Сломанная вселенная

Задрожала земля. Гулкая вибрация стала сотрясать и небесную твердь, на которой вдруг отворились множество окон, и чудовищной силы ветер, сметая все подряд, ураганом покатился из них в сторону Центра Мироздания. Первым буря поглотила Милеуса. В потемках лишь прощально мелькнула его барахтающаяся фигурка и быстро исчезла. Почти сразу туда же отправился Философ, потом — Придумаем, еще умудрившись налету помахать руками. Максим рванулся было схватить принцессу за руку, но ветер оказался непревзойденным соперником даже среди влюбленных. Отняв у него принцессу, он решил заняться Лодочником, который еще держался лишь благодаря своей массе, а Алан — только потому, что ухватился за одно из его весел.

Снова этот душераздирающий вой вперемежку с жуткой тьмой, которая растворяла в себе все сущее, убивала дух и помрачала рассудок. Пространство стремительно свертывалось. Едва уловимый взору Центр Мироздания, утопающий где-то в глубине этого вселенского хаоса, жадно затягивал в себя материю, пускай призрачную, мнимую, делая ее еще более несуществующей. К Максиму вдруг пришли какие-то важные мысли, но ненасытный своими жертвами ураган тут же выдул их из головы. И он остался совсем один, отчаянный и непонимающий — что дальше предпринять? Куда окунуться: во тьму внешнюю или внутреннюю?

Последнее, что помнил Максим, так это то, как он сломя голову несся к Центру Мироздания, что-то кричал, кого-то проклинал… Но уже очень скоро обе эти бездны слились воедино, захлопнулись как челюсти исполинского животного, демонстрируя заключительный акт всеобщего апокалипсиса.

Да есть ли хоть где-нибудь хоть что-нибудь реальное и надежное?!

Пришедшее из глубоких недр могильное молчание оставило этот вопрос без ответа.

Глава первая

Первые лучи света, разгоняя сонливый сумрак, наполнили внутренность комнаты утренним торжеством. Максим лениво открыл один глаз, пару раз хлопнул слипшимися ресницами, потом открыл другой, посмотрел туда-сюда, секунду соображая — где находится и, обнаружив нависший над головой потолок, снял с головы нейроинтерфейс и потянулся в кровати. Вялость во всем теле не плохо было бы прогнать утренней физзарядкой, но у него имелась уважительная причина, чтобы отменить на сегодня всякие зарядки и еще немного понежиться в постели. Причина эта называлась ленью.

– Максим! Пора завтракать! — донеслось из бесконечно далекой кухни. Это был голос матери.

– Сейчас…

Он поднялся, небрежно заправил кровать, подошел к окну и, раздвинув неповоротливые портьеры, подставил свое лицо освежающим лучам.

– Здравствуй, круглое солнце!

На улице вовсю бежали ручьи — посланцы ранней весны, разрезая землю многими искрящимися ленточками и, если бы не шум взбудораженной детворы, можно было б услышать журчание их мелодии. Впрочем, этот недостаток восполняли поющие скворцы, что расселись на ветвях яблони. Все кружилось, все суетилось…

Минут пять Максим впитывал в себя образы того мира, что находился за окном, затем тревожно вздохнул, обнаружив в области сердца сжавшуюся в комок печаль, почти физически ощутимую боль: такую тихую, ненавязчивую, но вместе с тем не дающую ни минуты душевного покоя. Что-то там давило, мешало, сжимало сосуды, точно в грудной клетке на самом деле болезнетворной занозой сидело некое инородное тело. Не помогало ни пение скворцов, ни ранняя весна, ни те жизнерадостные бумажные кораблики, что плавали в зыбких лужах.

Тоска… Хандра… Сплин… Три ипостаси одного явления, именуемого угнетением духа. И веселые краски нарождающегося дня были совершенно бессильны исцелить от этого внутреннего наваждения. Он глянул на кровать, где все еще валялся неубранный нейроинтерфейс и задумчиво покачал головой.

Конечно, причина в Грезах… Последние ночи они становились более тревожными и неспокойными, рождая массу переживаний, преследующих даже днем. Хотя, находясь в Грезах, он совершенно забывал обо всем, что творится в настоящем мире: в его родном городе Новосибирске, в стране и даже на планете Земля, но вернувшись в него, почти дословно помнил все свои запрограммированные сны. Перед мысленным взором еще долго проплывали контрастирующие на фоне обычных стен образы: лицо принцессы… господин Философ с поднятым вверх жезлом… Придумаем, несомненно, рядом со своей бесконечностроящейся башней… Образы вспыхивали, будто вмиг освещенные факелом, и тут же гасли, оставляя взору лишь красивые обои, окна да гарнитур комнаты.

– Максим! Иди есть1 Все готово!

– Да сейчас я! Сейчас!

Вместо этого он подошел к проигрывателю Снов — громоздкому агрегату, занимающему чуть ли не весь его детский угол, потрогал его руками, затем нажал кнопку на дисководе. Репродуктор миров слегка загудел и изверг из своей внутренности quantum-DVD, по внешнему виду более похожий на древнюю виниловую пластинку черного цвета, которая мягко опустилась прямо в руки. На ней было написано по-английски и по-русски: «НОЧНЫЕ ГРЕЗЫ. Фирма заказных сновидений.». Далее шел рекламный текст: «Отныне и на всю оставшуюся жизнь! Ваши сны не будут более хаотичным нагромождением кошмаров, мрачных воспоминаний и бессмыслицы! Новейшее достижение российских ученых! Убедитесь, что во снах тоже можно жить!».

– Убедился… — вяло пробормотал Максим себе под нос.

Он долго разглядывал пластинку, поворачивая ее разными углами к солнечным лучам, наблюдая на экзотичную игру искривленных линий света и не переставая удивляться: каким образом на ней умещается целое Мироздание? Ровно неделю назад в его комнате появилось это сложнейшее электронное чудовище — последнее чудо компьютерной техники из Академгородка. И уже семь ночей подряд сны и впрямь перестали быть неразборчивыми, бессвязными и бредовыми абстракциями, коими довольствовались люди с тех самых пор, как вообще стали людьми.

Сидя за утреннем столом рядом с отцом и матерью, он почти не чувствовал вкуса пищи, лениво ковыряясь в своей тарелке и нехотя отвечая на пустяковые вопросы.

– …да что с тобой сегодня?! Проснись ты наконец! — крик матери зыбкой вибрацией проник даже внутрь тела. — Я спрашиваю, какая у вас была последняя тема по истории?

– Это… кажется, конец династия Рюриковичей…

– Я разговаривала с Ниной Ивановной, что-то она о тебе последнее время плохо отзывается. Можно закрыть глаза на математику, физику, но по этому предмету я выбью из тебя пятерку! Давай рассказывай, что учил!

Максим почти не уловил смысла вопроса, но все же ответил:

– Они все так опечалились…

– Кто? Рюриковичи? К концу царствования?

Самовар перестал шуметь и булькающее заурчал, испуская под самый потолок свежие облака пара.

– Ты меня слышишь?!

– Когда я им сказал, что весь их мир — лишь выдумка, мнимость, они очень огорчились… Лучше бы я молчал.

Мать настороженно прислушалась, отодвигая от себя пустую тарелку.

– Не понимаю, кому ты что сказал?..