Слуги паука 2. Пленники паука

— Не повезло.— Мэгил пожал плечами.

— Да, не повезло,— согласился киммериец,— но меня не покидает странное ощущение, что все происшедшее не случайно. Мелия, единственная из всех, вела себя разумно и осталась жива.

Конан не привык говорить подолгу и теперь, когда возбуждение, вызванное нахлынувшими воспоминаниями, улеглось, вновь замолчал.

Мэгил стоял отвернувшись. Он смотрел на дом, слушал рассказ спутника и думал о своем. Конан давно закончил говорить, а Мэгил все стоял, словно прислушиваясь к чему-то, что слышал только он.

— Я чувствую отзвук страшной трагедии, разыгравшейся здесь. Эти стены хранят боль и страх, а может быть, и еще что-то. Не знаю.— Он обернулся.— Ты не мог бы подождать еще немного, пока я подготовлюсь? Мне не хотелось бы соваться внутрь просто так.

Конан кивнул:

— Я прогуляюсь вокруг.

— Отлично! — Жрец явно обрадовался тому, что Конан не станет мешать ему.— Не задерживайся нигде специально, но и не торопись, и когда ты вернешься, я буду готов. Конан пошел вдоль стены. Окна первого этажа были зарешечены и забраны ставнями, окна второго защищали ажурные кованые решетки, но ставен на них не было, окна третьего не были защищены ничем. Видимо, высоту строения посчитали достаточным препятствием для злоумышленников. Киммериец прошел вдоль стены и, свернув за угол, увидел огромное окно с высаженными стеклами. Это окно, единственное из всех на первом этаже, не было закрыто ставнями, скорее всего, из-за размеров. Оно впрямь было огромно и протянулось на десяток локтей вдоль фасада и в высоту до перекрытия второго этажа.

Стекол так никто и не вставил.

Это было неудивительно — времени прошло мало, а забот сразу навалилось, хоть отбавляй. Погибли трое молодых людей, и все они принадлежали к шадизарской знати.

Поначалу предстоящие похороны начали стремительно превращаться в скандал, особенно когда родители молодого Эмерика потребовали объяснить, куда делось тело их сына, а родные Фабиана не верили глазам своим, когда вместо молодого богатыря, пусть и мертвого, увидели сморщенного столетнего старика. Впечатление усиливалось тем, что рядом лежало обнаженное тело прекрасной юной девушки, дважды проткнутое мечом.

Кто-то из родственников сгоряча все попытался объяснить злонамеренными действиями Конана, известного шадизарского вора. Это заявление прозвучало настолько абсурдно, что не нашло никакой поддержки у остальных, понимавших: что бы ни делал киммериец в доме и будь он хоть трижды вором, но не он же превратил Фабиана в ссохшуюся мумию!

К тому же Мелия заявила, что он к этому непричастен. Фабиан перед смертью убил ее сестру, а виноват во всем Эмерик, случайно наткнувшийся на книгу заклинаний, о которой они не имели ни малейшего представления. Он прочел одно из них и поплатился за это жизнью.

Рассказ получился путаным, и поначалу никто не хотел верить в него, но Мелия убедила всех, что она такая же жертва, как и прочие, которой лишь стараниями Конана удалось остаться в живых, и она не может объяснить того, чего сама не понимает.

Конан знал еще меньше. Он лишь дрался с монстрами, о происхождении которых понятия не имел.

— И победил их! — иронично заметил кто-то.

На что Конан демонстративно пожал плечами и просто ответил, что внезапно вспыхнувшая заря освободила оставшихся в живых от этого кошмара, а поскольку приглашенный кем-то жрец Митры тут же громко воздал хвалу всепобеждающей силе Подателя Жизни, то никто не осмелился оспаривать его утверждения.

Понемногу все успокоилось.

