Сломанная вселенная

Максим поздно понял, что ляпнул лишнего, и совсем не к месту. Когда до нее дошел смысл этих слов, лицо ее так резко переменилось, словно с него вдруг слетела маска. Она со злостью стукнула по столу:

– Ты помешался на своих сновидениях! Я скажу отцу, чтобы он выволок этот чертов проигрыватель из нашего дома! Совсем с ума сходишь!

Максим сконфузился, уткнув свой взор в кружку с чаем. Ну кто его тянул за язык? Непреклонный характер матери он знал так хорошо, что при всякой угрозе был уверен — она не останется неосуществленной.

– Отец! Да поговори ты с сыном наконец!

Глава семейства, доселе не изрекший ни слова, будто его здесь и не было, положил свою большую ладонь сыну на плечо и наставительно произнес:

– Послушай, приятель… — это мягкое обращение «приятель» вместо обычного «сынок» можно смело расценивать как бранное слово, потому что браниться по-настоящему отец просто не умел, да и голос повышал лишь в крайне редких случаях. — Те, о ком ты говоришь, не способны печалиться в той же степени, как не способны чему-либо радоваться… Они вообще не могут чувствовать… Их нет, как нет и того мира, в который ты отправляешься по ночам. Я же тебе рассказывал, как все происходит. Транслирующий луч считывает информацию с дорожки диска и посылает ее на нейроинтерфейс, тот в свою очередь общается с твоим подсознанием, где возникают запрограммированные трехмерные образы, движимые скриптами и во многом регулируемые твоими личными фантазиями. Вокруг тебя создается вымышленный мир, который является ничем иным, как обыкновенным сном… Да, чуточку более реалистичным и столь же чуточку более логически закономерным. Но суть то от этого не меняется. Ведь я сам лично принимал участие в написании программы. Так что успокойся и допивай свой чай.

– И хорошо учи историю! — добавила мать. — Не пойму, почему этот чертов эксперимент необходимо было проводить на нашем сыне?! Я сама схожу в ваш институт и всем им дам нагоняй!

– Не волнуйся, дорогая. Все наши сотрудники, в том числе многие их дети уже видели программируемые сны. Убеждаю тебя, это абсолютно безвредно. Ты даже не представляешь, какой рывок в технологиях мы только что совершили! Все-таки успели раньше американской фирмы «Worlddreams»! Только бы… не воспринимал он все это всерьез.

Внезапный бой настенных часов придал произнесенным словам некую торжественность, словно подтверждая: «дау-у… дау-у… так оно и есть». Бой прекратился, оставив лишь тихое постукивание маятника. Маятник не знал покоя ни днем, ни ночью, ни единой минуты дня или ночи. Его тиканье до того вжилось в сознание, что абсолютная тишина, без этого монотонного тиканья, была уже сложновообразима.

Максим хмуро молчал. Все было понятно. Несомненно, все это верно, но в душе почему-то засела невыразимая тоска, делающая эти научные истины мрачными, печальными и никчемными. Он встал из-за стола и удалился в свою комнату, желая поскорее отделаться от назойливых родителей.

Блаженное одиночество несколько успокоило взбудораженные чувства, а ненавязчивые образы всех предметов, составляющих интерьер комнаты, были лучшими собеседниками в его размышлениях. Впрочем, здесь он был не таким уж одиноким…

Максим нырнул под кровать и вытащил оттуда большую квадратную фанеру, на которой разноцветными скульптурками стояли вылепленные из пластилина фигуры. В углу фанеры торчали в разные стороны тонкие окрашенные прутики — подобие Центра Мироздания. Правда ось Z получилась несколько искривленной и скорее напоминала обыкновенное растение, чем в общем-то и являлась. Недалеко от нее была вылеплена хижина Милеуса, а рядом — сам ее хозяин, нагнувшийся, чтобы собирать свежие ягоды. Далее стоял Придумаем в застывшей позе непревзойденного мечтателя. Голова его была вскинута кверху, и его пластилиновый взгляд устремлялся прямо в потолок реальной комнаты из реального мира. В его легендарной башне Максим, конечно же, не стал лепить такое огромное количество этажей, ограничившись лишь четырьмя. Но если фанеру поставить в угол комнаты и глядеть на эту башню с расстояния, особенно в вечерних сумерках, то она точь-в-точь выглядела как настоящая… то есть как мнимая.

На развалинах замка, сооруженных из кубиков черного пластилина, сидела, задумавшись, принцесса. Она, кстати, очень долго не получалась. Максим несколько раз сминал в ладонях свое художество, прежде чем ему удалось вылепить хотя бы отдаленное подобие этой завораживающей красоты. Глова принцессы слегка склонилась набок. О чем она задумалась?.. Может, о нем?

