Следы остаются(Роман)

Суровость во взгляде Кости внезапно исчезла, лицо его смягчилось.

— С тобой невозможно говорить! — сказал он с горечью. — Ты все не туда гнешь.

— Хорошо, не буду! — дрогнул Пешо, и в его голосе прозвучали чуть ли не умоляющие нотки. — Скажи, в чем я виноват?

— Ты хорошо знаешь, в чем ты виноват! — вмешался Веселин, все еще не отрывая глаз от земли. — Диверсанты убежали? Убежали! Если бы ты не пошел туда ночью, они бы не удрали, полковник поймал бы их там, как зайцев!

Пешо не ответил. В чужих устах вина ему показалась снова такой убедительной, что действительно ответить было трудно.

— Да разве я хотел, чтобы так получилось? — ответил он совсем тихо. — Я сделал это, чтобы лучше было, чтобы мы не попали впросак! Разве я мог допустить, что кто-то будет стоять за дверью?

— Но ведь мы приняли решение? — продолжил Веселин. — Ты почему его не выполнил? Почему все сделал, как тебе вздумалось?

Пешо замолчал. В это мгновение ему горячо хотелось признать свою вину, но что-то останавливало его — что-то неприятное и чужое.

— Хорошо, скажем, что это так! — ответил он со вздохом. — Верно, это так. А вы, если вы мне друзья, почему не сказали этого сразу, а столько времени молчали и дулись!

Мальчики смущенно посмотрели на своего товарища.

— Ну, почему? — настаивал Пешо.

— Виноватый должен начинать первым! — сказал хмуро Костя.

— Должен, но я не начал! А вы почему притаились? Это по-товарищески?

Веселин вздохнул.

— В том-то и дело, что сначала мы не сердились на тебя! — сказал он, колеблясь. — Когда ты спасся, мы все обрадовались и забыли плохое! Ты так хорошо держался с диверсантами, что плохое тогда даже и в голову нам не приходило!

Веселин смущенно почесал кончик носа и продолжил:

— Хорошо, а потом что стало? Диверсанты бежали. Теперь нас злость разбирает и нам тяжело!

Вот в чем все дело!

— Полковник поймает диверсантов! — ответил Пешо так уверенно, что его друзья молча взглянули на него. — Это ясно, как дважды два — четыре! Вы не знаете, что за человек полковник!

— Эх, когда он поймает их, нам полегчает! — сказал со вздохом Костя. — А тебе пусть это будет уроком!

Пешо сам понимал, что такой горький урок никогда не забывается. Действительно, если бы он послушал своих друзей, сейчас на его плечах не лежала бы такая тяжелая ответственность. Он на самом деле глубоко верил, что диверсанты будут открыты, но сейчас впервые ясно почувствовал — ошибка остается ошибкой! Решение, принятое всеми, должно было быть для него обязательным.

— И для меня это урок, и для всех, — ответил Пешо, покраснев. — И это ясно, как дважды два — четыре!

После того, как эти долго сдерживаемые слова были сказаны, туман между приятелями рассеялся. Это произошло как-то незаметно, но когда ребята вернулись на свою улицу, они были гораздо веселее, чем когда уходили в парк. Между ними восстановились старые товарищеские отношения, сейчас и смех их был искреннее, и улыбки сердечнее. Впервые за столько дней они почувствовали необыкновенную легкость в своих сердцах.

Когда они подошли к дому Пешо, специалист по машинам Чарли первым заметил большую черную машину.

— Смотрите! — воскликнул он удивленно. — Машина полковника!

По всей компании прошла дрожь возбуждения. Уж не случилось ли чего? Не диверсантов ли поймали?

— Наверное, полковник у вас! — предположил Веселин. — Иначе зачем же машина будет ждать здесь?

Первой мыслью Пешо было ринуться вверх по лестнице, но он подавил свое нетерпение и, обернувшись к ребятам, спокойно сказал:

— Вы ждите в сквере! Если есть что-нибудь интересное, я сразу же спущусь и скажу вам!

Потом не торопясь он стал подыматься по лестнице.