Как это ни странно, но Фабиана, несмотря на морщины и прочие необъяснимые изменения, сразу узнавали все, кто видел, так что в этой части подлинность рассказа Мелии никто не подвергал сомнению.

Раз так, то поневоле пришлось поверить и в остальное. Однако, поскольку происшедшее было настолько странным, что вызвало бы неизбежные толки, тела предали огню тайно и быстро. Теперь никто уже при всем желании не смог бы выразить ни удивления, ни сомнений в истинности слов Мелии, не говоря уж об обвинениях в занятии колдовством, чего семья Фабиана опасалась более всего!

О странной быстроте и скомканности похорон поговорили немного и перестали, поскольку пища для языков оказалась скудной и не давала возможности измыслить хотя бы мало-мальски интересную сплетню. Любителям перемывать кости знакомых поневоле пришлось успокоиться, хотя и с мучительным сожалением о чужой тайне, не давшейся в руки.

Конан и сам не заметил, что остановился, припоминая прошедшее, и давно стоит, хотя Мэгил и просил его не задерживаться. Он ускорил шаг и свернул за угол. Под ногой его вновь хрустнуло стекло. Киммериец поднял голову. Два окна на уровне третьего этажа оказались выбитыми. Он усмехнулся, припоминая, как героически пытался выбраться. Впрочем, это было не то окно. Он всего раз ударил по нему, рама треснула, но осталась на месте. Здесь же дерево было измочалено, словно его жевали.

Это было чуть дальше от лестницы, в глубине коридора, где им наконец-то удалось избавиться от Незримого. Вновь Конан поймал себя на том, что невольно остановился. Да… Память… От нее никуда не деться. Он прибавил шагу и последний раз повернул.

— А я уж собирался искать тебя! — Мэгил улыбнулся.

— Подготовился? — спросил Конан лишь для того, чтобы сменить тему: меньше всего ему хотелось бы сейчас пускаться в объяснения, вслух повторяя то, что успело пронестись в мозгу.

— Вполне.

Улыбка вольного жреца сделалась еще шире, и Конан отчего-то подумал, что товарищ его прекрасно понял все и без слов и даже в душе добродушно подсмеялся над ним, но варвар, вместо того чтобы рассердиться, лишь улыбнулся в ответ. Мэгил кивнул, давая понять, что понял и это, и согласен с молчаливыми ответом киммерийца.

— Хорошо, что Кром дал тебе мужское тело,— неожиданно изрек варвар и отвернулся, прикидывая, что лучше — отпереть дверь или войти через выбитое окно с другой стороны дома.

— Митра.— Жрец назидательно поднял вверх указательный палец.

— Что Митра? — не понял киммериец.

— Митра дал тело,— пояснил жрец.— И это действительно хорошо. Мне оно нравится. Но я не вполне понял тебя.

— Жена, угадывающая мысли мужа…— Конан покачал головой.— Мало кому такое придется по вкусу!

— Ах, вот ты о чем! — Мэгил рассмеялся.— Но успокойся: я ведь говорил, что мне надо приготовиться. Я не могу быть таким постоянно.

— Так ты что, занимаешься колдовством? — Северянин подозрительно покосился на своего товарища.

— Ага! Ты не любишь колдунов! — Его спутник вновь рассмеялся.

— А кто их любит? — проворчал Конан, впрочем, вполне миролюбиво: как бы там ни было, а Мэгил ему нравился.

— И совершенно напрасно,— уже серьезно сказал Мэгил киммерийцу.— У тебя вот за спиной тяжелый двуручный меч. Скажи-ка мне по совести: сколько жизней можно им загубить, попади он в умелые руки? А можно и спасти немало людей, если владелец его решится встать на пути зла.— Он замолчал, испытующе глядя на варвара, но тот не торопился с ответом.— То-то и оно. Все зависит от рук, принявших оружие, и неважно, острая ли то сталь, что весомым аргументом покоится за спиной, или способы применения силы, невидимой невооруженным глазом.