Слуги этого мира

– Пока болел, эти вас кормили мясом, – буркнул отец. В его тоне было больше ненависти, чем благодарности. – Я ведь тоже гордая тварь.

Помона ничего не сказала. Ее внимание привлекла сестра, которая подозрительно притихла в прихожей.

– Проклятье, Ида!

Помона кинулась к ней. Девочка размазывала по полу лужицу крови, которая накапала с окорока, пока Помона мялась у порога.

– Я хотел с тобой поговорить, – сказал отец.

Помона застыла на корячках с тряпкой в руке. Она уже вытерла Иду и теперь мыла пол, стараясь не терять непоседу из виду, когда Гектор снова подал голос.

Она выпрямилось, подняв на мужчину настороженный взгляд. Мама притихла. Иногда Помоне казалось, что голос отца чем-то походил на голос Стража: говорил он редко, и чаще – по делу. И когда открывал рот он, его закрывали прочие члены семейства.

– Что случилось?

– Иди сюда.

Чувство тревоги нарастало. Помона, стараясь не глядеть на Гектора, прошла мимо него и сполоснула руки прежде, чем сесть с ним за стол. Он что, узнал, что было сегодня в школе? До него дошел слух о том, что Помона учудила скандал прямо во время урока и схлопотала от Стража наказание?

– Что случилось? – повторила она, опустившись на соседний табурет.

– Это ты мне расскажи, что произошло сегодня с семейством Имдингов? С Ханной и ее женихом Рубеном?

Узкие глаза Помоны, доставшиеся ей от матери, расширились.

– Откуда ты знаешь?

Отец стрельнул взглядом в окно, на Стража, и нехотя приложил палец к губам. Он не боялся бдящих и никогда не понижал голоса, обсуждая их, но в этот раз поостерегся, призвав дочь следовать его примеру. Он вытащил из кармана маленький клочок бумаги, перегнулся через стол и подал Помоне.

Это была сложенная в несколько раз, торопливо нацарапанная записка – приглашение на собрание «Негласного Движения». Кратко была изложена в ней и причина срочного сбора:

Страж уничтожил молодую семью – мой союз с Ханной. Бдящие стали совать свой уродливый нос слишком глубоко в дела человечества. Пора что-то делать.

Помона рассеянно размышляла о том, что никто и никогда не видел носов Стражей, чтобы сказать наверняка, уродливые они или нет, но отец вернул ее с небес на землю, спросив, что она думает по этому поводу.

– Передавший мне приглашение на собрание сказал, что Рубен требует привести тебя как свидетеля, нравятся тебе сборища негласнодвиженцев или нет, – пояснил Гектор и вздохнул. – Ты действительно присутствовала при этом, Помона? Что сделал Страж с голубками?

Ее хотят видеть на собрании! Подумав об этом, Помона едва не разделила с матерью новый вскрик.

– Я не знаю, что видела, – быстро сказала Помона, – и сомневаюсь, что на собрании от меня будет толк…

– Тебе нужно пойти, – сказал Гектор, глядя в ее обескураженные глаза, – и ты пойдешь. Но расскажи сначала мне, что ты видела.

– Папа! Ты ведь и сам на собрания не ходишь, почему я…

– Потому что я за тебя волнуюсь.

Помона осеклась на полуслове и уставилась на отца. Впервые на ее памяти женщине показалось, что на сей раз Гектору держать с ней зрительный контакт стоит больших моральных трудов.

– Помона, послушай внимательно, что я скажу. С тех пор, как ты отказалась посещать собрания, люди в Пэчре стали присматриваться к тебе больше… обычного.

Повисла неловкая пауза – все, кроме Иды, которая ползала по полу и искала под комодом кошку, знали, о чем речь. И несли свою долю вины за то, что их дом обходили стороной.

– На мой взгляд, Рубен еще слишком молод и глуп, но кое в чем он прав: Стражи с годами все глубже лезут в дела людей – туда, куда им соваться однозначно не следует. То, что один из них посмел решать, сочетаться молодым браком или нет – очень тревожный звонок, и я даже не знаю, для кого больше: для людей или для Стражей. Потому что грядут перемены, и только глупец не чувствует в воздухе напряжения.

Помона не чувствовала до этой минуты. Она решительно кивнула, но щеки ее залились краской.

– Сейчас, когда люди на взводе и – я в этом уверен – поставят вопрос о восстании ребром в ближайшие дни, тебе нужно будет четко дать им понять, на чьей ты стороне.

– Папа, ты что! – воскликнула Помона. – Неужели я могу…

– Я знаю, что ты не пойдешь против друзей и соседей, – вздохнул Гектор и нетерпеливо махнул рукой, – но другим ты это словами не докажешь. Все знают, что ты испытываешь к Стражам большой интерес. Очень старательна в школе, задаешь много вопросов, будто пытаешься залезть им под кожу…

– Мне интересно, только и всего! – горячо заявила Помона. Она таращила глаза и прижимала к груди руку, будто могла таким образом заставить отца услышать, что она говорит. – Они так мало говорят о Старом мире, о людях, которые были до нас… Я пытаюсь разговорить их, узнать, на чем все закончилось для предков и с чего все началось для нас. Я пытаюсь добыть полезную для всех информацию, и если люди считают, что я таким образом «перехожу на сторону Стражей», то они просто…

– Помона!

Женщина замолчала и бросила испуганный взгляд на Стража за окном. Она и не заметила, когда ее голос поднялся до крика.

Под суровым взглядом Гектора она бесшумно опустилась обратно на табурет и замерла. Мать от страха вжималась в стену у печи, дыша в кухонное полотенце. Около минуты никто не решался двигаться, пока Ида не встала с пола и не подошла к Помоне.

– Киса где?

Женщина рассеянно пожала плечами и вновь решилась поднять глаза на отца, но тот сидел к ней спиной: повернулся к окну, чтобы удостовериться, что бдящий на посту никоем образом на них не реагирует.

Страж стоял со сцепленными за спиной руками и глядел куда-то вдаль.

– Ты можешь мне этого не объяснять, – заговорил Гек на тон ниже. Помона, глядя на него из-под тяжелой складки, которую образовали брови, приглаживала черные волосы сестры. – Объясняя это мне или чужим, ты только тратишь время. Важно то, что люди видят со стороны: то, как ты ведешь себя со Стражами. Послушайся меня, Помона, и играй по правилам. Сделай все, чтобы люди увидели тебя своим союзником. Они трусливы и не решатся сразу объявлять бдящим войну. Сначала негласнодвиженцы испробуют свои силы на ком-то, кто куда слабее их. И ты – та, кого они смогут обвинить в пособничестве Стражам, – очень удачно подвернешься разъяренной толпе.