Слуга Божий

Но мне не пришлось вставать самому, ибо матросы дёрнули меня и подняли на ноги. Перед собой я увидел фигуру, которая ранее была только тёмным пятном на фоне леса.

— Игнациус, — сказал я медленно, глядя на невысокого, старого человечка. Капли дождя блестели на его лысине, посреди веночка волос.

— Тот же самый, мой любимый ученик, — воскликнул он весело. — Тот же самый.

— Хорошо связали? — рявкнул он мне за спину, и двое людей, которые меня ранее связывали, буркнули утвердительно.

— Это хорошо, — сказал он, снова обращая на меня взгляд. — Ибо наш друг, Мордимер, очень опасный человек. Он как бешеная крыса. Припёртая к стене, способна броситься в горло даже вооружённому человеку. Разве не так, Мордимер? — Он шутливо погрозил мне пальцем.

— Если уж ты решил сравнивать, мне больше подходит образ росомахи, а не бешеной крысы, — вежливо возразил я.

— Много чести, — засмеялся он. — Но меня радует твоё чувство юмора. Жертвы, приносимые в виде людей сильных, полных жизни и смелых, намного больше радуют Старых Богов…

— Старых Богов? — я фыркнул. — Тех, которые родились в твоей больной голове?

Он смотрел на меня с любопытством, будто наблюдал исключительно интересного червяка.

— Старые Боги, — повторил он и, казалось, что смакует эти слова. — Они существуют, Мордимер. Они ещё не так сильны, какими были, ибо их слава минула с приходом Иисуса и Апостолов. Но они возродятся. Благодаря таким людям, как я, которые приносят им жертвы. И благодаря таким людям, как ты, которые будут этими жертвами.

Я покрутил головой, ибо головой, по крайней мере, я мог двигать. Настолько крепко они меня не связали. На нос мне упала капелька дождя и, щекоча кожу, стекла прямо на губы. Я облизнулся.

— Всё-таки я был прав, Игнациус. Тогда в школе. Ты правильно говорил, что я предчувствовал, что ты сгоришь. Сейчас я в этом более чем уверен…

— Возможно… возможно… — она даже не рассердился. — Никому не ведомо будущее. Но одно есть несомненным, любимый ученик: ты сгоришь сегодня во славу Старых Богов. Ты, в этой плетёной корзине. — Он протянул руку, а я с трудом повернул голову, чтобы глянуть через плечо.

Трое мужчин тащило широкую и высокую, не меньше, чем в пятнадцать футов[124],ивовую корзину. Она была сплетена так, чтобы своими очертаниями напоминать человеческую фигуру, а в середине, как бы в животе этого великана, находилась маленькая клетка. Также сплетённая из ивовых прутьев.

— Твой крик согреет замёрзшие сердца Старых Богов, твой пепел мы высыплем в воды реки. А потом будем пить вино, есть и отдадимся самым изощрённым оргиям. — Его глаза блестели из-под капюшона больным, лихорадочным блеском. — А Старые Боги будут радоваться…

Я позволил себе на глубокий, полный скуки зевок.

— Ты жалок, — сказал я.

— Но живой, — ответил он опять без тени раздражения. — Чего через несколько патеров о тебе сказать будет уже нельзя.

— Бог мой пастырь, — произнёс я.

— Был, — пробормотал он. — Используй лучше время прошедшее. Но может ещё не всё потеряно, Мордимер? Почему бы такому человеку, как ты, не присоединиться к нам? Встать на стороне новой силы, новых повелителей? Жить припеваючи и пользоваться властью?

— Это называешь жить припеваючи? — Я повёл взглядом вокруг. — Эти срамные церемонии? Жертвы, приносимые на пустыре? Каждодневный страх перед слугами Господа? Необходимость скрываться в ночи и под дождём? Если именно этого ты жаждал от жизни, Игнациус, смею заметить, именно этого ты достиг. Я должен тебя поздравить?

Сейчас я его разозлил. Я видел это по судороге, которая мелькнула на его лице, изменяя его на мгновение в отвратительную маску.

— Замолчи! — прошипел он. — Ты даже не знаешь, о чём говоришь! Не знаешь мощи тех, кто вернётся к былой славе.

— Раз они позарились на жизнь бедного Мордимера, то не могут быть ни слишком привередливыми, ни слишком могучими, — издеваясь, сказал я.

Он подошёл ко мне, и в его взгляде я увидел гнев. Ненависть. И немного… уважения? А может зависти?

— Вижу, мы не договоримся, Мордимер, — констатировал он. — Жаль…

— Что ж, ты ведь не думаешь, что я хотел бы жить вечно? — засмеялся я, хотя мне было совсем не до смеха.

Я видел людей, которые всё в большем числе собирались возле костров. Но по-прежнему это не было толпой, ибо, как видно, языческий культ не собрал ещё достаточного числа последователей. Все фигуры были одеты в белые ниспадающие одеяния, напоминающие стянутые у горла простыни. Если честно, любезные мои, это не выглядело слишком серьёзным. Только Игнациус был, по иронии, в инквизиторском чёрном. Однако на его кафтане не было и следа от сломанного серебряного креста.

Среди сектантов я заметил нескольких молодых женщин, разносящих миски с едой, подносы, полные хлеба, и кувшины с вином. Как видно, единоверцы Игнациуса совмещали кровавые, языческие обряды с приятным пикником. Ничего нового, любезные мои. Рассказы колдуний и колдунов о шабашах всегда крутятся вокруг четырёх вещей: приношения жертв, обжорства, пьянства и плотской разнузданности. Несомненно, здесь будет то же самое. Интересно только, сохранит ли жизнь бедный Мордимер достаточно долго, чтобы посмотреть в последний раз на любовные игры… Хотя, учитывая, что на шабашах часто отдавались всевозможным содомским извращениям, может и нечего было ждать.

— Сажайте его в корзину, — приказал Игнациус.

Двое молодых, рослых мужчин подхватили меня подмышки и поволокли за собой. Я и не сопротивлялся, поскольку это не имело никакого смысла. Игнациус был инквизитором и прекрасно знал, какими способностями мы обладаем. Именно поэтому он проследил, чтобы меня крепко связали, и уверяю вас, любезные мои, освобождение от верёвок даже не граничило с чудом. Оно было бы чудом.

Конечно, я всегда мог помолиться моему Ангелу-Хранителю. Но, во-первых, я считал, что Игнациус обезопасился на этот случай, а, во-вторых, я не думал, что Ангел захотел бы придти мне на помощь, даже если бы услышал молитвы. Нечего скрывать: я проиграл по собственной вине и из-за собственной глупости. Я позволил, чтобы Тьма восторжествовала над Светом. И возможно кара, которая встретила бы меня от рук Ангела, была бы горше той, что готовили бандиты Игнациуса.

Мужчины открыли плетёную клетку, впихнули меня в неё и закрыли дверцы. Клетка была тесной и низкой, и сложенный вдвое я едва в ней помещался. Может это и к лучшему, ибо у меня не будет искушения сбежать от пламени, и всё быстро закончится.

— Берегитесь бдительно ложных пророков, — крикнул я во весь голос слова Писания, —которые приходят к вам в одежде овечьей, а внутри есть волки хищные[125],— я заметил, что несколько человек остановилось и начало поглядывать в мою сторону. — Именем Его Преосвященства епископа Хе-хезрона предлагаю прощение всем тем, кто выдаст мне Игнациуса и покается в своих грехах!