Действительно, полковник Филиппов был у отца Пешо. Он приехал около часа тому назад, но все еще терпеливо ждал. В этот вечер ему было необходимо поговорить еще раз с Пешо и его друзьями.

Ожидание не было досадным — поговорить с отцом Пешо было о чем. Сначала речь зашла о прошлом — общие приятели, общие воспоминания, потом разговор незаметно перебросился на мальчиков. Полковник Филиппов еще раз высказал свое восхищение перед остроумным способом, которым мальчишки разрешили все загадки, перед их находчивостью и изобретательностью во время слежки за Торомановым, перед их острым умом и трезвыми решениями и, особенно, перед храбростью, которую он проявили в последние дни.

— Мы не знаем наших детей! — сказал задумчиво Андреев. — Нам кажется, что они прозрачны, как стекло, а они постоянно удивляют нас.

— Это потому, что для нас они всегда остаются детьми, — ответил полковник. — А они. уже не дети, они разумные ребята.

— Да, верно! — с неожиданной для их разговора горячностью сказал Андреев. — И скажу тебе откровенно, именно из-за этого я не сержусь на сына.

— А почему же ты должен на него сердиться? — удивился полковник. — Только этого не хватало, чтобы ты на него сердился!

— Ну! Как это не за что! Да, скажем, хотя бы за этот его довольно глупый поступок — пойти ночью к диверсантам.

— Ты не прав! — погрозил ему пальцам полковник.

— Подожди, я ведь сказал, что не сержусь на него!

— Об этом и речи не может быть! В конце концов они все же мальчишки и того, что они сделали до сих пор, больше, чем достаточно!

— А разве не из-за него диверсанты удрали?

— Это уже совсем другой вопрос! Да и диверсанты все еще не удрали!

— А вот я иду еще дальше, — сказал горячо Андреев. — Пусть даже они и убегут! Ничего, я не буду на него сердиться! Для нас диверсанты не бог знает какая проблема, а если и проблема, то временная, завтра ее уже не будет! Но для нас существует другая, острая и жизненно важная проблема — воспитать настоящих, достойных граждан республики… А это я понимаю так: воспитать смелую и сильную молодежь, самостоятельных и храбрых людей! Чтобы они звенели самой чистой сталью, чтобы мы гордились ими! Чтобы у них было свое лицо, своя голова на плечах, своя физиономия! Вот чего мне хочется! Откровенно говоря, мне совсем не нравятся такие препарированные педагоги, которые превращают послушание а покорность и насаждают в детях дух подчинения, рабами которого сами они являются десятилетиями! Что же может получиться из таких детей?!

— Черт возьми, ты прав! — сказал полковник. — Я не думал по этим вопросам, но мне кажется — ты прав!

Андреев замолчал.

— Конечно это не все! — сказал он потом, уже более спокойным тоном. — В смелости должен быть и разум, иначе мы все вернем назад… Необходима сознательная дисциплина… И вот в этом-то мой сын серьезно провинился…

Точно в этот момент в комнату вошел Пешо. При виде полковника, лицо его засияло.

— Вы их поймали, товарищ полковник? — спросил Пешо радостно.

Полковник покачал головой.

— Все еще нет, мой мальчик! Но поймаем!

И подумав мгновение, прибавил:

— Если вы поможете нам еще немного, непременно поймаем!

Пешо весь вспыхнул. Что может быть лучше — они опять включатся в работу, всеми силами постараются помочь!

— А как мы вам можем помочь, товарищ полковник? спросил он возбужденно.

Полковник Филиппов снова задумался.

— Если вы вспомните все, абсолютно все, что случилось между вами и Торомановым. Вы, конечно, рассказали нам многое и исключительно помогли, но данные оказались недостаточными. Бандиты словно сквозь землю провалились, мы не можем открыть никакого следа. Я хочу, чтобы вы снова припомнили все, все обдумали, даже самую мельчайшую, незначительную подробность! Может получится так, что какая-нибудь мелочь, на которую до сих пор мы не обращали никакого внимания, наведет нас хотя бы на краешек верного следа… Ты понимаешь, что я хочу сказать?