Следы остаются(Роман)

В глубокой тишине резко и сухо щелкнул замок. Сейчас откроется дверь. Если бы он не забыл револьвера, все было бы для него детской игрой, хлопнул бы непрошеного пришельца по голове и лишил бы его сознания. Не может ли толстая бутылка из-под коньяку сделать это дело? Он попытался схватить ее покрепче, но совсем неожиданно она выскользнула у него из рук и с оглушительным звоном разбилась об пол.

На мгновение майор оцепенел от неожиданности. Даже не думая, он знал, что вор, испуганный звоном разбитой бутылки, помчится вниз по лестнице. Майор молниеносно отворил дверь, готовый схватить неожиданного пришельца за горло, и снова едва не застыл на своем месте от удивления. На лестнице в слабом ночном свете чуть вырисовывалась худенькая фигурка мальчика. Не раздумывая больше, майор со страшной силой схватил его и втащил в прихожую.

Когда вспыхнула лампа, он алчно впился в него взглядом. Это был обыкновенный мальчишка, хорошо одетый, с красивым лицом и — что было наиболее удивительным — глаза его смотрели не с ужасом, а как-то резко и с ненавистью.

— Попробуй только пикнуть, — прошипел майор, — я оторву тебе голову, как цыпленку.

— Бандит! — глухо и гневно сказал мальчик.

Майор чуть не подскочил от удивления. Ишь ты — маленький ночной воришка, а набрасывается с оскорблениями на других! В этот момент, разбуженные неожиданным шумом, в прихожую ворвались его два других товарища — оба с тяжелыми американскими револьверами в руках. Один из них, в майке, светловолосый, белый, полный, с босыми, маленькими, как у женщины, ступнями, изумленно спросил:

— Что здесь происходит?

— Сейчас увидим, — сказал майор и внезапно зажал своей тяжелой рукой рот мальчику. — Дайте что-нибудь, свяжем его.

— Что тебе дать?

— Принеси бельевую веревку. И несколько салфеток прихвати.

Светловолосый заторопился к кухне. Другой, с довольно грубым лицом, сильно загоревшим на солнце, с маленькими покрасневшими глазами и хорошо развитой атлетической фигурой, не трогался с места и молча свирепо смотрел на мальчика.

Крепко связанный, с заткнутым салфеткой ртом, Пешо полулежал в углу ванной комнаты, опираясь плечом о холодную кафельную стену. Под душем стоял узкий кухонный столик, а на нем был поставлен какой-то аппарат, довольно похожий на пишущую машинку. Пешо догадался, что это радиопередатчик. Его предположение сразу же оправдалось. Бородатый мужчина, поймавший его, сел к передатчику, одел наушники и, не оборачиваясь, спросил:

— Что передать?

Светловолосый диверсант, все еще полуодетый, сидел на низеньком плетеном стульчике, посматривал время от времени на мальчика и задумчиво курил.

— Передай, чтобы нас вызвали контрольно через тридцать минут, — сказал он, не вынимая папиросы изо рта.

Третий диверсант, стоявший выпрямившись у дверей, мрачно пробурчал:

— Не много ли…

— Через тридцать минут, — равнодушно, но категорически повторил светловолосый. — Я уже сказал.

Пешо быстро сообразил: этот светлый, наверное, их начальник! Его нужно больше всего остерегаться! Поток мыслей, нахлынувший ему в голову, временно притупил всякий страх. Скоро они Начнут допрашивать. Что им сказать? Как объяснить свой приход? Что придумать о ключе? Не ожидая, что его поймают здесь, как мышь, он не придумал предварительно никакой более или менее вероятной истории, чтобы сейчас обмануть их. Не лучше ли вообще молчать и ничего не отвечать на их вопросы? Пешо чувствовал, что это не лучше. Самое главное, усыпить в них все подозрения о какой бы то ни было чрезвычайной опасности, обмануть их, успокоить, чтобы они остались в квартире как можно дольше. Таким образом, когда его товарищи завтра утром заметят его отсутствие, они, может быть, догадаются, что произошло и помогут ему. Это было действительно отлично, но как обмануть диверсантов, как усыпить в них подозрение, когда в его поведении все было так подозрительно? Бесчисленные противоречивые и запутанные мысли лихорадочно кружились у него в голове, он хватался за какую-нибудь из них и сразу же понимал, что эта ложь мелка и неубедительна, что она еще больше усилит их подозрения. Несмотря на свое тяжелое положение, он не отчаивался, продолжал настойчиво искать и чувствовал, что у него начинает кружиться голова от всех этих противоречивых и запутанных мыслей.

