Слэм

Вам может показаться, что я провел день в размышлениях о том, что произошло. Как будто это был не мой день рождения, а день рождения того, кто еще не родился. В этот день нас было трое. А сколько будет, когда мне исполнится семнадцать?

Вечером мы с мамой так никуда и не пошли. Я сказал, что еще неважно себя чувствую. Мы смотрели телевизор и ели тосты с яйцами, а потом я пошел к себе в комнату побеседовать с Тони.

— Алисия, возможно, беременна, — сказал я ему. — Я обосрался от страха.

— Она сказала мне, что сделала тест и что я должен готовиться к тому, что стану папашей, — ответил Тони.

— И что ты почувствовал? — спросил я его. Я знал ответ, но хотел поддержать разговор.

— Это было не совсем то, чего я ждал, но в то же время я был счастлив.

— Только вот тебе было двадцать четыре, когда родился Рили, — возразил я. — И ты успел скопить денег. Ты мог позволить себе быть счастливым.

И вот настало время для того, о чем я говорил раньше: то, о чем не могу точно сказать, в действительности ли это случилось.

— Трюки — это странная вещь, — сказал ТХ. — Я в высшей степени горд некоторыми из них, которые я изобрел, а другие кажутся смешными, когда я вспоминаю их, и я сам не знаю — что я себе думал в то время?

Я посмотрел на него. Я знал, о чем он — о скейтинговых трюках. Он пишет об этом в самом конце книги, перед тем как еще раз все эти трюки перечислить. Но к чему это сейчас? Я не хочу слышать о скейтинговых трюках.

— Да, спасибо, парень, — поблагодарил его я.

Я завязал с ним. О серьезных вещах с ним говорить было бесполезно, пусть даже он сам был папашей. Я пытался объяснить ему, что весь мой мир рушится, а он мне про мактвист или про флипы. Я решил сорвать этот плакат к черту — беременна Алисия или нет. Пора убрать его. Если он такой крутой, почему не поможет мне. Я к нему относился как к Богу, но он не Бог. Он никто. Просто скейтбордист.

— Как эти ребята в парке не побили меня, сам не знаю, — сказал ТХ. — Я иногда совсем становлюсь идиотом.

— Ты упоминал уже об этом, — ответил я.

А потом ТХ вытворил со мной такое, будто он Бог и есть.

Я понимаю, это звучит глупо, но обычно вы в курсе того, что с вами нечто случается, правда? Ну а я — нет. Теперь нет. Большая часть этой истории, которую я вам рассказываю, реально случилась, но в ней есть небольшая часть — странная часть, в которой я не совсем уверен. Я почти убежден, что она мне не приснилась, но на книге Тони Хоука, а это моя библия, клясться все-таки не стал бы. И вот сейчас мы переходим именно к этой части, и все, что я могу сделать, — сказать об этом прямо. Приготовьтесь шевелить мозгами. Допустим, вас ночью похитил незнакомец, а перед завтраком вернул в вашу постель. Если это приключилось с вами — вы сидите, едите свои хлопья в молоке и думаете: на самом деле это было или померещилось? И озираетесь в поисках доказательств. Так и я. Улик я не нашел, но все еще ищу.

Вот что, думаю, случилось. Я не помню, как лег и уснул; помню только, как проснулся. Проснулся в середине ночи. Это была не моя постель, и в кровати был кто-то еще, кроме меня, и плакал ребенок.

— О черт!..

В постели со мной была Алисия.

— Твоя очередь, — сказала она.

Я промолчал. Я не знал, где я и что я, и не представлял себе, что значит «твоя очередь».

— Сэм, вставай! Он проснулся. Твоя очередь!

— Хорошо... — ответил я. — Для чего моя очередь?

— Он точно не голодный, — сказала Алисия. — Значит, его надо перепеленать или сменить подгузник. Мы не меняли ему подгузник с тех пор, как легли.

Следовательно, это мой ребенок, и это мальчик. У меня есть сын. Об этом бы я узнал, если бы не выключил свой мобильник.

— Не могу, — сказал я.

— Что значит — не можешь?

— Не знаю как...

