Следы на снегу

– Правильно. Понял.

– Перед тобой будет стоять задача узнать, какое они направление изберут, если вновь появятся здесь. Но они тебя не должны видеть. Ни в коем случае. Ты должен остаться для них незамеченным. Упрячешься в тальник, вон под теми березами, и будешь ожидать. Мы оставим тебе двое нарт. Увидишь, - пропусти, ни окрика, ни выстрела, ничего. Выжди, пока они удалятся, и тогда езжай на одних нартах по их следу. Вторые нарты оставь здесь. Пусть олени отдохнут. Они нам нужны будут. Вон на той, самой большой березе, сделай зарубку, чтобы мы знали, куда ты поехал. Острием вверх - значит на северо-восток, острием направо - значит на восток. Ты меня понимаешь и знаешь, как это сделать.

– Понимаю, Роман Лукич, - ответил Быканыров.

– А вы как же?

– Мы?
– переспросил Шелестов.
– Мы вот так: я поеду на северо-восток, а Петренко и Эверстова на восток.

– Ага, мудро...
– одобрил Быканыров.

– Ясно, - сказал Петренко.

– Но еще раз запомни, - предупреждал майор старого друга.
– Ты один, а их двое, и как они сейчас вооружены - неизвестно. Значит, драки не затевай. В драке можно кого-нибудь из двух подстрелить насмерть, а это не входит в нашу задачу. Мы должны схватить их обоих живыми. Ты должен высмотреть, куда они поедут, и последовать за ними. А мы тебя догоним.

– А если они здесь не появятся?
– задала законный вопрос Эверстова.

– Тогда, отец, ожидай кого-нибудь из нас, - ответил майор.

– Однако, возьми с собой Таас Баса, - предложил старый охотник.

– Зачем же?

– Э-э! Слушай меня. Таас Бас найдет меня где хочешь. И посылать ко мне никого не надо. Сам найдет. А с ним я и вас найду.

Майор согласился и сказал:

– Приступаем к делу.

Двое нарт с оленями отвели на взгорок, направо от излучины реки, в самые заросли тальника. Быканыров сел в засаду у берез. Они стояли метрах в двадцати от перекрестка. С места засады перекресток был виден, как на ладони. Старик снял с нарт спальный мешок, влез в него по самую грудь и сказал:

– Теперь меня и мороз не возьмет.

– А мы вам и свои мешки оставим, - предложила Эверстова.
– Зачем они нам в дороге? Лишний груз.

– Тоже верно, Надюша. Ночевать мы не собираемся, - сказал майор.

Три спальных мешка: Шелестова, Петренко и Эверстовой, постелили один на один, и получился большой меховой матрац.

– Совсем ладно, - одобрил Быканыров, кладя сбоку от себя двустволку.

Шелестов подумал и сказал:

– Вообще все вещи с наших нарт правильнее оставить здесь. И палатку, и печь, и мешки с продуктами. Оставим при себе только заплечные мешки. А ну, быстро, все сюда!

Через несколько минут весь груз с двух нарт перенесли на место засады Быканырова.

– Очень ладно, очень ладно, - сидя в мешке и попыхивая дымком, сказал Быканыров.
– Совсем легко будут бежать ваши олени.

Уходя с места засады, Шелестов, Петренко и Эверстова меховыми рукавицами выровняли снег и замели следы, ведшие от перекрестка до Быканырова.

Шелестов посмотрел в сторону, где остался Быканыров, и сказал:

– Отлично. Отсюда сейчас ничего не видно, а ночью и подавно. Ну, а теперь, лейтенант, садитесь на свои нарты с Надюшей и езжайте на восток по следу. Дорога вам уже знакома. Я же поеду по следу на северо-восток. И запомните главное: мы должны встретиться на этой петле и не выйти из нее.

– А если они выйдут из петли и пойдут новой дорогой?
– спросил Петренко.

– Безразлично, - твердо сказал Шелестов.
– Сходимся на кругу и не выходим из него, даже если обнаружим новый след. Ясно?

– Ясно.

