Слуги паука 2. Пленники паука

— Дерьмо! Он отбросил обломки в сторону.

— Успокойся, Конан! Видя, что киммериец собирается броситься прочь, бежать неведомо куда, Мэгил схватил его за руку: — Прошлого не воротишь, но грядущее зависит от настоящего, которое творим мы своими поступками! Успокойся! Нельзя действовать необдуманно, ибо ошибка непоправима!

— Он прав,— Тушка потрепал друга по плечу,— согласись, пока ведь все идет нормально, а понадобится, так пойдем и передавим этот клоповник! Как его — Йезуд?

Молодой варвар начал успокаиваться.

Кирим, ни слова не говоря, принес новый кубок и собственноручно наполнил его. Конан выпил и, казалось, окончательно успокоился.

— Хорошо, ты меня убедил. Им нужно тело, в которое можно вселить душу, но зачем такие сложности? Взяли бы любую рабыню. Быстро и никаких хлопот.

Мэгил прожевал кусок и запил вином. Довольный тем, что удалось успокоить вспыльчивого киммерийца, он не спешил с ответом, давая ему дополнительное время успокоиться.

— Не все так просто.— Он сыто вздохнул.— Многие думают, что колдовством можно легко добиться чего угодно. На самом деле все гораздо сложнее.

— Кром! — воскликнул киммериец, однако на этот раз вполне миролюбиво.— Да ведь ты недавно говорил совсем иначе!

— Да,— кивнул жрец,— вселить можно любую душу в любое тело, но не удержать в нем против воли! — Он назидательно поднял указательный палец.— Не забывай о том, что душа несет в себе отпечаток, как бы образ тела, и если новое тело — это тело сестры, настолько похожее на твое, что ты, очутившись в нем, не замечаешь разницы, то ты не заподозришь подвоха, а значит, у тебя и не возникнет желания покинуть его.

— Да разве душа Зиты не помнит, что с ней произошло, и не знает, что тело ее безвозвратно умерло и предано огню? — возразил северянин.

— Боюсь, что так,— вздохнул жрец.

— Не понимаю, — пожал плечами варвар.

— Тут все несколько сложнее.— Он вновь принялся теребить себя за губу, как делал обычно, когда не мог с ходу найти подходящий ответ.— Душа Зиты, соединившаяся с душой Памелы, скована силой Талисмана, и где-то там в таком же состоянии находится Незримый. Они как бы отрезаны от внешнего мира и погружены в сон,— он поморщился, словно сказанное не вполне соответствовало его мысли,— они как бы умерли на время, их души вморожены в Талисман — не знаю, как сказать точнее. Но могу тебя уверить, что Зита не знает о том, что происходит в мире, равно как и Незримый.

— Ну, хорошо, а дальше?

— Извлеченная из Талисмана душа сразу окажется в теле Мелии. Жрецы позаботятся о том, чтобы все прошло гладко, а для этого нужно освободить тело Мелии от собственного я непосредственно перед вселением в него нового хозяина.— Он вздохнул.— Я думаю, что обряд будет длительным и болезненным, ведь если не удастся подавить волю Мелии страхом, все может сорваться.

— Хорошо, но ты не ответил на мой вопрос.

Мэгил вновь потеребил себя за губу:

— Я представляю это так. Когда жрецы освободят душу Зиты, она некоторое время будет не способна трезво оценить ситуацию.

— Как так? — не понял Конан.

— Она очнется, словно от глубокого сна, понимаешь?

Так возвращаются из страшного мира, навеянного чарами: черного лотоса. Ей понадобится какое-то время, чтобы окончательно сбросить дурман и понять, что происходит.

— Сколько на это потребуется времени?

— Не знаю,— Магия пожал плечами,— но это и не важно.

— Что ты имеешь в виду?

