Слипер и Дример

ускорении. Сочетает в себе движущие силы быстрого острого воздуха и прохладной воды сильной

горизонтальной текучести.

— Это всё очень сложно, — проговорил Дример, нависая над тарелкой с супом.

— В теории, возможно, да, — отозвался Шкындырович, открывая форточку окна и любуясь

высотным видом, — но именно поэтому языку Тори учили почти всегда практическим способом,

через ссадины и ушибы, и с самого малолетства, ибо у любого живого существа есть генетически

заложенная программа потенциальной возможности самообучения, и она, зараза такая, отводит

существу на каждый урок весьма короткий промежуток времени.

— Чё-то я ничё не понимаю, — застыл с ложкой в руке Слипер.

— Да шо непонятного, — проворчал Дример. — Дык всё ясно как Пень Святочный! Уронили

вот тебя башкой в пол по малолетству, а покамест ты лечился да очухивался, в себя приходил,

время, отведённое тебе твоими внутренними генетическими часами на овладение навыками

логического мышления, прошло. И второгодников в этой школе нет. Не успел — всё, аля-улю,

гони Мудода, останешься на всю жизнь с подкошенными мозгами.

— Эт чё, он верно говорит? — возмутился Слипер, оборотившись к Шкындыровичу.

— Точняк, братан! — согласился тот. — На доступном дошкольном примере это выглядит

омерзительно и наивно в своей простоте. Коли чувака вовремя языку общения не обучили, то в

какой-то момент его генетическая прога говорит: «Хорош салаты мусолить! Переходим к первому

блюду, готовим ложки, борщ в студию!» И всё. И сколько потом чувака словарями не мучай,

сколько ему указкой по шее не мутузь, сколько педагогов в психушку не отправляй — всё ему до

фени с фонарём. И ничего паренёк толком уже гутарить не будет, ибо время его внутреннее на

обучение гутаренью ушло безвозвратно. По крайней мере, в этой жизни. И так со всем остальным

интеллектуальным знанием.

— Мумиё-моё! — ёкнулось Дримеру.

— Где же вы, ррродители, куда же смотрит школа… — запел Башкирский Кот и тоже

подтянулся на подоконник к Шкындырбаевичу.

— Мда… — только и промямлил Загрибука закрывшимся наконец-то ртом и, хрумкнув

крендельком, заарканил себе первую ложку борща.

Все занялись своими тарелками, и какое-то время было слышно только звяканье ложек.

— Знаете, — начал было осторожно Башкирский Кот, который задумчиво отмалчивался

некоторое время на окне, — а ведь я тоже памятую кое-какую историю из своего прошлого,

удивительным образом пересекающуюся с тем, что поведал нам токма шо уважаемый

Шкындырбыр Шкындырбаевич, глубокое уважение его семье.

— Что за история? — хлюпнул Загрибука и тут же виновато отложил ложку.

25

6

— Да ешь, ешь, Загрибыч, — как-то уж совсем по-отцовски, ласково успокоил его Башкирский

Кот. — Сказка та не моя, но стррранным образом она во мне есть. А также есть у меня

уверенность, что я к ней был каким-то образом причастен. Может, пробегал где-то рядом?

Шкындырбыр-Дух-Шкындырбаевич-Кого тоже уселся за стол с гостями, налил себе чаю и

приготовился слушать. Все замолчали. И в этой тишине раздавалось только сопение кота, который

собирался с духом или памятью. Наконец Башкирец повернулся на подоконнике, свесил лапы на

кухню и, встопорщившись шерстью, начал рассказ, нечаянно скрежеща время от времени

отточенными клыками.

Сказка дедушки Мытута нумеро трес: Кошачья история о собачьей жизни

Жил в одном городе на одной планете паренёк. Обычный паренёк. Челобречной породы. Ну,

вот как Шкындырбаевич сказал бы, ноги-руки на месте, голова сверху. И приключилась с данным

жителем Страстная Напасть. Напала она страстно на его малолетнюю головушку ещё в детстве,

когда жисть мальчишки насчитывала всего лишь пять оборотов планеты вокруг местной звезды. И

схлопотал он тогда по карме своей воспаление мозга. А так как медицина на той планете едва

начала переходить, образно выражаясь, с дубины на лук со стрелами, то паренёк тот имел все

шансы и вовсе задвинуть ласты в угол и склеить их там прочно, но Потолочное Разумение

приготовило для него юморной сюрприз. Ха-ха-ха, с юмором-то у Него всегда было ха-ра-шо! И

парень вместо белотапкового Великого Ежемгновенного Обновления ухнул в кому, узрев таким

образом на практике не только возможность своего существования вне тела и, соответственно,

получив во владение понятия о душе, но и познав краткий обзор своих прошлых инкарнаций в

виде занятного короткометражного экшен-фильма. Фильм был без рекламы и с неприлично

короткими титрами. Родители паренька тем временем оставались в глубоких непонятках

относительно его будущего, типа, то ли ему апельсины нести в авоське, а то ли уже потихоньку

составлять икебану поверх мраморной плиты. Кстати, зачем люди кладут на своих покойников

железобетонные плиты? Неужто в глубине души они всё-таки думают, что те могут вот так

запросто вылезти из-под земли наружу в какой-нибудь прекрасный и погожий Cудный день? А

потому решают прижать их понадёжнее, пусть, блин, потруднее будет! Пусть, мол, совочком

пошкрябают подольше из-под низу! Хе-хе! Такой у них, человеков, юмор. Практичный и

сапиенсный. Мда уж… И восславим же мудрость мира всея, ибо паренёк очухался через суток

десять и вроде даже внешне головушкой не повредился. Всё осталось при нём. Помнил, как звать,

где живёт и кто все остальные. И зажила семья счастливо, словно беды и не знала. Да только у

паренька видения всех жанров космического кинематографа начались, и стал он подмечать

странности всеразличные, которые люди другие и вовсе в упор не видали ни в раз, ни, тем более, в

два. То бишь за время внетелесного подвисания «точка сборки» паренька настолько расшаталась,