Слова через край
Шрифт:
Спектакль окончен. Толпа валит из театра. Темно. Только луна чуть освещает улицы и памятники. Сильвия идет между Вирджентиии и Чезаре, который освещает путь карманным фонариком. Такие фонарики с затемненным стеклом у многих, они отбрасывают на тротуар синеватые пятна света. Затемнены и фары машин. Автомобильные гудки звучат приглушенно. Люди разговаривают вполголоса, все словно боятся — не только что их увидят, но и что их могут услышать. Лица прохожих вдруг странным образом выступают из темноты, чтобы затем сразу же в ней исчезнуть.
— Все мы похожи на призраков, — говорит Чезаре.
А Марри замечает,
На террасе цветы, тишина, звезды, полумрак. Возвратился и Карло. На открытом воздухе запрещено даже чиркнуть спичкой. Вдали смутно вырисовывается темная масса купола святого Петра. Сильвия разливает ликеры, прохладительные напитки, раскладывает сладкое. Ей помогает Катерина в белом передничке. Смакуя торт, Вирджентиии обращается к Сильвии:
— Пока в Италии есть такие женщины, как вы, нельзя потерпеть поражение. Знаете, я не столько верю в мужчин, сколько в наших женщин. Какой великолепный торт!
Сильвия извиняется, что он с одной стороны немножко подгорел.
С улицы то и дело доносятся крики дежурных из отрядов ПВО, приказывающих какому-нибудь рассеянному погасить свет или закрыть ставни. Между тем художник Марри делает в альбоме наброски — портреты присутствующих, говоря, что в полумраке все лица кажутся более значительными и загадочными. Они привели с собой и новичка Антонио, еще сильнее робеющего и уже влюбленного в Сильвию.
Сильвия садится на подлокотник шезлонга Карло, муж обвивает рукой ее талию.
— Сильвия, не шевелись, сиди вот так, — говорит Марри. — Замечательная пара!
— Поставь внизу число. «Замечательная пара. 10 июня 1940 года». Может быть, сегодня ночью они сделают второго ребенка — и назовут его Бенито. Наилучшие пожелания, — усмехается Чезаре.
Вирджентиии:
— Дорогой Чезаре, ты переживаешь кризис с тех пор, как покинул материнскую утробу. Доверься мне.
Чезаре:
— Я тебе не верю, хотя мы и учились вместе в школе.
Вирджентиии:
— Кому же ты веришь? Чезаре:
— Истории.
Вирджентиии смеется от всей души:
— А жалованье получаешь по отделу хроники!
Чезаре повышает голос:
— Черт возьми, впервые за сорок лет я слышу от тебя хоть что-то похожее на остроумие. Муссолини прав — итальянцев надо пинками под зад гнать на войну, чтобы они стали умнее.
Карло:
— Говори тише.
Мужчины исподтишка бросают жадные взгляды на Сильвию. Сильвия встает, Карло ее целует, а Чезаре говорит, что, как бы дела ни обернулись, им, интеллектуалам (он обводит вокруг вытянутым пальцем), всегда удастся спастись.
— В нашей стране при помощи слов можно творить чудеса. Не правда ли?
Он поворачивается к Сильвии, желает ей спокойной ночи. Но прежде хочет узнать, согласна ли она с его мнением, что в Италии талант служит для того, чтобы обманывать самих себя и своих ближних. Но Карло опережает ответ Сильвии:
— Ты занимаешься фрондерством теперь, когда это уже нелепо и бесполезно. Раз уж мы попали на бал, надо танцевать. Неужели ты хочешь противопоставить себя пятидесяти миллионам итальянцев? Все уже мечтают о Ницце и новых колониях, даже нищие.
Вирджентиии обращается к Антонио:
— Послушаем, что думает по этому поводу наш молчаливый Антонио.
Чезаре, жестко:
— Да если бы у него было свое мнение, он бы уже сидел в тюрьме.
Марри, продолжая рисовать:
— Господа, хорошее стихотворение,
хорошая картина искупают любую ошибку. Искусство куда долговечнее истории.Чезаре:
— Для меня жизнь кончена. С сегодняшнего дня я считаю себя трупом. Мы все мертвы, дорогая синьора Сильвия, и вы — вдова, живущая в красивой квартире, которую к тому же расширяете.
Он затягивает похоронную литанию, делая вид, что держит в руках свечу. Вирджентиии цыкает на него. Чезаре осушает еще один бокал вина.
— Поскольку я мертв, я могу сказать правду: дорогой Карло, я люблю твою жену.
Сильвия делает вид, что принимает слова за шутку, смеется и прощается с гостями.
Оставив мужчин в лабиринте их проблем и отношений, она входит в свою комнату. На террасе еще продолжается разговор о ней. Марри показывает набросок ее портрета, который он только что сделал. Карло расписывает ее как женщину, лучше которой нет на свете.
Медленно раздеваясь, Сильвия слушает их разговоры доносящиеся сквозь жалюзи двери-окна.
Вирджентини, впав в эйфорию, превозносит итальянских женщин. Их царство — это дом: они образцовые матери и жены. Он так и сыплет банальностями, весьма характерными для настоящего момента повальной лжи. Чезаре, совсем опьянев, уснул в кресле. Сильвия вся напряжена. Ей хотелось бы появиться вот в таком, обнаженном виде перед этими мужчинами и высказать наконец все, что у нее на душе. Она уже видит, как распахивает дверь и появляется перед ними нагая, уже предвкушает растерянность Карло: вот бы без стыда, без жалости крикнуть мужу, что она его ненавидит, и начать целовать Чезаре, Марри и особенно страстно — Антонио, Вирджентини, переходя от одного к другому, как шлюха. А еще во весь голос сказать, что Вирджентини назначил Карло ответственным редактором для того, чтобы спать с нею, и она готова заплатить по счету. Вот она бросается к нему в объятия, вновь и вновь спрашивая Карло: «До какого предела?» Движения ее становятся все непристойнее, а тем временем Марри и Чезаре, издевательски хохоча, крепко держат обезумевшего от ярости Карло.
Внезапно доносится сирена. Сначала одна, потом другая, потом десять, двадцать. Это уже действительность!
Пустота и тишина наполняются шумом, криком. Сильвия совсем растерялась, какое-то мгновение она сомневается: не пригрезились ли ей эти частые оглушительные взрывы, резкая трескотня зениток. Так проходит пятнадцать-двадцать секунд, потом в комнату вбегает Карло.
— Скорее, отведем Акилле в бомбоубежище, — говорит он, стараясь сохранять самообладание.
Сильвия зажгла свет, кое-как натянула рубашку. Остальные уже спустились на улицу. Если бы сейчас кто-нибудь высунулся в окно, то увидел бы их на маленькой площади Сан-Лоренцо-ин-Лучина: словно тени, они разбегаются по домам, каждый в свою сторону.
Акилле спит, он бы и не проснулся, если б его не разбудили. Сильвия, чтобы не испугать его, даже силится улыбнуться. Мальчик не говорит ни слова и не может понять, что происходит. Грохот зениток нарастает. Катерина, появившаяся в ночной рубашке, запинаясь, спрашивает:
— Так, значит, это правда? Значит, в самом деле война?
Люди торопливо выскакивают из квартир, у лифта толкотня. Сильвия суетится, посылает Карло скорее принести Акилле свитер.
Карло возвращается в квартиру, бросается в спальню, в то время как лифт спускается вниз. В окне видно небо, словно освещенное фейерверком. Карло ищет свитер, находит дневник!