– Вот так. Если я наткнусь на новый след, буду ожидать вас, вы наткнетесь - ожидайте меня. Тогда решим, что делать. И еще учтите, - не загнать оленей. Через час-полтора делайте хотя бы десятиминутную остановку. Ну, а если встретитесь с ними, руководствуйтесь одним. Вы слышали, что я сказал товарищу Быканырову, то же скажу и вам. Оба они должны быть схвачены живыми. Я затрудняюсь сейчас сказать вам, как это сделать. Трудно в таких случаях дать рецепт. Но потому я и посылаю вас двоих. Сообразуйтесь с обстановкой и помните, что эти типы не остановятся ни перед чем и в средствах не будут разбираться. Не горячитесь. Знайте, что в спину убивают и храбрых. Действуйте.

– Есть действовать!
– отчеканил лейтенант Петренко и, пропустив вперед себя Эверстову, направился к своим нартам.

Шелестов тоже уже хотел садиться на нарты, но вспомнил про собаку.

– Таас Бас! Таас Бас!
– окликнул он пса.

Но собаки не было видно.

– Таас Бас!
– вновь позвал Шелестов и услышал голос Быканырова:

– Иди, иди, Таас Бас... Иди, так надо...

Псу, видно, непонятно было, зачем и почему он должен покидать своего хозяина, но он все же выполнил команду и подошел к майору.

Тот погладил собаку, достал из кармана кусочек сахару и дал Таас Басу. Сахар хрустнул на зубах у собаки. Она повиляла хвостом и посмотрела в сторону Петренко и Эверстовой, удаляющихся на нартах на восток.

– Со мной пойдем, Таас Бас, со мной, - заговорил майор, усаживаясь на нарты.
– Мы же с тобой старые знакомые. Зачем терять дружбу? Э-гей!.. крикнул он на оленей...

И перекресток опустел.

*

* *

В холодном сиянии дрожащих звезд спала тайга. С черно-бархатного и, казалось, низкого-низкого неба падали едва ощутимые игольчатые пылинки инея.

Томительно и нудно текло время.

Быканыров сидел, притаившись, на нартах, всматривался, вслушивался, выжидая возможного появления врага, и боялся кашлянуть, закурить, выдать себя неосторожным движением.

Одиночество приучило Быканырова разговаривать с самим собой, но сейчас он воздержался и от этого. Он сидел молча, тихо, точно застыл, и только непрошенные грустные мысли приходили в голову. Вспомнилась жена, умершая два десятка лет назад, вспомнился сын, погибший от рук белобандитов. И старому охотнику думалось, что очень несправедлива судьба бывает к людям: молодые уходят из жизни, а старые остаются, живут. Конечно, всем жить хочется, и старым, и молодым, но горько и обидно, что жена, которая была на десять лет моложе его, умерла раньше его. И сын тоже...

Быканыров чувствовал, как безжалостный, лютый мороз пробирается уже в спальный мешок, постепенно охватывает и холодит тело. Но он сидел по-прежнему неподвижно и невольно вздрагивал, когда похрапывали отдыхающие олени.

"Нет, сюда не вернется, однако, Белолюбский, - подумал старик. Напрасно сижу тут".

Когда наваливалась сонная одурь, Быканыров резко встряхивался и устремлял глаза на перекресток. Так случилось и сейчас. Сон начал затуманивать мозг, и старик передернул плечами. Вдруг до его чуткого уха дошел невнятный шум. Точнее, это был звук, похожий на шорох. Быканыров знал, что разные звуки могут быть в тайге, знал и то, что в таком просторе некоторые звуки умирали, едва успев возникнуть. Но схваченный его ухом звук не пропадал, а слышался все явственнее в сторожкой, выжидательной тишине.

Быканыров напряженно всмотрелся вперед, откуда доносился шорох, и увидел человека. Одинокий человек приближался к перекрестку с запада, и легкий скрип издавали лыжи, на которых он шел. Теперь уже отчетливо на фоне снега была видна его фигура. Он двигался без палок, с опаской, изредка останавливаясь и всматриваясь в дорогу.

Человек шел с той стороны, откуда его меньше всего ожидали. Вот он опять остановился, присел на корточки, опять поднялся, пошел.

Расстояние между Быканыровым и неизвестным сокращалось.