Я понимал, что для нее это должно звучать странно. У меня была масса времени, чтобы всему этому научиться, но Алисия легла в постель с другим Сэмом, правда? Она легла с тем, кто по меньшей мере знал, что он отец. А если он знает, что он отец, то уж точно ему случалось и перепеленать ребенка, и поменять подгузник. Беда была в том, что я-то не тот Сэм. Я — Сэм, который выключил мобильник, чтобы не узнать, беременна или нет его бывшая девушка.

— Ты проснулся?

— Не совсем.

Она толкнула меня локтем. Удар пришелся как раз под ребра.

— Ой!

— А теперь?

— Не совсем.

Я знал, что она меня еще раз ударит, но это было лучше, чем вставать и делать что-то страшное с этим ребенком.

— Ой, ой! Больно же!

— Теперь проснулся?

— Не совсем.

Алисия включила ночник и посмотрела на меня. Выглядела она ужасно, честно говоря. Она прибавила в весе, так что лицо ее округлилось, глаза опухли от бессонницы, волосы были растрепаны. Я увидел, что мы в ее спальне, но выглядит она совсем по-другому. Например, мы спали в двуспальной кровати, а у нее была полуторная. И она сняла плакат с Донни Дарко, повесив на его место всякие детские штучки. Я разглядел ужасную розово-голубую азбуку с изображениями зверушек.

— Что с тобой? — спросила она.

— Не знаю, — ответил я. — Я как будто сплю, как бы ты меня сильно не била. Я и сейчас сплю. Говорю во сне.

Это, конечно, была ложь.

Ребенок заходился в крике.

— Да возьми ты этого чертового ребенка!

Я был смущен, конечно, но кое-что начал понимать. Например, я знал, что не должен спрашивать, сколько ребенку месяцев или как его зовут. Это могло вызвать у нее подозрения. И не имело большого смысла объяснять ей, что я не тот Сэм, про которого она думает, что кто-то типа Тони Хоук-скейтер, поместил меня в какую-то машину времени, что ли, чтобы я лучше в себе разобрался.

Я встал. На мне была футболка Алисии и трусы, которые я надел тем утром — или какое там было утро? Ребенок лежал в кроватке, стоявшей в ногах нашей постели. Лицо его было красным от крика.

— Понюхай его попку.

— Что?

— Понюхай его попку! Не надо ли сменить подгузник?

Я наклонился и приблизил лицо к ребенку. Я дышал ртом, чтобы ничего не унюхать.

— Думаю, все в порядке.

— Покачай его немного.

Я видел, как люди укачивают младенцев. Это было нетрудно. Я поднял его на руки, и головка его упала на сторону, как будто у него не было шеи. Он закричал еще сильнее.

— Что ты там делаешь? — спросила Алисия.

— Не знаю, — ответил я. Я действительно не знал. Понятия не имел.

— Ты что, с ума сошел?!

— Немного.

— Возьми его правильно!

Я, конечно, не особо представлял себе, что она имеет в виду, но предположение у меня было. Я подложил одну руку ребенку под голову, другую под спинку, прижал его к груди и стал помаленьку укачивать. Через какое-то время он перестал плакать.

— Ну и времечко, черт его подери!.. — выругалась Алисия.

— Что мне теперь делать? — спросил я.

— Сэм!

— Что?

— У тебя как будто болезнь Альцгеймера.

— Может, и так.

— Он спит?

Я взглянул на малыша. Как это можно определить?

— Не знаю.

— Так посмотри.

Я осторожно освободил руку, которой держал ребенка, и легонько шлепнул его. Он опять заплакал.

— Спал. Но больше не спит.

Я опять прижал его к груди и стал баюкать. Теперь я не останавливался и продолжал укачивать его, Алисия уснула, а я стоял один-одинешенек, прижимая к груди своего сына. Я не возражал. О многом надо было мне подумать. Например: я все еще здесь? Какой из меня вышел папаша? Как мы с Алисией стали жить вместе? Простили ли меня мама с папой? Что я делаю целыми днями? Вернусь ли я обратно в свое время? У меня, конечно, не было ответа на все эти вопросы. Но если я реально заброшен в будущее, утром пойму это. Через какое-то время я положил ребенка в кроватку и лег обратно в постель. Алисия обняла меня, и я немедленно уснул.