоже удачно взяли квартиру одного коллекционера и реализовали иконы вдвоем с Шефом. Продали за баснословную сумму. Валерий ждал. Нет, не половины, конечно, и не четверти. Но тысчонку-то Шеф мог отвалить. А ему не дали ничего!!! Нельзя же считать деньгами три сотни! Подачка какая-то. И тогда Валерий возмутился. Он кричал, что кончает эту муру, что не желает быть рабом, что он хочет свою долю. И вообще... если... то он...

— Если что? — зловеще спросил Шеф, помолчал и примирительно похлопал Валерия по плечу. — Свою долю хочешь? По справедливости? Ну что ж, пойдем. Выделю тебе твою долю...

Они пришли на свою «штаб-квартиру» (тогда Юркины родители опять в очередной раз были в отъезде). Собралось семь человек. В том числе Надя, его жена, с которой Кныша когда-то познакомил Шеф и которую Валерий искренне полюбил. Бочарников приказал Валерию снять роскошный кожаный пиджак. Потом фирменные джинсы. Потом черную рубашку. Потом... Его оставили в одних трусах. Валерий пробовал возражать, но под стальным завораживающим взглядом Шефа покорно снимал вещь за вещью. Наконец не выдержал:

— Что ты делаешь, Шеф, при моей жене?..

— Где это ты увидел свою жену? Ах, Надька тебе жена? Ты так думаешь? Теперь забудь о ней, как о всей этой «фирме», — Бочарников указал на кучу тряпья и тут же обратился к только что появившемуся в компании Ване Золотову: — Иван, сними свой «москвошвей» и оденься прилично. Да, да, в эту классную кожу. А ты, Надежда, поцелуй на прощанье своего бывшего. Бери ее, Студент, твоя отныне Надька, ты ж на нее давно глаза пялишь. Всё, ребятки. Есть у кого-нибудь возражения? У тебя, Кныш? Или ты забыл, кто тебя в «фирму» одел? И кто тебе Надежду в жены отдал?

Все подавленно молчали. И он, Валера Кныш, молчал. Но это было еще не все. «Суд» только начинался.

— Валера тут ультиматум выдвинул, — сказал Бочарников. — Долю свою хочет. И грозится нас заложить. Что будем с ним делать?

— Да я ж это так... — лепетал Кныш. — Я ничего такого и не думал. И в мыслях не было...

Он беспомощно оглядывался по сторонам. Все молчали. И тут Шеф жестко произнес:

— Ты, гнида, грозил мне, грозил всем нам. И мы тебя объявляем вне закона. Вне нашего закона. Понял?

И тогда он пополз, пополз на коленях к ногам Шефа, умоляя о прощении, о том, чтобы его не вышвырнули из компании, не сделали бы чего хуже. Он полз на глазах у всех, на глазах у Нади, которую Шеф отдал Юрке-Студенту...

Его простили. Но взяли клятву, что он будет подчиняться беспрекословно. «Фирму» и жену так и не вернули.

Шеф между тем сказал:

— Деньги мы взяли большие. Они пойдут в общую кассу, в наш фонд. А вам каждому по триста. Всё, джентльмены. И боже упаси, если кто-нибудь из вас задумает гульнуть на радостях. Вы должны быть примерными гражданами. Тебе, Кныш, пока хватит и сотни...

Все это Валерий явственно представлял сейчас, словно это случилось не год назад, а сегодня утром. Но сегодня утром случился провал. И если Шеф узнает, а он не может не узнать, то...

Валерию страшно было даже подумать о встрече с Шефом. Лучше колония. Но Шеф и там достанет, если из-за Кныша на него упадет хоть тень подозрения. Нет, о делах компании надо молчать как рыба. А этот Стас... почему бы и не скинуть на него? Он же Павлика к себе приблизил, тоже какое-то дело замышляют. Вот и пусть расхлебывают...

И утром на допросе Валерий Кныш сообщил работникам милиции о том, что он оказался на даче чуть ли не случайно, что послали на дачу Павлика и послал его некий Стас, который снимает комнату на Лесной. А кто он, этот Стас, ему, Кнышу, неведомо.

Павлик подтвердил показания Валеры. Сказал, что со Стасом познакомился недавно, что он «классный парень», но к ограблению дачи не имеет никакого отношения. Стали расспрашивать подробнее. И тут Валерий напомнил Павлику: ведь тот говорил, будто этот самый Стас имел какое-то отношение к ограблению инкассатора в своем городе — Перми.

— Инкассатора, говорите? — сразу же насторожились в милиции. — Это серьезно.

Задержали Стаса. Он отрицал и участие в наводке на дачу, и тем более нападение на инкассатора. Хотя да, он постоянно живет в Перми, но сейчас временно не работает и приехал посмотреть столицу. Установили личность Стаса. Документы оказались в порядке. Сообщили обо всем в МУР. Оттуда сделали запрос в Пермь — не было ли в последние годы нападения на инкассатора; кстати попросили данные, если они есть, о личности Стаса.