Слуга Божий

Я успокаивающе похлопал её по спине.

— Всё уже хорошо, чадо моё. Мы не дадим тебя в обиду. Кто ты?

— Живу здесь в деревне, — сказала она, всхлипывая. — Всех убили. Всех. Детей тоже.

— Кто это был? Как они выглядели?

— Как люди, — она посмотрела на меня, и в её глазах было какое-то жуткое непонимание. — И не как люди. У них были такие глаза… и так кричали… Боже мой, так кричали…Смеялись и убивали, бросались оторванными головами, вырывали кишки… — Она вновь спрятала голову у меня подмышкой.

— Проведёшь нас туда, — сказал я.

— Нет! — крикнула она, у меня аж зазвенело в ушах. Попыталась вырваться, но я её держал очень крепко.

— Спокойно, чадо моё, — сказал я. — Посмотри на меня. Ну, посмотри на меня! — приказал я резче.

Она подняла взгляд.

— Я лицензированный инквизитор епископа Хез-хезрона, — сказал я. — Меня зовут Мордимер Маддердин. Многие годы меня учили не только допрашивать людей, не только истинам нашей веры. Меня также учили сражаться. Посмотри сюда. — Я взял в руки её голову и повернул лицом в сторону Смертуха. — Это мой помощник. Солдат и убийца. Убиллюдей больше, чем ты могла бы сосчитать, не то, что представить…

Смертух иронично поклонился, но на его лице показалась лёгкая улыбка. Благодаря этому оно выглядело ещё страшнее, чем обычно.

— И также посмотри на них. — Я показал на близнецов. — Невелики ростом, правда? Но не найдёшь лучших по арбалетам и ножам. Это не мы боимся чудовищ и людей, чадо моё. Это чудовища и люди бегут от нас. И знаешь почему? Не только потому, что мы сильные и обученные. С нами слава и любовь нашего Господа Бога Всемогущего, а также ИисусаХриста, который, сходя в славе с креста Муки своей, мечом и огнём указал нам, как расправляться с врагами.

Не знаю, доходили ли до неё мои слова полностью, но, без всякого сомнения, они её успокаивали. В её глазах уже не было такого безумия, а черты лица разгладились.

— Как тебя зовут, дорогая моя? — спросил я. — У тебя есть какое-то имя, так ведь?

— Элисса, — сказала она, нервно моргая. — Меня зовут Элисса, господин.

— Итак, проводишь нас, Элисса, до деревни. Это ведь недалеко отсюда?

— Несколько миль, — ответила она тихо и огляделась. — Я бежала через лес…

— А сейчас спокойненько пойдём. Посажу тебя на своего коня…

Второй, слыша эти слова, фыркнул глупым смехом и похлопал себя по бёдрам, но я посмотрел на него так, что улыбка погасла на его лице. Близнец отвёл глаза и притворился, что стряхивает что-то со штанин.

— … и поедешь, как дама, хорошо?

— Хорошо, господин, — ответила она.

— Мы будем всё время рядом с тобой, и никто не причинит тебе вреда, понимаешь?

— Да, господин, — сказала она. — Но что мне делать? Что мне делать, если всех убили?

— Кто здешний правитель? — спросил я. — Кто владеет этими землями?

— Господин граф, — ответила она.

— Какой граф? — я вздохнул.

— Граф де Родимонд, — она прикусила язык, чтобы вспомнить.

Я никогда в жизни не слышал такой фамилии, но в этом не было ничего удивительного. Император в последние годы присваивал графские титулы так часто, будто доставал их из шляпы. И сейчас почти каждый владелец замка да пары деревень уже назывался графом, либо лордом, либо даже герцогом. Я сам знавал герцогов, у которых не было денег, даже чтоб купить дров на зиму, но зато они с воодушевлением рассуждали о родовых взаимосвязях и благородном происхождении, хотя дочек с удовольствием выдавали за зажиточных мещан, при условии, что те в должной мере подмазывали золотом. Итак, наверняка, де Радимонд принадлежал к людям именно такого сорта.

— Знаешь, где его замок? — спросил я.

— Отсюда день пути, — сказала она через минуту. — Надо идти вдоль реки.

