Слово о граде Путивле

Князь Владимир тяжело переносил неволю. Он долго привыкал к вони юрты, к необычной пище. Владимир с детства не любил молоко и обожал фрукты и овощи, особенно квашеные, а здесь основной едой были молочные блюда и мясо. Днем он часто уезжал на коне в степь. Убежать не пытался, понимал, что догонят и накажут, и не охотился, хотя хан Кончак доверил ему своего лучшего сокола. Князь Владимир просто останавливался на вершине холма и подолгу смотрел на северо-запад, где находился Путивль. Над головой князя сразу начинал виться жаворонок, который поднимался высоко в небо, хвастливо напевая: «Полечу на небо, на небо, схвачу бога за бороду, бороду, бороду!..», а потом стремительно падал, пронзительно жалуясь: «Бог меня бил-бил-бил и на землю кинул-кинул-кинул-кинул!..» В жаркие дни Владимир купался в речушке – безымянном притоке Донца, которая была сажени две шириной и глубиной по колено. Князь ложился на воду навзничь, уходил ко дну, потом приподнимался на руках, которые грузли в мягком иле, глотал воздух и опять медленно тонул… Поскольку узелок всплывал и часто оказывался на лице, князь снимал его и оставлял на берегу.

Лалу не сразу узнала об этом, потому что князь стеснялся раздеваться при ней догола, просил уйти. Однажды она все-таки решилась подсмотреть, какое у него тело, – и овладела узелком. Лалу быстро побежала к своей юрте, возле которой на костре варилось в котле баранина, и кинула узелок в огонь. Узелок вдруг запрыгал на углях и запищал, как живой. Тряпочка загорелась синеватым пламенем, потом вдруг издала звук, будто треснула яичная скорлупа, распалась на несколько кусочков. Из тряпочки вылетела ярко-зеленая муха. Крылышки ее сразу обгорели, но муха сумела выбраться из пламени и плавно, вихляя из стороны в сторону, полетела почти над землей к реке. Лалу сбила муху рукой и затоптала ногой. Из-под ее пятки послушалось змеиное шипение, но девушка не испугалась, не убрала ногу. Потом она выковыряла комок земли, на котором была раздавленная зеленая муха, и бросила его в огонь. Из костра потянуло серой, а на черных, закопченных боках котла появились три зеленоватые полоски, которые потом несколько дней не смогут отскоблить даже ножом.

Князь Владимир не заметил исчезновение узелка. Накупавшись, он вернулся к юрте, чтобы пообедать. Лалу оделась в лучшие наряды и выгнала из юрты всех рабынь, чтобы никто ей мешал. Она отложила князю на серебряное блюдо лучшие куски мяса и приготовила серебряный кубок с вином, в которое добавила зелье колдуна и свою месячную кровь. Владимир, сев на пятки напротив нее, посмотрел на Лалу так, будто видел впервые. Потом его взгляд, мысленно раздев ее, оценил как женщину. Увиденное не очень понравилось князю.

– Я достала для тебя вина, – сказала Лалу, протягивая ему кубок.

– Я позову своих людей, устроим пир, – предложил Владимир.

– Нет, не надо звать никого, вина хватит только тебе одному.

– Как хочешь, – не стал спорить князь. Он в несколько больших глотков осушил кубок и удивленно произнес: – Какой странный вкус! Что это за вино? Никогда такого не пробовал!

– Не знаю, – ответила Лалу, забирав у него кубок и допив последнюю каплю. – Нам его купцы из Кафы возят.

Князь Владимир жадно набросился на еду. Он брал руками большой кусок мяса, вгрызался в них зубами и ножом отрезал лишнее перед своими губами. Лалу нравилось смотреть, как он ест. Она мысленно помогала ему пережевывать пищу и чувствовала такое же наслаждение, как и он, хотя сама ничего не ела.

Дожевав очередной кусок, князь вдруг перестал есть и посмотрел на девушку будто подернутыми пеленой глазами. В них не было никаких чувств, они смотрели сквозь Лалу, поэтому неожиданным для нее стало то, что Владимир на четвереньках переполз к ней и рывком разорвал на ней одежду сверху донизу. Глянув на ее смуглое худое тело с острыми грудями, смотрящими в разные стороны, он рыкнул по-звериному, повалил девушку на спину и овладел ей жадно, грубо. Лалу было больно, но эта боль казалась ей сладкой: теперь Владимир будет принадлежать только ей! Удовлетворив страсть, князь отдохнул немного и во второй раз овладел Лалу. Потом в третий, четвертый… Каждый раз продолжалось это все дольше. От долгого лежание в одной позе у Лалу затекало и болело тело, но она не показывала виду. Лишь бы любимому было хорошо. Тогда она и поняла, почему колдун смотрел на нее насмешливо.