Вместе с этим, Пешо чувствовал, что в его груди подымается тяжелое горькое чувство разочарования, подавляющее угрызение совести. Вот — он виноват во всем! Если бандиты испугаются и убегут — он будет виноват! Если они совершат новые вредительства и преступления, виноват будет он, будто он сам совершил их. И если завтра все заплюют и его, и его товарищей, опять-таки он будет виноват.

И вдруг — новая мысль пришла ему в голову: а если его убьют? Они, наверное, поймут, что оставаться в этой квартире дольше опасно и удерут. Неужели они возьмут его с собой? Невозможно, как они потащат его по улице в таком виде? Оставят его здесь в целости и сохранности? Тоже невозможно. Да он видел их, уже знает их, знает, что они делают. Можно ли оставить в живых такого опасного свидетеля? Пешо почувствовал, как ледяная дрожь прошла по его телу и сильно сжал губы. Ничего, пусть его убьют, он заслуживает этого. Только так он сможет искупить свою тяжелую вину, нет — свое тяжкое преступление! Он будет держаться геройски, как настоящий мужчина, так, как держался отец, когда его истязали в полиции. Пешо не раз слушал его рассказы об этих истязаниях, тайно восхищался его героизмом, его молчанием, тем, что отец не выдал конспирации, и горько сожалел, что никогда не сможет пережить такое. И вот — сейчас это случилось!

Но не нужно думать о таких вещах. Лучше думать о другом, о том, что они захотят узнать у него. Облицованная белым кафелем ванная блестела от яркого электрического света, который просто резал ему глаза. Над монотонно трещавшим передатчиком склонилась крупная лохматая голова диверсанта. Светловолосый мужчина сидел все так же неподвижно на своем низком стуле, молчал, медленно курил, время от времени пошевеливая белыми безволосыми пальцами ног. Было и тихо, и страшно, синие ленточки дыма медленно плыли в маленьком помещении и Пешо, неизвестно почему, показалось в это мгновение, что это не просто дым, а живая, осязаемая смертельная опасность, которая висит над его головой.

Внезапно его охватил страх, но он быстро подавил его и еще крепче сжал губы.

— Готово! — сказал майор и медленно снял наушники. Его взгляд мрачно остановился на мальчике. — Ну, куколка, что будем сейчас с тобой делать?

— Ты молчи! — немного сухо прервал его светловолосый. — Развяжи ему рот!

— Канарейка может запеть! — недовольно пробормотал бородатый, но встал со своего места.

Светловолосый наклонился впереди, уставившись на мальчика своими холодными синими глазами, тихо и как-то сдержанно мягко сказал:

— Слушай, малый, стоит тебе только пикнуть, — и с тобой кончено. Понял?

Но у Пешо не было возможности ответить ему. Светловолосый помолчал немного и добавил:

— Такое у нас положение — пощады не будет.

Неизвестно почему, притворный шелково-мягкий голос диверсанта напомнил в этот момент мальчику Тороманова. Бородатый небрежно вытащил из его рта салфетку и, почесав небритую бороду, снова вернулся на свое место. Светловолосый не отрывал взгляда от Пешо, и синева его глаз словно еще больше сгустилась и стала холодней.

— Предупреждаю тебя говорить только правду, — продолжил светловолосый. — Если обманешь нас даже в пустяке, жестоко поплатишься. Это тебе ясно?

— Ясно, — ответил притворно-покорным голосом Пешо.

— Хорошо, я очень рад, очень рад, что мы поняли друг друга, — все так же мягко, почти ласково сказал светловолосый, и его полненькие губы растянулись в широкой искусственной улыбке. — Скажи сначала, как тебя звать?

Пешо знал, что в этом не следовало лгать. На кухонном столике вместе с ключами, стеклянными шариками, старым гвоздем и кусками резины, лежал и его ученический билет. Не моргнув, он сказал свое имя.

— Так! — приятельски кивнул ему светловолосый, потом внезапно спросил:

— А ключи эти откуда?

— Мои! — упрямо и немного хмуро ответил Пешо.

— Я спрашиваю, откуда они у тебя? Кто тебе их дал?

— Никто мне их не давал!

На гладком белом лбу диверсанта появилась глубокая поперечная морщина.

— Как так никто?

— Да так… никто. Они у меня давно.

— Откуда? Просто так нашел их на улице, что ли?

— Нет… мы жили раньше в этой квартире… так с тех пор… Ключи просто остались у нас…