Слово о граде Путивле

Половцы решили сперва захватить посад. Под тын наносили валежника, собирались уже поджечь его, но тут пошел проливной дождь. Это путивльская ведьма у себя в сенях выпустила из горшков всех гадов. Дождь лил целый день, не прекратился и ночью. В такую погоду из луков – основного оружия половцев – не постреляешь, поэтому степняки, выставив наблюдение, попрятались в юртах. Русичи тоже оставили на стенах лишь сторожей, а сами разошлись по избам. Воевода Олекса Паук расположился в пустовавшей избе неподалеку от Поскотинских ворот. Он убедил княгиню Ефросинью Ярославну, что сейчас самый важный участок обороны – посад. На самом деле там ему было удобнее встречаться с Евдокией. Ее мужа Никиты Голопуза дома не было. Последнее время он работал в кукушкинской церкви. Сорок дней в ней не пели. Потом заменили забрызганные кровью доски и вынесли землю, окропили всё святой водой и начали достраивать, а новый поп принялся служить. Когда к Кукушкино подошли половцы, Никита вместе с сельчанами, среди которых завел сразу двух зазноб, спрятался в Спадщанском лесу.

Воевода Паук сидел за столом, пил медовуху с ближними дружинниками. Княгиня Ефросинья не жалела угощения для воинов. Большая бочка медовухи стояла прямо у стола, и каждый, кто хотел, черпал из нее, сколько хотел. Шел веселый разговор, будто и не было под стенами половцев. На зашедшего в избу берендея Бута сперва никто не обратил внимания. Он зачерпнул медовухи деревянным ковшиком в виде лебедя, неспешно выпил. Когда он убрал ковшик от своего «лоскутного» лица, гомон в избе постепенно стих. Все старались не смотреть на берендея, но ни у кого не получалось. Только воевода Паук, не понимая, почему все замолчали, уставился на Бута, думая, что прослушал какие-то важные слова берендея.

– Что ты сказал? – поинтересовался Олекса Паук.

– Хочу к половцам в гости сходить, – сказал Бут.

– Зачем?

– Может, кого из знакомых встречу, – ответил берендей.

– Ну, сходи, – разрешил воевода Паук.

– Без гостинцев не возвращайся! – пожелал Воислав Добрынич.

– Хорошо, – с презрительной ухмылкой ответил берендей.

Он взял валявшийся в углу, большой, пустой мешок, в котором принесли снедь из княжеских запасов.

– Проводите его, – приказал воевода.

Дружинник проводили Бута до тына, помогли перебраться через него. Двое остались ждать возвращения берендея, а остальные вернулись в избу и продолжили пир. Еды и питья было много, а спать не хотелось, потому что с утра готовились бою, но подраться с половцами не получилось, и теперь надо было растратить боевой пыл.

Берендей Бут вернулся незадолго перед первыми петухами. Он ввалился в избу, мокрый и грязный, с полным тяжелым мешком. Поставив мешок в двери, вытер ладонями капли дождя с «лоскутного» лица, оглядел замолчавших дружинников насмешливо-презрительным взглядом. Вокруг мешка сразу образовалась лужа, которая быстро растекалась по земляному полу.

– Что в мешке? – спросил воевода Олекса Паук.

– Гостинцы, как просили, – ответил берендей.

Он развязал мешок и толкнул ногой к столу. Мешок завалился, из него выкатились половецкие головы с потускневшими лицами.

Дружинники потупили взгляды, потому что на отрезанные головы смотреть не хотели, а на берендея боялись.

Первым оценил шутку воевода Паук:

– Гы-гы! – засмеялся он, а потом произнес: – Я в тебе не ошибся. У меня глаз на людей верный. – Он толкнул в плечо Воислава Добрынича, который сидел справа от него – на почетном месте: – Ну-ка, подвинься! – Воевода шлепнул ладонью по освободившемуся месту рядом с собой. – Садись, Бут. Сегодня твое место здесь.

Берендей сел за стол рядом с воеводой. Бута и раньше выделяли, как отважного воина, иногда щедро награждали, но никогда не принимали в свой круг. Он всегда был сам по себе. Берендею казалось, что дружинники потерпят его немного, повинуясь воеводе, а потом дадут понять, что знать его не хотят.

– Подай чашу! – приказал воевода Воиславу Добрыничу.

