Слуги милосердия

И я сказала в ответ:

— Да, доктор. И отправилась ходить туда–сюда по коридорам.

Протез был негибким и глухо стучал при каждом шаге, Двенадцать сопровождала меня, пока я не смогла ходить, не спотыкаясь и не падая.

Я обнаружила «Титанита» в кают–компании, где он сидел за столом с игрой.

— Привет, кузина, — сказал он, когда я неуверенно вошла в дверь. Непросто привыкнуть к повой ноге?

— Это труднее, чем я ожидала, признала я.

Мои офицеры в прошлом лишались конечностей, но их неизменно отсылали для восстановления. И разумеется, если конечность терял вспомогательный компонент, было гораздо проще избавиться от него и разморозить нового. Двенадцать выдвинула для меня стул, и я опустилась на него. Очень осторожно.

— Мне просто нужна практика, вот и все.

— Конечно. — Был ли тут сарказм или нет — я не поняла. — Я просто жду переводчика Зейат.

— Тебе не нужно объяснять, почему ты находишься в кают–компании, кузен. Ты здесь — гость.

Двенадцать принесла мне чашку чаю и один из кексов, что лежали на стойке. Принесла то же самое для «Титанита». Он посмотрел на чай и на кекс и сказал:

— Знаешь, тебе не нужно делать это. Ты могла бы кормить меня скелом с водой и поместить в отсек хранения.

— Зачем бы мне это делать, кузен? — Я откусила кусок кекса. В нем были измельченные финики и корица — рецепт, который особенно нравился Экалу. — Скажи мне, тебя не коробит, когда о тебе говорят как о неодушевленном?

— С чего бы это?

Движением руки я выразила недоверие.

— Кое–кого из моего экипажа беспокоит, что о тебе говорят так, а обращаются с тобой как с личностью. А я зову тебя кузен. Им и в голову никогда не придет говорить обо мне как о неодушевленной. Хотя формально это было бы верно.

— А тебя коробит, когда о тебе говорят она? — спросил «Титанит».

— Нет, — ответила я. Полагаю, я привыкла, что, говоря обо мне, используют то местоимение, которое кажется подходящим тому, кто говорит. Должна признать, я бы обиделась, если бы кто–нибудь из моего экипажа отозвался обо мне как о неодушевленной. Но главным образом — потому что я знаю: они сочли бы это оскорблением.

«Титанит» взял кекс. Откусил. Пожевал. Проглотил. Отнял чаю. Сказал:

— На самом деле я никогда об этом не думал до сих пор, кузина. Но знаешь, что действительно раздражает? — Я знаком предложила ему продолжать, поскольку во рту у меня были кекс и чай. «Титанит» сказал: Что вы называете себя радчааи. Называете это, он обвел рукой вокруг, Радчем.

Я проглотила.

— Полагаю, не могу тебя в этом винить, — ответила я. — Сообщишь мне, где ты находишься, кузен?

— За столом напротив тебя, кузина. Бесстрастно, как всегда, но мне показалось, что я услышала в его словах оттенок веселого удивления.

— Я не могла не заметить, что, когда мы были в Призрачной системе и «Милосердие Кадра» спросил тебя, где ты, ответил нам именно ты, изнутри корабля. Ты не говорил с «Милосердием Калра» напрямую. И в результате мы не могли узнать, как далеко находился «Титанит», и даже гадать о его расположении.

«Титанит» улыбнулся.

— Сделаешь мне одолжение, кузина? Позволишь мне вернуться на базу с лейтенантом Сеиварден?

— Зачем?

— Я не буду встревать, обещаю. Я просто хочу схватить Узурпатора за шею своими руками и задушить ее.

Война, с которой бежал «Титанит» три тысячи лет назад, велась не только из–за спора вокруг политики Анаандер, направленной на экспансию Радча, но также из–за законности ее власти. Или по крайней мере, так я поняла — ведь это произошло за тысячу лет до того, как я родилась.

— Или, если так неудобно, поскольку отнимет много времени, я охотно застрелю ее в голову. При условии, что она будет знать, кто это сделает. Я осознаю, что мое желание бесполезно и не принесет совершенно ничего хорошего с учетом того, что она такое. Но мне так сильно хочется. Я мечтал об этом три тысячи лет.

Я не ответила.

— А, ты мне не доверяешь. Что ж, полагаю, я тоже не стал бы на твоем месте.

Тут в кают–компанию вошла переводчик Зейат.

— «Титанит»! Я все думала и думала, дай–ка я тебе покажу! Приветствую, капитан флота! Вам тоже понравится. — Она взяла со стойки поднос с кексами и поставила его посередине стола. — Это кексы.

— Так, — согласился «Титанит».

Переводчик посмотрела на меня, ожидая подтверждения, и я жестом показала, что согласна с этим.

— Все они! Все кексы! — Она была совершенно восхищена своей мыслью. Зейат смахнула кексы с подноса на стол и сделала из них две кучки. — Вот эти, — указала она на несколько большую горку кексов с финиками и корицей, — содержат в себе фрукты. А эти, — она ткнула в другую кучку, — нет. Понимаете? Прежде они были одинаковы, но теперь они — разные. И смотрите. Вы можете думать я знаю, я размышляла об этом, — что они разные из–за фруктов. И ли из–за не–фруктов, знаете, как может быть. Но смотрите на это! — Она размела кучки и уложила кексы как попало. — Теперь я провожу линию. Воображаемую! — Она наклонилась, положила руку посреди рядов кексов и отмела часть из них в сторону. — Вот эти, — указала она в одну сторону, — отличаются от тех. — Она махнула на другие. — Но некоторые из них содержат фрукты, а некоторые — нет. Прежде они были разными, но теперь они — одинаковые. И по другую сторону линии — так же. И теперь. — Она протянула руку и взяла шашку с игровой доски.

— Без жульничества, переводчик, — сказал «Титанит». Спокойный и милый.

— Я верну ее, — возразила переводчик Зейат и затем положила шашку между кексов. — Они были разные — вы признаете, не так ли, что они прежде были разные? — но теперь они одинаковые.

— Подозреваю, что шашка не так вкусна, как кексы, — заметил «Титанит».

— Зависит от точки зрения, — сказала переводчик Зейат чуть чопорно. — Потому что теперь это кекс. — Она нахмурилась. — Или теперь кексы — это шашки?

— Я так не думаю, переводчик, возразила я. — Ни то ни другое. — Я осторожно поднялась со своего стула.

— Ах, капитан флота, это потому, что вы не можете видеть мою воображаемую линию. Но она реальна. — Она постучала по своему лбу. — Она существует. — Она взяла один из финиковых кексов и водрузила его на игровую доску там, где была шашка. — Видишь, я же говорила тебе, что положу ее на место.

— Думаю, теперь моя очередь, — сказал «Титанит», взял кекс и откусил от него. — Вы правы, переводчик, этот на вкус так же хорош, как и остальные кексы.

— Сэр, — прошептала Калр Двенадцать, которая последовала вплотную за мной, когда я с опаской вышла в коридор. Она слушала весь разговор с нарастающим возмущением и ужасом. — Мне нужно сказать вам, сэр, что никто из нас никогда не назовет вас оно.

На следующий день Сеиварден нашла Экалу в одиночестве в кают–компании.

— Прошу прощения, Экалу, — обратилась она с поклоном, — я не хотел занимать время твоего перерыва, но корабль сказал, что у тебя может найтись минутка.