По всей фанере от одного края до другого была размазана синяя полоса — образ реки, а около нее торчали те самые скалы, в которых находилась пещера Философа. Самого же мудреца он не стал изображать полностью, а вылепил лишь одну голову, высунувшуюся из жилища. Философ только на миг позволил себе выглянуть во внешний мир, чтобы тут же вернуться к строгому затвору и глубокомысленным рассуждениям. Впрочем, его коллега также не остался забытым. Совсем неподалеку стояла закупоренная бочка Диогена, храня вечное молчание: ведь именно из этой бочки Диоген не выходил еще ни разу. Наверное, что-то не складывалось с Умной Мыслью…

Лодочник с непомерно большими веслами находился ни где иначе, как на своем посту. А куда ему еще деваться?.. Терпеливое ожидание новых пассажиров являлось его главной добродетелью как ТАМ, так и здесь. Рядом с рекой совершенно бесшумно работала та самая электростанция, только к ней можно было подключить настоящее электричество — обыкновенную батарейку, и тогда загоралась красная лампочка, окрашивая Мироздание в соответствующий цвет — совсем как при Огненных Играх!

Осталось, пожалуй, упомянуть про Алана. По причине отсутствия ног Максиму пришлось подвесить его на ниточках, и при малейшем перемещении фанеры он вздрагивал, создавая иллюзию собственного движения.

Но нет… Движение здесь абсолютно отсутствовало, и увы, в этих ярких фигурках, искусных и пусть даже совершенных, не было самого главного — жизни. Все они стояли холодные, мертвые, полностью неподвижные…

Реальные образы Мнимого мира.

Иногда ему казалось, что каждый из них отражает собой некоторые свойства его собственной души. Милеус — романтичность, Придумаем — целеустремленность, Философ, разумеется, — мудрость, Лодочник — доброту, Алан — вдохновение, а принцесса — причину этого вдохновения, то есть само чувство прекрасного.

Максим частенько беседовал с ними, задавая вопросы и сам же на них отвечая. Их образы будоражили в памяти путешествия по ночным грезам, заставляя на какое-то время забыть обо всем вокруг.

– Принцесса… принцесса… — шептал он себе под нос. — Ты и здесь не даешь мне покоя.

Он поднялся, подошел к проигрывателю Снов, вытащил оттуда quantum-DVD, положил его себе за пазуху и вышел на улицу. Как-то жалко было расставаться с этой черной пластинкой. Всюду бегала детвора, и воздух вокруг был пересыщен ее пронзительными визгами. По ручьям плавали бумажные корабли с насекомыми на борту. Большие черные жуки да хорошо откормленные домашние тараканы бегали по палубам и изумленно шевелили своими усами. В их глазах ручьи выглядели настоящими реками, а сами корабли — огромными белыми фрегатами. Не обращая на все это внимание, прохожие спешили по магазинам или на работу. Да… все здесь было ПО-НАСТОЯЩЕМУ.

Но почему же тогда мир вокруг кажется каким-то искусственным, серым, даже призрачным? Максим всерьез задумался — в каком же мире он живет: в этом, существующем на самом деле, зримом, осязаемом, но почему-то совершенно чуждом, или в ТОМ? Да и вообще, какой из этих двух миров для него более реален?..

Немного диковатая мысль: а не все ли равно? К чему эта игра в слова «мнимость», «действительность»? Простые звуки, кем-то придуманные термины, поменяй их местами — и что от этого изменится? Пусть кто-нибудь попробует доказать, что и данная реальность: исполинская глыба земли, нависшее над головой разрисованное полотно небес, этот яркий, слепящий глаза шарик, слоняющийся от одного горизонта до другого, — что все это не есть такой же мираж, которому суждено рассеяться с наступлением смерти…

«Пусть кто-нибудь попробует доказать!», — почему-то с обидой подумал Максим и тут же, вздохнув, добавил: «Нет, мой настоящий мир там… где мои мечты, моя жизнь, моя…». Образ принцессы вспыхнул так ярко в сознании, что Максим чуть было не сделал шаг ей навстречу. Потом еще раз вздохнул и вслух произнес:

– Пойду-ка я учить выдуманные уроки, а затем отправлюсь в призрачную школу.

Твердо и решительно, даже с легким негодованием он поставил перед видимым миром огромный жирный знак «минус». Легкий росчерк пера, как на уроке по математике обращающий целую функцию в ее противоположность.