Следы на воде

Ты знал? крикнул Серапион мне на ухо. На щеке у него красовалась свежая здоровенная ссадина; я понял, что и сам выгляжу немногим лучше. Ты знал?

Красивое сосредоточенное лицо возникло перед глазами, лицо человека, который осознает, что делает, приводя в действие пояс с тротилом и рубленным гвоздями на талии. Светлый рай, прохладный рай, вечное блаженство Меня замутило.

Кирилл!

Милена была цела, жива и здорова. Правда, ее левая рука была окровавлена, и кровь пропитала блузку, но я отчего-то знал, что это мелочи. Она плакала, слезы струились по щекам, а губы дрожали. Тень распростертых крыльев ангела Смерти едва не коснулась ее; теперь Милена будет знать, что такое настоящий страх, липкий и вяжущий.

С превеликим трудом я поднялся на ноги. Дотронулся до лба, взглянул на кровь на пальцах; хорошо нас все-таки приложило. Шум в голове утихал буду надеяться, что не контузило, а все-таки оглушило и я услышал гул огня, крики, треск переговорный устройств. Вряд ли кто-то, кроме нас, остался в живых.

Меня все-таки вырвало. Затем я, похоже, снова отключился, потому что после мгновенного провала в памяти обнаружил, что сижу на каменной кромке фонтана, потный и трясущийся. Милена держала у меня на лбу мокрую тряпку собственный оторванный рукав, а Серапион разговаривал с очень строгим человеком в штатском, с блокнотом в руке.

мы едва вышли и произошел взрыв.

Отец Серапион, вы можете примерно сказать, сколько человек было в пиццерии?

Серапион нахмурился.

Да все столики были заняты. Человек шестьдесят. Еще персонал.

Человек в штатском смотрел на нас, как на оживших мертвецов. Сбежали из-под удара, обвели судьбу вокруг пальца. Счастливчики.

Вам очень повезло, промолвил он. Очень.

Мы знаем, сказал я.

Съемочная группа Нового эфира уже вела прямой репортаж с места событий, и почему-то, глядя на бойко щебечущую журналистку, оператора и толпившихся поодаль зевак, я вдруг захотел дать экс-собратьям по мордасам. Не знаю, почему. Спасатели работали на диво добро, а машин скорой помощи стояло не меньше дюжины; однако я отчего-то знал: спасти смогут всего четверых. Третьекласснику с ожогами второй степени, ( она мечтала поехать летом на море; ее мама и брат мертвы), молодую женщину, что сидела у выхода, официантку (выбегала покурить; сотрясение мозга) и студента пятого курса мехмата (пришел посмотреть футбол; стоял в дверях, и Серапион задел его, когда выходил).

В раю прохладно. Гурии поют.

К моему удивлению, сотовый в кармане был цел, и я дал его Милене позвонить домой. Она послушная девочка, всегда говорит, куда и с кем идет, а ее родные никогда не упускают новости.

Мама мама, это я.

И она расплакалась снова.

Да там. Вышли за минуту до взрыва, я забыла сумочку, но не стала возвращаться Да

Я зажмурился. Снова накатила тошнота, а утихшая было головная боль вернулась с утроенной силой. Похоже, сотрясение мозга это ладно, еще легко отделался, а мог бы лежать в карете скорой с травмами, несовместимыми с жизнью.

Везунчик.

И тут я увидел его.

Джибрил все в том же светлом костюмчике сидел на кромке фонтана метрах в пяти от нас. Рассматривая то, что осталось от пиццерии, с дымящейся сигаретой в пальцах. Глядя на него, я испытал очень сложное и острое чувство: обреченную опустошенность от того, что все началось снова, и попытки забыть прошлое оказались напрасны, а еще ярость.

Потому что Джибрил был доволен. Он, черт бы его побрал, улыбался. На наших глазах спасатели извлекли то, что, судя по размерам, час назад, полчаса назад еще было ребенком, и он улыбался.

Кажется, я сжал челюсти так, что зубы хрустнули. Гнев и боль переполняли меня, били в виски гулкими злыми молоточками; я совершенно не осознавал, что делаю и движим был только одной мыслью: убить гадину. Раздавить.

Кажется, Серапион что-то сказал, но я не услышал. А Джибрил точно не ожидал, что кто-то подойдет и схватит его за грудки, тем более, что это буду я. Искреннее изумление на его холеной морде мне понравилось, и еще больше захотелось разбить эту морду в кровь, размозжить о камень.

Ну что, красавец рад?

Кажется, в круглых светлых глазах мелькнул страх. Если, конечно, Джибрил на страх способен, в чем я лично сомневался.

Кирилл, послушай

Тогда я притянул его к себе и тихо спросил:

Это ты сделал?

Джибрил кивнул. Усилившаяся боль едва не вбросила меня в беспамятство, но я удержался на ногах. Бог есть Любовь Пастырь Добрый конечно же.

Почему? Объясни мне, пожалуйста, почему.

Мой голос звучал на удивление спокойно, и от этого спокойствия мне стало жутко, хотя казалось, что дальше бояться уже некуда.

Я ангел, совершенно без выражения ответил Джибрил. Я превращаю землю в соль и делаю то, что мне приказано.

Солдат Божий, рявкнул я и как следует его тряхнул. Служить и защищать. Маньяк ты и урод, вот что.

Только сейчас я понял выражение Джибрилова лица. Растерянность вот что исказило гладкую физиономию; отсюда и страх.

Кто тебе приказал, она? Говори давай!

Краем глаза я заметил, что на нас смотрят. Но это не имело значения.

Да, выдохнул Джибрил. Но пойти, это ход вещей. У всех свой срок и время, каждый уходит, когда должен

Ход вещей? заорал я, уже совсем себя не контролируя. А когда дети в школу пошли, и их террористы захватили, это что, по-твоему? Тоже должны были уйти в свое время?

Ты не понимаешь, это, - начал было Джибрил, и я его ударил.

Собственно, то, что совершается ошибка, я понял только тогда, когда рука уже летела на сближение с челюстью. Вспомнилась попытка дать сдачи Вараниилу и то, как потом с трудом шевелились пальцы. Но на этот раз все произошло по-простому, и Джибрил взвыл от боли.

К нам бежал давешний строгий человек в штатском, и Серапион уже хватал меня за шкирку, но я продолжал наносить удар за ударом, и лицо Джибрила превращалось в кровавую маску, а сам он почему-то не отбивался, только всхлипывал, и это было страшно. По-настоящему страшно.