Слишком большие, чтобы рухнуть. Инсайдерская история о том, как Уолл-стрит и Вашингтон боролись, чтобы спасти финансовую систему от кризиса и от самих себя

Учитывая кризис на рынках, Мак намеревался хотя бы обсудить предложения. Для Стила сделка с Morgan Stanley казалась привлекательной как с коммерческой, так и с личной точки зрения. Волнения внутри фирмы не оставили Маку серьезного преемника. Их общий друг Рой Босток, член совета Morgan Stanley, возможно, не намеревался сразу запнять место Мака, но в частном порядке намекнул Стилу, что сделка Morgan Stanley и Wachovia способна дать элегантное решение проблемы преемственности Morgan. Это давало Стилу надежду наконец встать во главе одной из крупнейших фирм Уолл-стрит.

После разговора со Стилом Мак вызвал Роберта Скалли, своего главного переговорщика, и пересказал ему суть беседы. Скалли сомневался, он ничего не знал о бухгалтерских книгах Wachovia, но то, что он знал, тревожило его. Он согласился, что на данный момент нельзя исключить ни одного варианта развития событий. Кроме того, Wachovia располагала одной из самых больших, самых твердых депозитных баз в стране, что было крайне привлекательно, ведь Morgan Stanley наблюдал, как его деньги вылетают в трубу.

Скалли, в свою очередь, позвонил вице-председателю Робу Киндлеру, чтобы сказать ему, что глава Wachovia по развитию бизнеса Дэйв Кэрролл приезжает для встречи в четверг.

В относительно строгой банковской культуре Morgan Stanley Киндлер был аномалией – громкий, прямолинейный до грубости поклонник старых потертых костюмов. В 1990-е он был юристом-звездой в Cravath, Swaine & Moore, но предпочел банковскую отрасль. Он оставил право и сначала присоединился к JP Morgan. (Любитель шуток, он вскоре стал носить шапки с лозунгом «Одна фирма. Одна команда. Подкупи лидера»^[629], передразнивая лозунг JP Morgan «Одна фирма. Одна команда. Будь лидером».) Несмотря на эти его особенности, когда дело доходило до заключения сделки, его советы ценились высоко. Киндлеру изначально не понравилась идея слияния с Wachovia, и он машинально высказался довольно цинично: «Давайте на минутку рассмотрим это в контексте: Боб Стил из Goldman, инвестиционные банкиры Wachovia – из Goldman, Полсон, очевидно, тоже. Единственная причина, по которой мы участвуем в этой встрече с Wachovia, состоит в том, что Goldman не будет заключать сделку!»

Скалли думал так же, но не был готов сказать об этом. «Не знаю, – ответил он. – Кажется, это плохая идея».

Но Киндлер ничего не мог с собой поделать и вскоре начал обдумывать варианты сделки. «Это может быть полезно для нас, – сказал он Скалли, – даст нам депозитную базу, региональную банковскую франшизу. Посмотрим, как будут развиваться события».

Скалли и Киндлер позвали соруководителя подразделения финансовых учреждений Morgan Stanley Джонатана Прузана, чтобы начать изучать цифры Wachovia. Главной проблемой была гигантская задолженность по субстандартным ипотечным кредитам, около 120 млрд долларов. Пока юридическая экспертиза Wachovia шла своим чередом, Мак получил от Викрама Пандита вежливый отказ от переговоров о слиянии: «Ответ отрицательный. Сроки не те, но в какой-то момент мы захотим что-нибудь сделать».

Мак раздраженно бросил трубку. Свидание с Wachovia никому не казалась желанным, но в данный момент это была единственная девушка на танцполе.

* * *

– Это 11 сентября экономики… – Хэнк Полсон говорил, а в его кабинете висела звенящая тишина. Два десятка сотрудников казначейства собрались там в среду утром, они сидели на подоконниках, на спинке диванов, на краю стола Полсона и строчили в блокнотах. Над ними нависал Александр Гамильтон – копия портрета^[630], написанного в 1792 году, когда молодая нация пережила свою первую финансовую панику. Младший сотрудник казначейства Уильям Дьюер, который был хорошо знаком с Гамильтоном, использовал инсайдерскую информацию для создания огромного сальдо в государственных ценных бумагах. Когда цены на облигации упали, Дьюер не смог покрыть долги, спровоцировав панику^[631]. Гамильтон решил не спасать коллегу, но приказал казначейству скупать государственные ценные бумаги, успокаивая рынок, – давно забытая, но поучительная модель государственного вмешательства.

Полсон, сутулясь, сидел в углу в кресле, нервно поглаживая живот. Ему как будто было больно, когда он объяснял своему ближайшему окружению в казначействе, что за последние четыре часа кризис достиг высот, сравнимых с событиями семилетней давности, с точностью почти до недели. Ничьим жизням ничего не угрожало, но компании с вековой историей и сотнями тысяч рабочих мест оказались на чаше весов.