С того дня стоило им остаться вдвоем в юрте, как Владимир жадно набрасывался на нее. Лалу не роптала: у судьбы можно выпросить или слишком мало, или слишком много. По ее мнению, второе было лучше.

27

На Вознесенье хозяйственные путивльские мужики пошли с маленькими сыновьями на свои поля, чтобы обойти их с иконой, попросить хороший урожай. Став посреди своего поля, отцы поднимали сынов за уши и пытали:

– Киев видишь?

Попробуй тут увидь, когда от боли глаза слезами залиты, да и далековато этот Киев, несколько дней пути!

– Расти, жито, большое, вот эдакое! – произносили отцы и опускали сыновей на землю.

Недавно закончился сев льна. Сеяли лён только мужчины, иначе плохо взойдет, а чтоб урожай был хороший, делать это следовало нагишом. Мужики отказывались. Бабы уговаривали их, а потом клали в семена на самый низ медовуху и обильную закуску. Мужики сразу соглашались, выходили в поле и отсеивались очень быстро, чтобы до захода солнца успеть выпить медовуху и съесть закуску, иначе целый год будут ходить голыми и голодными.

Ночью ведьма не смогла полететь к князю Владимиру, потому что летала на слышный только ей зов заговоренного узелка, который уничтожила Лалу. С горя она пошла вредить всем своих недругам на посаде. Первым делом зашла в гости к Никите Голопузу, провела подолом рубахи по спинам его коровы, свиней, кур, забирая их будущее молоко, мясо и яйца. Потом отправилась к Касьяну Кривому. Хотя сам седельщик ничего плохого ей не сделал, но он был отцом Дуни. Проникнуть к нему в хлев оказалось непросто. Дверь была закрыта на засов – длинную жердь, вставленную в две проушины, и приперта бороной, поставленной зубья вверх и перекрещенной – лучший оберег от нечистой силы. Жердь ведьма вынула из проушин, а чтобы сдвинуть борону, захватила с собой пучок сочной травы. В последнее время Касьян Кривой сильно обеднел, и в большом хлеву из скотины осталась лишь корова, которую не привязывали на ночь. Ее и подманила пучком травы ведьма. Корова, стараясь добраться до травы, надавила на дверь, приоткрыв ее и повалив борону зубьями в землю.

– Здравствуй, радость моя! – послышалось за спиной ведьмы.

Это была кикимора – маленькая сгорбленная безобразная старушка в лохмотьях, неряшливая и чудаковатая. Касьян Кривой три дня назад поставил на месте сгоревшей избы новую. Договаривался он с плотниками на одну цену, а когда они заготовили бревна и собрались приступать к сборке избы, сбавил сумму на четверть, сославшись на безденежье. Плотникам деваться было некуда, поэтому согласились на меньшую оплату, но в отместку заложили под матицу куклу из щепок и тряпок, которая превратилась в кикимору. В первую ночь кикимора пряла оставленную хозяйкой кудель, замусолив, спутав и порвав ее. На следующий вечер хозяйка перекрестила кудель и пряжу. Оставшись без дела, кикимора всю ночь давила хозяев подушками. На следующий вечер Кривые перекрестили и подушки, а также посуду, чтобы кикимора не перебила ее, луковицы, чтобы не швырялась ими, и перевязали можжевельником солонку, чтобы не смогла посолить хлеб и угостить домового – переманить его на свою сторону, тогда бы хозяевам совсем беда была. Не найдя, чем заняться в избе, кикимора отправилась в птичник, чтобы пересчитать кур, но преодолеть борону не сумела. Она уже было решила проплакать остаток ночи над постелью хозяев, чтобы их мучили дурные сны, но уже на крыльце заметила заходящую во двор ведьму.

– Здравствуй, кикимора! – поздоровалась ведьма. – Давненько я тебя не видела.

– Да всё никак не могла найти хорошее место, – соврала кикимора, которая не могла выбирать хозяев, появлялась только в том доме, куда ее призывали люди по своей воле или нарушив какой-нибудь запрет.

– А что хорошего у Касьяна Кривого?! – удивилась ведьма. – Хозяин он строгий, жадный и набожный, долго терпеть тебя не будет. Наплачешься ты с ним!

– Уже плачу, – всхлипнув, призналась кикимора, – прямо с первой ночи. Или со второй? Или третьей?

Кикимора умела считать только до трех и все время путала порядок цифр.

– Со второй, – подсказала ведьма.

– Верно! – подтвердила кикимора, а потом задумалась: верно ли?

Она попыталась в уме пересчитать ночи, запуталась и перестала проверять. Чтобы не остаться в долгу, похвасталась:

– А я первая придумала, как избавиться от бороны, уже шла делать это! Ты узнала мои мысли и опередила!

– Ну, да, ты даже траву захватила, – насмешливо сказала ведьма.

Травы у кикиморы не было.