— Хорошо, — ответил я. — Договоримся так, Элисса. Как только покажешь нам деревню и расскажешь о нападении, мы поедем в замок твоего господина, поскольку он должен узнать о том, что случилось на его землях. И я попрошу, чтобы он нашёл для тебя работу и крышу над головой в замке. Хорошо?

— Ох, спасибо тебе, господин, — воскликнула она с искренней радостью в голосе и прижала мою руку к губам.

Я улыбнулся, ибо люблю людей, способных выказывать благодарность. Погладил её по растрёпанным волосам.

— Тогда поехали, — приказал я и встал с места.

***

До деревни Элиссы мы добрались одним духом. Поселенье лежало у широкой части реки и было типичным для имперского пограничья — территорий не слишком безопасных, слабо заселённых, а зимой навещаемых ордами голодных волков, или, что хуже, оголодавшими медведями (если кто-то был настолько глупым, чтобы будить их от зимней спячки). Дома были крепко построены, сложены из мощных брёвен. Строители вырезали только лишь небольшие оконные проёмы и равно малые дверные проёмы. Видно было, что каждый из этих домов приспособлен к тому, чтобы жители могли без труда защититься от неожиданного налётчика. Как же это отличалось от хаток из дернины и глины, так частых в безопасных окрестностях Хеза, где зимы были мягкими, а епископская Разбойная Стража шеей карала каждого, кто был скор на изнасилования или грабежи.

Трупы лежали повсюду. У колодца и на порогах жилищ. Кто-то пытался убегать к реке и теперь лежал на мелководье, с выпученными, омываемыми волнами глазами. Кто-то другой, видимо, сопротивлялся, поскольку в его руке всё ещё была окровавленная двухлезвийная секира. Ему это ничем не помогло. Две женщины лежали, свернувшись клубком, как брошенное тряпьё, и я видел, что они до последнего пытались защитить детей. Один ребёнок был с оторванной от тела головой, другой прижался к обрубленному плечу матери, а череп ему разбили сильным ударом. Таким мощным, что череп этот был лишь кровавокрасным студнем с торчащими осколками костей и серыми сгустками растёкшегося мозга.

Я многое повидал в жизни. Видел людей, умирающих в пыточных камерах, и людей, зажариваемых на кострах, вдыхающих вонь собственного горелого жира. Видел опустошённые и сожженные деревни. Видел, как карают бунтовщиков и их семьи. Видел изнасилования и резню. Но это зрелище отличалось от всего. Потому что эта бойня не имела смысла.С женщин и мужчин не сорвали ни одежду, ни украшения. Не забрали оружия или инструментов. Я не видел следов изнасилования, допросов иль пыток. Всё указывало на то, что толпа налётчиков ворвалась в деревню и убила жителей лишь ради самого удовольствия от убийства. Им ничего не было нужно из того, что имели эти люди. Также это не было способом наказания их за какие-то провинности. Ведь бунтовщиков наказывают иным способом. Меня удивило лишь одно. Почему тела, на которые мы натолкнулись в лесу, были раздеты, а здесь все трупы оставались в одежде? А может на мужчину и женщину в лесу напали, когда они нагими предавались плотским удовольствиям? И потому мы не нашли одежду? Так или иначе, нападающие не были волколаками. Волколаки никогда не используют оружия. Их убеждённость в том, что они дикие звери, не позволила бы им воспользоваться палкой, секирой или копьём. А на телах убитых я ясно видел колотые, резаные и ушибленные раны.

— Эсса. — Девушка, едущая на моём коне, показала пальцем на женщину, чью голову разбили об облицовку колодца. — Моя подруга. — Она всхлипнула и вытерла нос рукой. — Должна была выйти замуж…

Я сошёл с коня и подал ей руку. Она, было, заколебалась, но потом соскочила. Я видел, что она старается отводить взгляд от трупов.

— Осмотрите тут всё, — приказал я парням. — И докладывайте мне о всякой странной вещи, которую заметите.

— Тут всё странное, — пробормотал Смертух.

Я толкнул дверь одного из домов и заглянул внутрь. В помещении было пусто, только на очаге лежал перевёрнутый котелок. Я кивнул Элиссе.