— Жрецы Затха тоже знают об этом и наверняка примут меры для того, чтобы не выпустить ее из этого состояния. Одурманенная душа Зиты вселится в тело Мелии. Она будет живой, но как бы полупьяной. Возможно, непосредственно перед тем, как принести в жертву, ей вернут ясность мысли, но не раньше, чем в последний миг, когда спастись уже не будет возможности.

Он замолчал. Молчал и Конан. То, что он услышал, сильно не нравилось ему. Получалось так, что если теперь они потерпят неудачу, то он не просто потеряет любимую женщину. Мир получит ожившего бога-паука! Останется плюнуть на все и отправиться в место, неподвластное ему…

Если такое отыщется!

— Значит, если мы позволим выкрасть Мелию…

Он посмотрел в глаза вольного жреца, не зная, как договорить то, что хотел сказать, то, что чувствовал в глубине своей дикой души и что не мог выразить словами. Перед глазами его маячил призрак грядущего конца света, перед которым Большая Катастрофа, о которой он что-то слышал вскользь, покажется блаженным отдыхом от воцарившегося кошмара!

Конан не сказал этого, не знал, как сказать, но Мэгил прочел невысказанное в глазах киммерийца.

— Я не знаю, что ответить тебе, северянин. Никто не ведает, что ждет нас, пожалуй, кроме жрецов Затха. Я знаю лишь, что они надеются оживить своего бога-паука. Не спрашивай, возможно ли это, но раз они не расстались с этой идеей за десять пролетевших веков, значит, надежды их не беспочвенны, и о том, что будет, если их план удастся, я предпочитаю не думать.

Вновь воцарилось мрачное молчание. Киммериец посмотрел на Зула, на Тушку.

— Что скажешь, Акаяма?

Он нечасто обращался к приятелю по имени, и сейчас был один из тех редких случаев.

— В моем мире поклоняются дракону. Дракон силен и мудр. Он может быть благороден, может быть коварен. Дракон способен на все! Но паук лишь пьет кровь. От бога-паука я не ожидаю ничего хорошего!

— Ты что скажешь, Зул?

— В моих краях поклоняются многим богам, и кое-кто из них будет похлеще паука! — Он равнодушно пожал плечами.— Я отношусь к этому спокойно, потому что у нас божки, не боги. Каждый из них имеет силу в лесу, в озере, на болоте — там, где живет племя, поклоняющееся ему, приносящее ему жертвы. Они не имеют силы на чужой территории. Здесь все иначе, и я согласен с Акаямой.— Он помолчал, и глаза его грозно сверкнули.— Я еще скажу. Моего брата лишили души… Можешь рассчитывать на меня.

Жрец же думал о своем:

— Плохо, что их двое, каждый силен и действуют они сообща.

— Вот это новость, клянусь Белом! А мы-то этого и не знали!

— Не злись, Конан. Я просто пытаюсь размышлять.

Мэгил примирительно взял его за руку. Киммериец посмотрел в глаза Акаяме и тот кивнул.

— Ладно, хоть кто-то что-то пытается сделать! — Он бросил в рот финик и замер, словно пораженный внезапной догадкой.— Слушай,— обратился он к жрецу,— может, это и не так плохо, что их двое?

— Что ты имеешь в виду? — не понял его Мэгил.

— А ведь он прав,— кивнул Зул, соглашаясь с невысказанной другом мыслью.

— Клянусь ядовитыми клыками Сета, мы стравим этих ублюдков!

— Верно! — обрадовался Мэгил.— Каждый выигранный день может оказаться решающим! Вот только как это сделать?! — Жрец с надеждой посмотрел на Конана и протянул ему финик.— На-ка съешь, может, еще чего придумаешь.

Конан принялся задумчиво жевать, и внезапно его разобрал смех. Он начал смеяться и, подавившись, закашлялся. Зул хлопнул его по спине, и косточка, вылетев, угодила прямо в горшок для костей, стоявший в углу. В горшок для сливовых косточек. Киммериец вспомнил Лисенка, и его разобрала злость, но он подавил ее.