Добрынич достал из воеводиной сумы полуведерную серебряную чашу, передал ее дружиннику, который сидел у бочки с медовухой. Тот наполнил чашу до края, подал Олексе Пауку.

– Ну, за нового нашего брата! Чтобы все были так смелы и безжалостны к врагам, как он! – встав, провозгласил здравицу воевода, от души приложился к чаше, подтверждая искренность своих слов, и передал ее берендею.

Бут встал, принял чашу и тихо сказал:

– Вы не пожалеете, что приняли меня.

Он тоже отпил изрядно и передал чашу Воиславу Добрыничу, который долго и весело здравил всех присутствующих и временно отсутствующих, но выпил мало, поскольку уже порядком охмелел. Передав чашу дальше, Добрынич обнял берендея за плечо и, обдавая горячи дыханием «лоскутную» щеку, признался берендею:

– Ты мне сразу понравился! Я как увидел тебя, сразу понял: этот не подведет!..

Бут знал цену пьяным речам, но сегодня верил им. Наверное, потому, что впервые хотел верить.

31

Дождь продолжал идти и на Троицу. Мелкий и нудный, он моросил без перерыва. В такую погоду ни у половцев, ни у русичей не было охоты воевать. Знатные половцы сидели в юртах, остальные прятались от дождя в шалашах или под деревьями на окраине леса. В глубь леса не заходили, боялись заблудиться. Тем более, что половцы были напуганы ночным происшествием – исчезновением голов у нескольких воинов. Погибшие не смогут попасть в потусторонний мир, пока не отыщут свои головы, а значит, будут бродить по ночам среди людей, принося им беды. Поскольку никто ничего не слышал и не видел, половцы решили, что погубил воинов местный злой дух. В осажденном Путивле народ с утра тоже сидел по домам. Работать в великий праздник запрещалось до захода солнца, поэтому только хозяйки сходили на заутреню, освятили ветки деревьев, которыми украсили свое жилье снаружи и внутри, воткнули во все хозяйственные постройки и ворота, бросили в огороды, колодцы, надели венки на рога коров. Ближе к обеду, когда стало ясно, что дождь не скоро кончится, путивльчане стали появляться во дворах и на улицах. Особого веселья не было, но никто и не печалился, будто и не стояли под стенами половцы. Казалось, что это обычный выходной день, только скотина осталась в хлевах да ребятишки играли в войну не понарошку, а кидали камни с крепостных стен в поганых. Дальше рва камни не долетали, но мальчишкам это было не важно.

Ваньке Сороке тоже надоело сидеть дома, решил прогуляться на рынок. Он давно ничего не воровал, из-за чего у него зудели руки.

На улице его поджидала ведьма. Поздоровавшись, она предложила:

– Дельце у меня есть для тебя. Не поможешь?

– Помогу, – быстро согласился Ванька, который чувствовал к ведьме теплое чувство, сродни сыновнему. – Что сделать?

– Надо ночью отнести подарок половецкому хану Гзаку, – сообщила ведьма.

– Да ты что, сдурела?! – возмутился Ванька. – Перебьется твой хан без подарка, мне моя жизнь пока дорога!

– Ничего с тобой не случится, – заверила ведьма.

– Нет уж, поищи другого дурака! – отказался Сорока.

– Другого такого ловкого вора во всем Путивле не найдешь, – сказала ведьма.

– С чего ты взяла, что я вор?! – удивился Ванька Сорока, причем так искренне, что сам себе поверил. – Я в жизни ничего не украл, бог свидетель! Вот те крест! – побожился он и перекрестился.

– Вору не божиться, так и праву не бывать, – молвила ведьма.

– Вот когда поймаешь меня на краже, тогда и говори, иначе я тебе быстро язык укорочу, – пригрозил Ванька.

– Значит, не хочешь помочь?

– Нет. Что-то другое, может, и сделал бы, а к поганым, чтобы умереть или в рабство попасть, – не пойду, – ответил Сорока.

– Не зря сходишь, найдешь там то, что давно ищешь.

– Я уже нашел Анютку, больше мне ничего не надо.

– Ну, как хочешь, – спокойно сказала ведьма. – Но если передумаешь, приходи ко мне в полночь.

– Не передумаю, – уверенно произнес он.

– Ну, это бабушка надвое сказала… – с подковыркой произнесла ведьма.