Сломанная кукла
Шрифт:
Качает отрицательно головой.
– Не доедем.
– Сообщить отцу я как-то могу про тебя?
– Я помню только наш домашний номер.
Двигаю ей своей телефон, который забрал на базе. Связи здесь, жаль, нет.
– Вбей. А ещё адрес. И всю информацию, что может понадобиться.
Она зависает пальцами над экраном.
– Ну...
Иду за чайником, чтобы долить нам в кружки кипятка.
Везти ее самому риск. Отберут на первом же посту.
– Я знаю кому тебя отдать, чтобы тебе помогли.
– Гордей...
– подходит ко мне со спины.
Ручка
Разворачиваюсь.
Наши тела соприкасаются в узком пространстве.
Теряя тормоза, голодно смотрю ей в глаза.
Поднимает лицо.
– Не отдавай меня никому, пожалуйста.
И я как Варг, которому наступили на хвост. Только, мля, не на хвост! И не совсем наступили...
– Иди... Сядь... Там, - хриплю я ей в губы.
Дурёха! Сожру ведь.
Испуганно дёргается назад, слишком уж послушно и поспешно садясь на место. Взгляд опускает вниз. Не шевелится.
Разливаю кипяток по чашкам.
– Ешь своё сладкое...
– хмурюсь я.
– Благодарю.
Ковыряет ложкой в меду, не поднимая глаз.
"Благодарю", - передразниваю про себя. Принцесса, ё-моё.
– Не хочешь больше?
Отрицательно качает головой.
– Ложись, отдыхай, тогда.
Иди отдышись, капитан! Подрочи накрайняк, но не вот это всё...
Тяну к себе пачку.
– Покурю пойду.
Спи давай уже! Принцесса... Хоть рассмотрю тебя нормально.
Глава 32 - Одной породы
Чувствую сквозь сон, как меня омывает морозным воздухом. Глухо хлопает дверь.
Меня окрывают чем-то. Укрытой становится уютнее и спокойнее.
Слышу тихие голоса. Женский, мужской...
Мне снится сон, что я маленькая. И говорят - родители. А я сплю и упираюсь кому-то из них ступней в бедро. Потому что она замёрзла.
Ощущаю, как ее сжимает горячая ладонь.
Переворачиваюсь удобнее, складывая ноги на бедра хозяину этих рук.
И сон становится глубже.
Через некоторое время снова поднимаюсь из глубин своего сна на поверхность. По деревянной доске стучат кости. Отец любитель нард. Я узнаю этот ритм и звуки.
Пахнет чаем с листом смородины и медом.
– Всё спросить хотела, - женский голос.
– Откуда у тебя шрам такой?
– Отчим был мудаком. Пиздил меня мелкого всем, что под руку попадалось.
– М. А мать чего?
– А мать его выгораживала. Вот один раз мне чем-то спящему всёк. Так я лет десять потом во сне подпрыгивал. Испугался. Заикался долго.
– Не посадили?
– Ментом он был. Измывался безнаказанно.
– Надеюсь, он сдох.
– Неа... Но он в процессе.
– Ты единственный ребенок?
– Был старший брат, умер до того как я родился. Мать недоглядела.
– А мать-то живая?
– Живая...
– Жаль.
– Ну... Если я всех начну утилизировать, кто не должен жить, Москва сильно поредеет. Хотя соблазн бывает сильный. Потому я туда особо и не люблю возвращаться.
Вот... тайга - моё. Здесь всё просто и честно.– Ну ты приезжай, я хорошим людям всегда рада. В нарды поиграем...
Хозяйка гремит посудой.
Варг недовольно ворчит.
– Вот тоже характер у соба твоего, - вздыхает хозяйка.
– Не погладить.
– А его тоже всё детство пиздили - и током и ремнем. Он ласку не понимает. Руки для него - угроза.
– Где ты его взял?
– Кент у меня в Альфе служит. И как-то был у них рейд на цыганского барона, по наркоте. А там стая волкособов на людей надроченных. Они всех постреляли. А этот - не кидался. Уже не маленький щенок, но ещё не взрослая собака. Подросток. Иван пожалел его, втихаря увел с территории.
Слышу, как чокаются кружками. И дальше кидают кости. Чувствую, как он сжимает мою ступню, скользя пальцем от пятки к пальцам и обратно.
– Ну и пошел соб этот по рукам. Один за другим все отказывались - не дрессируемый, самовольный, альфач, доминант. Характер сильно испорчен жестокостью хозяев, но сломать не смогли. Сам не нападает, но принуждения не терпит. В общем, очередной кинолог сказал - только усыплять. Непредсказуем, внезапно агрессивен. А я забрал, мне компаньон нужен был в тайгу гонять. Подумал, не справлюсь, хоть к своим выпущу. Он же не виноват, что они хищника пытаются на цепь посадить.
Все эти рассказы мой сон преображает в какую-то свою историю. Где Варг это Гордей, а Гордей - Варг. И они оба "недоглаженные" , потому такие суровые.
Мне становится до боли в груди жаль... Что уже ничего не вернуть и не дать им то, чего им не досталось. И не стереть то, что случилось.
Ничего нельзя стереть... Это уже часть их. Как Алишер навсегда часть меня. Мне его не стереть никогда.
В груди моей ноет. Безнадежно и мучительно. Мне чувствуется, что это делает нас близкими. Что он может меня понять ни о чем не расспрашивая. Потому что я теперь их породы. Покалеченной.
Я не хочу говорить о себе ни с кем! Я хочу вырваться. И я хочу смерти Алишеру.
– А девочка?
– спрашивает Ольга.
– Девочка - пленница уебка одного. Охуевший фейс, “оборотень”. Четыре года была в плену. Сбежала... Попала к нам на полигон, украла обмундирование, зашла на борт как боец из отряда. Шла с нами, пока пацаны ее не спалили… Потом вот до тебя её отправил, как этот уёбок на вертушке за ней пригнал. Дошла…
– Молодец.
– Мхм... Поможешь нам, Ольга?
– Чем могу - помогу. Ладно, пойду я в баньку пока.
Дверь опять тихо хлопает.
Приоткрываю глаза.
Гордей устало разминает плечи.
Вытягиваю свои ступни из его большой кисти.
– Ты чего проснулась?
– пьяно смотрит мне в глаза.
Прижимаюсь лбом к его плечу.
– Ложись, спи, - гладит меня по голове.
Мне становится неловко от этого прикосновения, потому что у меня теперь нет волос.
Мне хочется спросить у него - “я - некрасивая”? Для него - не красивая?
Поднимаю взгляд, веду чуть касаясь пальцем по его шраму.