Экономика, по его словам, была на грани коллапса. Утром он говорил по телефону с Джейми Даймоном, который тоже выразил озабоченность. Полсон уже не беспокоился только лишь об инвестиционных банках, он беспокоился о General Electric – крупнейшей компании в мире, иконе американских инноваций. Джеффри Иммельт, генеральный директор GE, заявил ему, что коммерческие бумаги конгломерата, которые он использовал для финансирования текущих операций, могут прекратить работать. Он слышал, что JP Morgan якобы прекратил кредитование Citigroup, что Bank of America перестал давать кредиты «Макдоналдсу», что казначейские векселя торговались менее чем за банковский процент, будто они не лучше наличных, будто доверять правительству стало бессмысленно.

Полсон знал, что это была финансовая паника и, возможно, самый важный момент его пребывания в казначействе или даже всей его карьеры. Накануне вечером Бернанке и Полсон решили, что пришло время для системного решения, потому что решение судеб каждой отдельной финансовой компании не работало. Между Bear и Lehman прошло полгода, но, если Morgan Stanley рухнет, вероятно, пройдет не более шести часов, прежде чем за ним последуют Goldman, крупные банки, и неизвестно, что будет дальше.

Итак, Полсон стоял перед сотрудниками в надежде найти решение, которое потребует вмешательства. Он все еще ненавидел идею выкупа, но понимал, что необходимо учитывать окружающую реальность.

– Единственный способ остановить это – придумать бюджетный ответ, – сказал он. Нужно начать думать, какие программы возможно разработать, и, хотя Полсон не был уверен, что такой подход будет приемлем политически, о нем стоило подумать.

Полсон сказал сотрудникам, что он знал – он будет подвергнут огромному количеству политических нападок; его уже критиковали за спасение AIG, а Барни Фрэнк издевательски заявил, что он собирается предложить называть 15 сентября – день, когда Lehman объявил о банкротстве, – Днем свободного рынка^[632]. «Национальная приверженность свободному рынку продержалась один день, – сказал Фрэнк, – понедельник».

Сенатор Джим Баннинг, республиканец от штата Кентукки^[633], заявил, что «Федрезерв в очередной раз повесил на налогоплательщиков миллиарды долларов, чтобы выручить фирмы, для которых жадность выше ответственности». А республиканец от штата Алабама Ричард Шелби^[634] добавил, что он «категорически не согласен с решением использовать деньги налогоплательщиков для спасения частного предприятия».

Первоочередной задачей, по словам Полсона, было преодоление кризиса рынка краткосрочного капитала. Бывший банкир Goldman Стив Шафран предположил, что казначейство могло бы вмешаться и гарантировать средства. «У нас есть полномочия, чтобы стабилизировать важные рынки», – сказал он, имея в виду закон 1934 года о золотом резерве^[635], благодаря которому был создан фонд, в настоящее время достигший суммы 50 млрд. Ключом, добавил Шафран, было то, что для доступа к фонду требовалось лишь одобрение президента – в обход Конгресса.

– Делайте! – сказал Полсон, и Шафран выскользнул из комнаты, чтобы начать работать.

Однако не существовало простого решения, чтобы начать стабилизацию банков. Фил Швагель, не слишком уверенный помощник по экономической политике, подчеркнул необходимость быть смелым и не избегать решения проблем, опасаясь политических последствий. «Вы же не хотите работать Японией», – сказал он.

Швагель и Нил Кашкари вновь вынули десятистраничный доклад «Разбей стекло», который подготовили прошлой весной: в случае кризиса ликвидности план предусматривал вмешательство государства и покупку проблемных активов непосредственно у кредиторов, тем самым исправляя их баланс и позволяя им продолжать предоставление кредитов. Авторы знали, что выполнить план непросто, потому что банки будут яростно бороться за цены на активы, но план предусматривал участие государства в повседневном бизнесе на минимально возможном уровне, чего так хотели консерваторы.

– Вот что мы должны делать, – сказал Кашкари Полсону. Он принимал участие в HOPE NOW (НАДЕЖДА СЕЙЧАС), одной из первых попыток правительства оказать помощь испытывающим проблемы домовладельцам, и знал, как трудно будет заставить банки выдавать новые кредиты, пока у них на балансах остаются просроченные ссуды. Советник Полсона Дэн Джестер из Нью-Йорка, где он все еще разбирался с ситуацией вокруг AIG, по громкой связи возразил, что покупка активов является слишком громоздкой, и рекомендовал вместо этого выделить капитал непосредственно организациям. «Мы получим большую отдачу от затраченных средств, если разместим капитал», – сказал он, пояснив, что, если рынок продолжит падать, такие действия помогут банкам выжить.