Слуга Божий

***

Морис Моссель появился на постоялом дворе около полудня. На нём был другой кафтан, на этот раз цвета чистого неба, и новые пулены, но с так же изогнутыми носами, что и предыдущие. Я пригласил его в другую комнату, но он успел ещё бросить быстрый взгляд в спальню и увидеть голые ягодицы сладко спящей Эни.

— Годриг, друг, — произнёс он с теплотой. — Вижу, ты не скучаешь.

— Ага, — ответил я. — Дела делами, а мужские развлечения быть должны.

— И я так думаю, — признал он серьёзным тоном.

Мы сели на стулья, и я разлил вино по кубкам. Чокнулись.

— Есть за что выпить, — сказал он. — Ибо у меня хорошие новости. Я нашёл одного человека, который должен мне услугу, и который имеет счастье быть капитаном прекрасной барки и великолепно знает реку. Заберёт тебя на юг, друг!

— Вот это новость! — обрадовался я. — Вечно тебе благодарен, дорогой Морис!

— Но есть одна проблема… — он сделал паузу.

— Какая такая проблема? — забеспокоился я, но мысленно от всей души зевнув.

— Дело в том, что я должен этому капитану определённую сумму. Небольшую сумму, — оговорился он, махнув пренебрежительно рукой. — Тем не менее, для меня существенную, поскольку я сделал определённые вложения и сейчас не располагаю наличностью…

— Это не проблема. — Я стукнул кубком о его кубок. — Рад буду уплатить твой долг. И сколько же он составляет?

Я заметил короткое колебание, так как, видимо, алчность боролась в моём собеседнике с осторожностью.

— Сто крон, — сказал он, понизив голос.

— Никаких проблем, — заверил я, прекрасно зная, какими будут его следующие слова.

— Плюс проценты, — добавил он и не разочаровал меня. — Двадцать крон.

— Надо, так надо, — произнёс я. — Если этот человек не хочет тебе поверить и продлить долг. А сколько он потребует с меня за наём лодки и команды?

— А-а, как-то договоришься, — сказал он пренебрежительным тоном. — Только не дай себя ободрать, ибо в Тириане полно бандитов и мошенников. Торгуйся, дорогой Годриг, торгуйся изо всех сил.

— Не премину, — я серьёзно покивал головой. — Отдам твоему капитану долг, но сначала я должен осмотреть барку. Достаточно ли она вместительна.

Он, по-видимому, ожидал подобных слов, поскольку не предполагал же, что даже Годриг Бемберг настолько идиот, что отдаст наличные за красивые глаза.

— Конечно, — ответил он. — Встретимся завтра в полдень у капитаната, и я проведу тебя на место. Когда станешь богатым человеком, Годриг, не забудь о друзьях!

— О да, Морис, верь мне, что не забуду о тебе, — сказал я самым дружеским тоном, на который меня хватило.

И была это, любезные мои, самая настоящая из настоящих правд. Я не собирался забывать о Морисе Мосселе и верил, что у нас будет как-нибудь время на длинную и плодотворную беседу. Пока же я проводил его до двери, и мы тепло попрощались. Как настоящие друзья.

Когда я вернулся в спальню, Эня уже не спала, а сидела на постели с озабоченным выражением на лице.

— Я слышала ваш разговор, Мордимер, — она была обеспокоена и серьёзна. — Ведь они убьют тебя первой же ночью…

— Нет, — возразил я, а когда она хотела запротестовать, поднял ладонь, чтобы она замолчала. — Не в первую же, моя красавица. Только во вторую. Первая ночь понадобится для того, чтобы усыпить мою бдительность.

Я сел рядом с ней и поцеловал прямо в губы.

— Ну совсем приятно, что ты беспокоишься, раз тебе заплатят независимо от того, буду я жив или нет.

Она высвободилась из-под моего плеча.

— Ты с ними не справишься, Мордимер, — сказала она, глядя мне прямо в глаза. — Капитан и, по меньшей мере, пять-шесть матросов. Зарежут тебя во сне.

Я улыбнулся и приложил палец к её губам.

— Не бойся, — сказал я. — Обещаю тебе, что вернусь и не раз ещё хорошенько позабавимся. Возможно, будет не так легко, как думаю, но ведь Писание гласит ясно:«Кто облегчает розги, ненавидит сына своего, а кто его любит, по уставу его учит»[122].Поэтому я всегда надеюсь, что Господь прекрасно знает, зачем применяет ко мне розги.

Она приложила ладонь к моей щеке.

— Полагаю, ты знаешь, что делаешь, — сказала она грустным голосом. — Не дай себя убить, Мордимер.

— Не дам, — пообещал я ей. — У меня очень сильное убеждение, что время, когда милостивый Господь призовёт Мордимера Маддердина в свои обители, ещё не пришло, — добавил я шутливым тоном.

Мы провели чудесную ночь (как каждую ночь с Эней, впрочем), и когда незадолго до рассвета я проснулся, она ещё спала, свернувшись в клубочек у стены. Я встал и с тщанием оделся. У меня было два ножа, один, спрятанный за голенищем высоких сапог, а другой, скрытый под накидкой. Я также спрятал в кармане мешочек с шерскеном.

Я посмотрел на спящую Эню и подумал, что есть некоторая вероятность, что я не вернусь из поездки на юг. Не думайте, любезные мои, что Мордимер Маддердин пессимистично смотрит на мир и низко оценивает свои способности. Но в будущее надо смотреть трезво. Как никто другой, я знал, что жизнь человеческая хрупка, а убить человека легче, чем кто-либо из вас мог подумать. Достаточно царапины отравленным остриём, пореза артерии, неудачного падения с высоты, попадания воды не в то горло… Чего угодно. Мы сотворены из очень непрочного материала, но пока осознаём собственные слабости, у нас есть шанс их преодолеть.

Я не хотел, чтобы, если со мной произойдёт несчастье, Эня осталась одна, лишённая средств к существованию. Понятно, что ван Бёэнвальд должен был ей заплатить, но будет ли он таким уж щедрым и скорым тратить денег, когда бедного Мордимера не станет? Я не верил настолько сильно в людскую порядочность, чтобы отдать за неё хоть ломаный сентим. Поэтому я отсчитал двести крон и сложил их на столе двумя столбиками. Королевское вознаграждение за несколько ночей. В случае чего, будет меня тепло вспоминать, хоть я сам не знаю, почему для меня это было важным…

Я вышел, хотя до назначенного времени встречи оставалось ещё много времени. Но мне уже не хотелось сидеть на постоялом дворе, да и где-то внутри меня дрожало странное беспокойство. Такое сильное, что на какой-то момент я задумался, а не бросить ли всё к чёрту и не вернуться ли в Хез. Но Мордимер Маддердин не экзальтированная барышня, ритм жизни которой определяют чувства, страхи и волнения. Поэтому я знал, что должен закончить дело, которое меня сюда привело, независимо от того, какими будут последствия этого решения.